Светило малое для освещения ночи - читать онлайн книгу. Автор: Авигея Бархоленко cтр.№ 62

В палате хрипела непросыпающаяся плоть. Лушка повесила полотенце на батарею — по зимней привычке. Постояла, прислушалась то ли к себе, то ли к страждущему храпу. И поняла, что деваться некуда, придется подойти к этой несчастной женщине.

Подошла и долго слушала вблизи. Смотрела, как перекатывается, вздуваясь от очередного вдоха, тучный живот, на котором не могли сойтись полы халата, смотрела на заплывшие подушечные колени. Женщине было душно, одеяло, которым утром прикрыла ее санитарка, было сбито в ноги. Говорили, что женщина спала третью неделю. Ее кое-как расталкивали для еды, она сама раз в сутки карабкалась в туалет и неизменно засыпала на толчке, и обратно ее тащили под руки, а она уже храпела.

Ничего из своего смотрения Лушка не вынесла. Не шевельнулось ни догадки, ни намерения, и из бабкиной практики не явилось подходящего. Перед ней содрогалась в сумерках перепутья страждущая плоть. Сумерки были понятны, плоть — нет.

Лушка села на соседнюю кровать. Отключилась от всего, что имело к женщине отношение. Не заметила крадущихся за ложками-кружками двух недавно — нет, уже очень давно — предавших ее бабенок, не заметила времени обеда и времени после него, она сидела, не думая, в приостановившемся сознании, неведомо для себя медленно погружаясь в структуру другого человека, иногда повторяя чужие движения, в горле и легких у нее что-то сдвигалось и стало напрягаться и наконец уплотнилось до звука, странного хриплого звука — примитивного отголоска мощных аккордов неправильно работающего рядом организма.

И теперь, сохраняя в себе ощущение границ чуждого тела, надо не заснуть, как спит оно. Нельзя заснуть, а то в палате захрапят двое.

Она поняла, что нельзя расшириться до полного совпадения, и начала, осторожно отделяясь от чужих глубин, вбирать в себя свое увеличивающееся пространство, ощущая громоздкую тяжесть своего разжиревшего живота и набухшие от ядовитых соков колени и плечи, негибкие руки и неповоротливую шею, притесняющую горло, и душную сонливость, искажающую предметы и голоса, сквозь которую беспомощно просвечивает чужое покорное сознание. Вернувшись в собственные пределы, она еще долго не могла окончательно отделиться от расплывшихся чужих, томилась от распирающей тяжести и очень хотела уснуть.

Опять пришли за ложками, потом потухло окно, потом стало светлеть и озаряться востоком, соседки встали с одной кровати и, испуганно оглядываясь, пошли умываться, а Лушка обнаружила себя сидящей на чужой постели и сторонне определила, что ее не решились или не смогли согнать и что, похоже, начался новый день.

Тучная женщина, пытаясь нащупать в воздухе опору и не открывая глаз, вдруг села. Лушка поняла, чего ей надо, потому что ей самой понадобилось то же самое. Она водрузила руку женщины на свои плечи, почти стащила с постели и едва удержала раскачивающуюся тушу. Но женщина, не в силах совсем выйти из сна, всё же старалась, и они с риском для себя и встречных добрались до туалета.

Возвращаясь мимо ванной, Лушка неожиданно для самой себя развернулась в новом направлении. Баба находясь в полусознании, пыталась что-то сказать, но понять ее было невозможно. Лушка решила бормотания не слушать и стащила с женщины халат и рубаху, разделась сама, приказала по мере сил не качаться, потому что пол скользкий, и если они грохнутся, то наверняка что-нибудь сломают в себе и в кранах, и до отказа отвернула душ. Ни горячего, ни теплого в душе привычно не имелось, прошивало осенним дождем в зимний мороз, белая кожа женщины вздрагивала как у лошади, словесные попытки усилились, женщина стояла почти твердо.

Сосредоточенная на том, чтобы не уронить подопечную, Лушка ни на что не отвлекалась. Кто-то вроде бы около ходил или стоял, вроде белый халат или даже два, вроде голос вчерашней врачихи и как бы псих-президента, но что бы делал псих-президент в бабьем душе; вроде бы от Лушки что-то требовали и что-то советовали, а она в постороннее не вникала, а томила белую бабу под секущими струями до собственного изнеможения, баба, похоже, продолжала спать, но хоть не храпела. Лушка осторожно, как ребенка, не умеющего ходить, вывела ее из бездверной кабины, кое-как напялила на нее и на себя минимальные одежки и поволокла доставшийся груз в комнату. Показалось, что обратный путь был несколько легче начального.

Поправив постель, Лушка собрала в изголовье подушки со всех кроватей и водрузила на них начавшее дрожать тело.

Всмотрелась в дело рук своих. Спросила:

— Ты спишь?

Ответ был неразборчивый, для отрицательного слишком длинный. Женщина дрожала все сильней.

— Ладно, — сказала Лушка, снова ее раздела и начала растирать сухим полотенцем.

Работа была вполне каторжная, но Лушка терла и терла, давно перешагнув все пороги усталости. Белая кожа стала малиновой. Доведя все доступное до равномерной окраски, Лушка закончила процедуру жестким массажем — этому ее научил когда-то давно, очень давно, совсем не в этой жизни, Мастер.

Лушка выпрямилась. Прикрыла чужое, почти ставшее своим тело простыней. Определила:

— Если хочешь спать — спи. Но не вздумай храпеть.

Женщина вдруг открыла глаза. Глаза были голубые, как весенние небеса. Лушка смотрела, не мигая. Женщина внятно спросила:

— Сестричка?

— Нет… Я тоже тут.

— Тогда сестренка будешь.

Весенние небеса закрылись.

Опять заблудится, с тоской подумала Лушка. Спросила на пробу:

— Зовут как?

— Клавдя… — ответило закрытое лицо. — Бабка Клаша…

— Какая же ты бабка? — обрадовалась Лушка. — Молодая совсем.

— Сорок уж… — застыдилось лицо. — Сорок… Сорок…

Она все-таки заснула. И храпела не меньше, чем прежде. Лушка на это не обратила внимания. Она опять села на соседнюю кровать. Опять наступила тишина, а свет стал приглушенным и беспредметным, а время вязким.

— Гришина, к тебе пришли! — крикнул кто-то, просунувшись в дверь.

Лушка не шевельнулась.

Время густело, обретая цвет сумерек. Недовольная санитарка принесла ужин.

— Куда ее кормить! — проворчала она, ставя на тумбочку пшенную кашу и чай, похожий совсем на другое.

Клавдия всхлипнула и испуганно села на кровати. Оглядела пустую палату. Вернулась взглядом к Лушке.

— Так и сидишь? — По круглому плотному лицу покатились круглые плотные слезы.

— Сама проснулась… — всхлипнула Клавдия.

Лушка осторожно выпрямилась. Она не чувствовала своего тела. Клавдия посмотрела на тумбочку:

— Это мне?

— Нет! — отрезала Лушка.

Клавдия стыдливо отвернулась. Робко спросила:

— Мне встать?

— Встань, — согласилась Лушка.

Встала. Без особых проблем. Только живот мешал.

— Сходить, может?

— Сходи.