Примкнуть штыки! - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Михеенков cтр.№ 16

– Сержант, идите в свой взвод. Готовьте людей к бою.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите спросить?

– Спрашивайте.

– Мы снова атакуем?

– Да. Скоро начнём. Как вели себя в бою курсанты вашего отделения?

– Очень стойко, товарищ старший лейтенант, – снова отчеканил он.

– Каковы потери?

– Потерь нет.

– Молодцы.

Воронцов молча повернулся и пошёл к опушке леса, где в кромешном снегу маячили знакомые фигуры курсантов второго взвода. Там, похоже, раздавали сухари или патроны. Он сделал несколько шагов, подгоняемый мыслью не опоздать под раздачу, и вдруг почувствовал, ощутил всем телом, каждой своей живой частичкой, как сильно он устал. Хотелось лечь прямо на снег, свернуться калачиком, укрыться шинелью от холода, страха и от всего обезумевшего мира и хоть немного поспать. Отдохнуть. Хоть минутку сна, после чего наверняка станет намного легче переносить всё это. Страха не было. Была усталость. Просто усталость. Усталость… Но разве можно лечь, хотя бы и в снег? Ведь это только мечта, которая, конечно же, как и любая другая большая мечта, никогда не сбудется. Сейчас начнётся новая атака. Снова побежим. Будем стрелять. И Воронцов опять подумал об убитом немце. Надо было хоть что-то взять у него. Автомат или какую-нибудь вещицу. Ведь это его немец, и он имеет на это полное право. Право победителя. Ещё не поздно вернуться. Воронцов оглянулся и увидел, что над убитыми склонились какие-то люди. Он сразу догадался – десантники. Они вышли из оврага и осматривали подбитый танк, обгоревшие грузовики и убитых. Возвращаться сразу расхотелось. Ноги совсем не двигались. «Что со мною, – подумал он. – Уж не ранен ли?» Он стал осматривать себя, торопливо ощупывать грудь и живот. Но накатывало какое-то тоскливое безразличие к себе, к окружающему миру. «Провались всё к черту…» И в это мгновение тяжёлая и мучительная волна всколыхнулась изнутри, скрутила тело непреодолимым спазмом. Воронцов попробовал ухватиться за берёзу, но его влекло к земле, он нагнулся и, стараясь, чтобы никто не увидел его внезапного недомогания, упал на колени. Винтовка сорвалась с плеча, брякнулась рядом, каска с расстёгнутым ремешком вместе со сползшим потным подшлемником упала в снег, откатилась к ногам.

Его рвало так, что он какое-то время даже не мог сколько-нибудь овладеть собою. Позывы следовали один за другим, скручивали железными судорогами и сдавливали его тело, опустошали, делали слабым, дрожащим, жалким. Потом сразу всё прекратилось. Он машинально утёрся рукавом шинели и вспомнил, что в кармане гимнастёрки есть носовой платок. Рывком расстегнул на груди пуговицы, достал белый, аккуратно сложенный платок, развернул его и поразился идеальной белизне его. Платок был довоенным, чистым и хрустящим, как снег. До войны всё было таким, как этот платок, а теперь вот настал и его черёд. И Воронцов пожалел его и, аккуратно свернув дрожащими закоченевшими пальцами, сунул обратно в карман. Отвинтил крышку фляжки, ополоснул рот, сделал несколько осторожных глотков. Вода прижилась. Она даже не вздрогнула в нём. И тогда он жадно припал к фляжке.

– Эх, Воронцов-Воронцов! Вон сколько харчей попортил! – услышал он над собою голос помкомвзвода Гаврилова.

Вот уж с кем Воронцову сейчас не хотелось бы встретиться. Но именно старший сержант Гаврилов стал свидетелем его внезапной слабости.

Грубоватый, не стеснявшийся своей солдатской простоты даже в присутствии офицеров, с лихвой хлебнувший порохового дымку ещё во время летних боёв, он пользовался неизменным авторитетом не только в Шестой роте, но и во всём училище. В конце августа Гаврилов подал рапорт на имя начальника училища генерал-майора Смирнова с просьбою при первой же возможности отправить его, бывалого бойца Красной Армии, на фронт. Так и написал: «Прошу при первой же надобности отправить на фронт в действующую армию…» Потому что знал – надобность была: в те дни шли упорные бои под Смоленском и на ельнинском выступе. И туда, под Ельню и Дорогобуж, спешным маршем гнали наспех сформированные ополченческие дивизии. А для них нужны были кадровые командиры. Об этом рапорте Гаврилова вскоре стало известно во всём училище. Может, потому, что с подобными просьбами к генералу обратились и десятки офицеров, особенно из числа командиров рот и взводов, и это на какой-то промежуток времени стало настоящей проблемой училища. Ходили слухи, что в соседнем артиллерийском училище формируют несколько противотанковых дивизионов. Но слухи не подтвердились. Не было дано хода и рапорту старшего сержанта Гаврилова. Помкомвзвода томился и срывал злобу на курсантах. И ротный однажды сказал ему: «Смотри, Гаврилов, не перегни палку. А то доиграешься…» – «Да противно мне тут, товарищ старший лейтенант, этим сосункам сопли вытирать. Извините, конечно…» – «Завтра эти, как ты выразился, сосунки уйдут на фронт командирами взводов и политруками рот. И бойцы в бою будут на них равняться». – «Завтра… А сегодня под Смоленском и Ярцевом…» – «Ладно, ладно, не больно-то хорохорься, фронтовик. Войны на всех хватит. Так что не демонстрируй. Лучше научи их как взвод в атаку поднимать». – «Тут, в затишке, этому не научишь. Там научатся. Пуля всему научит». – «Там, Гаврилов, поздно будет».

Этот разговор Воронцов слышал. В тот день он дневалил, скучал в опустевшей палатке и ждал, когда рота вернётся с занятий. А ротный с Гавриловым стояли на улице, и через тонкую стенку палатки разговор их был слышен довольно хорошо.

– Ну что, сержант, прошёл обряд очищения? – и помкомвзвода добродушно засмеялся. – Ну, ничего-ничего…

На плече у Гаврилова висели два ремня, а из-под мышки торчали короткие автоматные стволы с высокими намушниками. Шинель на нём была расстёгнута, и на гимнастёрке поблёскивала медаль «За отвагу».

– Да вот… Голову ломит. Заболел, что ли? Как обручами… Первый раз такое.

– Эта болезнь, сержант, у всех по первости бывает. Это как у девки, когда её бабой сделаешь. А потом ничего, и даже понравится. – И Гаврилов снова засмеялся и похлопал его по плечу. – Я, брат, тоже… после первого… Они вон не блюют. Если бы их взяла, всех бы под гусеницы положили. Головой к голове… Я такие картины повидал.

Воронцов поднял винтовку, смахнул с затвора налипший снег, отряхнул полы шинели, внимательно осмотрел их.

– Возьми-ка, воин, трофей. – И Гаврилов потянул с плеча ремень одного из автоматов.

– Зачем? У меня винтовка есть.

– Винтовка… Винтовка и у меня есть. Да только этот чёрт рогатый в ближнем бою поудобнее и понадёжнее. Это я тебе точно говорю. Так что бери. У твоего крестника забрал. А то там уже десант пошёл березняк прочёсывать… Ребята ловкие. Воевать уже научились. Ранцы сразу собрали. Жратва на войне – первое дело.

Воронцов взял в руки холодный чётный автомат, посмотрел в прорезь прицела.

Вот и овладел он оружием поверженного врага. Не это ли всегда, в истории всех войн, и считалось высшей доблестью победителя?

– Вот только, сержант, патронов маловато. Один рожок. Ты бей короткими очередями. И учти, дальше чем на сто метров он бесполезен. Но в ближнем бою эта игрушка незаменима. А патроны десантники собрали. Ничего, добудешь и патронов. Сейчас вперёд пойдём. Так что знай, не зевай.