Грот в Ущелье Женщин - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Ананьев cтр.№ 2

После недолгих словопрений определили место: губа Ветчиной крест. Бревен там больше, чем в других губках. Далековата она, миль семь, зато на малой воде оголяется бухта более чем до половины. Вот и разработали такой план: высаживаемся в губе на средней воде, а пока она отливает, разбираем завалы, отделяя самые лучшие лесины, на малой же воде сбиваем из них плот посредине губы. Прикинули – до прилива успеем.

На следующее утро взялись за дело. Но как частенько бывает, теория с практикой не всегда уживаются, особенно когда дело новое. Тут каждый и рационализатор, и непререкаемый знаток. В общем, едва мы успели. Уж вода подступила, когда мы последний гвоздь вбивали, последнюю петлю веревкой вязали. Зато плот сделали по новейшему образцу – сигару. По утверждению заставских знатоков, она самая надежная для транспортировки по морю. Девятибалльную штормягу выдержит. А тут – полный штиль. Без помех дойдем.

Только не зря же есть мудрое предостережение: не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Мили две отошли от Ветчиного креста, обогнули Островные кошки, и тут потянул ветерок. Так себе, всего балла два. Но встречный, вдоль салмы. И волны-то почти никакой. Только рябь. А сигара наша удлиняться начала. Потом смотрим, выскользнуло одно бревно, за ним второе, третье. Один выход – заново крепить плот. Благо, гвозди и веревка остались.

– Самый малый, – приказываю мотористу ефрейтору Нагайцеву и объявляю всем остальным: – Подтянем плот к борту и еще раз укрепим бревна.

Легко сказать – укрепим. А как исполнить желаемое? В каждое бревно нужно вбить гвоздь, не плотно, чтобы можно было накинуть на него петлю и натянуть веревку к другому гвоздю – вот так, бревно за бревном. Часа на два работы. Но не бросать же плот. Забиваем мы гвозди, петляем веревкой, а она толстая, чуть гвоздь лишку вколотил, не держит, соскальзывает, а тут еще и волна повыше стала; все мы вымокли и порядком устали, и немудрено, что никто не заметил, как пеньковый буксир сполз за борт. Спохватились, когда уже было поздно, когда его вдруг стремительно потянул вниз, а мотор натужно завыл. Поняли: буксирный канат наматывается на винт. Ногайцев кинулся к мотору, заглушил его, и сразу стало непривычно тихо. Только волны плескали по борту катера и по плоту.

Ногайцев перегнулся через корму, долго смотрел вниз, а мы, бросив работу, ждали, что он скажет. Катер тем временем начало сносить на Островные кошки, где море пенилось и бурлило.

– Мотков десять, – распрямившись, угрюмо сказал Ногайцев. – Багром попробую сбросить. А то придется лезть в воду.

Минут пять возился Ногайцев, прежде чем смог снять одну петлю с винта. Стало быть, нужно около часа для полного освобождения. Не успеет, на рифы снесет раньше. Я уже стал намечать, кто за кем станет спускаться к винту в студеную воду, сам определил себя вторым, за Ногайцевым, но тут мы увидели нашего «охотника». Полным ходом шел он за островами.

– Ракетницу! – крикнул я, боясь, что корабль скроется за следующим островом и не увидит нашего сигнала, но тут же ругнул себя за несдержанность и приказал уже совершенно спокойно: – Дайте сигнал «спешите на помощь».

Но прежде, чем солдаты достали ракетницу из носового рундука, корабль резко лег на левый борт и пошел между островами к нам.

– Капитан 3-го ранга Конохов! – обрадованно воскликнул Ногайцев. – Порядок!

– Почему именно он? – удивился я, не понимая, по каким признакам так уверенно определил моторист. Все «охотники» одинаковы, а бортового номера еще не различить

– Кто, кроме него, без сигнала поймет, что мы в беде? – вопросом ответил мне Ногайцев. – Кто, кроме его рулевых, так лихо на новый курс ляжет?

И в самом деле, к нам подходил корабль Конохова. Сам командир стоял на мостике. Мягко подвел корабль к вельботу и крикнул:

– Что, пехота-кавалерия, в одном конце запутались? Это вам не веревка. Давай все на борт. Отогреваться. Вячеслав, и ты, горе луковое, давай сюда.

– Не уйду с катера, – буркнул в ответ Ногайцев.

– Ишь ты, обиделся… А катер кто блюсти должен? Старший лейтенант, что ли? Так он недавно только с седла слез. Говорю, давай сюда, значит – слушайся.

Подчинился Ногайцев, полез по штормтрапу вслед за нами.

– Вот так – лучше, – удовлетворенно проговорил Конохов, затем спросил меня: – Решил дровишками запастись? Давно говорю, сподручней заставам дрова заготавливать самим. Без надрыва. И не осина гнилая по берегам.

– Не дрова, – ответил я. – Стрельбище переоборудовать приказано.

Я тогда еще не мог оценить всей выгоды, которую несет предложение Конохова. Скользнули мимо слова «без надрыва», и все. Вспомнил я о них через месяц, когда в салме бросил якорь логгер с дровами для заставы и дал радиограмму, чтобы разгрузку мы провели за двое суток.

– То причал, теперь – стрельбище, – с явным одобрением проговорил Конохов. – Как муравьи. И ты все с ними. Личным примером? Лучшие традиции комиссаров?

– Скорее, чтобы познать море. Чтобы на вельботе чувствовать себя, как в седле, – ответил я и не удержался, чтобы не добавить: – По конному спорту, между прочим, у меня первый разряд.

– Курс выверен, – раздумчиво сказал он и вдруг спросил: – Пойдешь ко мне замполитом?

– К чему такие разговоры? Каждому свое: моряку – море, кавалеристу – седло.

– И то верно. Пошли, старшой, пить чай, – пригласил он и, не ожидая согласия, пошагал в кают-компанию.

Когда кок поставил на стол в тяжелых подстаканниках стаканы, до краев наполненные приятным на цвет, как червонное золото, чаем, командир, энергично отхлебнув глоток, спросил:

– В шахматы, старшой, играешь?

– Приятно посидеть за доской.

– Жаль, нет времени. Ребята вмиг управятся. Ну, ничего, в другой раз. Поглядим, что стоит кавалерия?

Не успели мы допить чай, как в кают-компанию вошел вестовой и доложил:

– Товарищ командир, винт у вельбота чист, плот укреплен.

– Мотор проверили?

– Так точно, товарищ командир. Механик сказал: как часы. Катер в порядке. Как у нас на корабле.

Эти слова Конохов воспринял с явным удовольствием, а потом, на палубе, крепко пожал руку Ногайцеву и похвалил его:

– Молодчина, Вячеслав. Не зря тельняшку под солдатской робой носишь. Не зря.

Ногайцев смотрел на Конохова влюбленно. Его белесые брови были вздернуты, глаза широко раскрыты, а на лице, казалось, застыло восторженное умиление. Эта восторженность осталась на лице Ногайцева, когда он спустился в вельбот и подошел к работающему двигателю. В порыве нахлынувших чувств погладил он горячий металл, проговорив, вроде бы самому себе:

– Как отец. Вот это – человек!

Позавидовал я тогда Конохову.

Больше мы с ним не встречались. И вот сегодняшнее утро. Почти месяц, как я находился на учебном пункте. Что твоя белка в колесе. С подъема до отбоя. А когда солдатики-юнцы уткнут стриженые головки в подушки, время наступает садиться за конспекты, готовиться у завтрашним занятиям. Утром же приходится вставать раньше солдат, чтобы успеть к подъему во взвод. Нагрузочка та еще.