Альбина тяжело вздохнула и чуть не с головой погрузилась в
ванну. На поверхности воды пузырились хлопья мыльной пены. Хотелось нырнуть
туда с головой и уже никогда не показываться. А что? Сделать под водой глубокий
вдох – и…
Конечно, глупости: Валерия рядом – выдернет за волосы. Да и
вообще – по своей воле трудненько утонуть в ванне, даже если это и джакузи.
Однако мысль «сделать под водой глубокий вдох – и…» уже посещала ее сегодня. Не
так определенно, чтобы непременно утопиться, а просто – мысль о покое как
средстве спасения. Выхода. Освобождения…
О нет, пришла эта мысль не в ту минуту, когда, перевалившись
через подоконник, Альбина грохнулась в морозную ночь. Тогда она и впрямь хотела
сохранить жизнь. А вот потом, через четыре-пять часов… а может быть, и через
шесть-семь, она уже и не помнила хорошенько. Словом, когда тот капитан или
лейтенант – Альбина не разбиралась в званиях, да и вообще все в отделении
казались ей на одно лицо – угрюмое, недоверчивое – вдруг глянул на нее
насмешливо и брякнул:
– Что, призраков боитесь?
Альбина робко пожала плечами. Она только сказала этому
оперу, что не хочет оставаться одна в квартире, в которой весь пол испещрен
грязными следами, видны пятна крови, рядом с сервантом, где лежала мертвая,
обрисован бесформенный силуэт, а с окна содрана занавеска. Убрать что-либо,
даже вывернутые из ящиков вещи (милиционеры почему-то первым делом сделали
тщательнейший обыск) ей запретили: «Вдруг что-то еще понадобится прояснить в
картине преступления».
Но вовсе не поэтому Альбине нестерпимо хотелось исчезнуть из
дому. В ушах еще звучал подлый хохоток Наиля, вкрадчиво-нетерпеливый голос его
сообщника, крики тети Гали… Да, слова о страхе перед призраками были не так уж
далеки от истины! Однако еще больше она боялась живых: боялась возвращения тех,
кого этот опер в протоколе округло назвал «подозреваемыми» – все еще
подозреваемыми, а не убийцами и грабителями, хотя Альбина совершенно ясно
рассказала ему, как было дело!
– Причем тут призраки? – спросила она, с трудом сдерживаясь,
чтобы не зарыдать в голос от ни с чем не сравнимой усталости, которая так и
гнула к земле, путала мысли в неразличимый ком. – Я же свидетельница – кажется,
единственная? Я видела их, могу опознать. Вдруг они вернутся, чтобы все-таки
разделаться со мной?
– А зачем же им с вами разделываться? – с удивительным
тупоумием поинтересовался опер. – Разве вы им еще не заплатили?
Альбина растерянно моргнула. В каком смысле? Это он так
шутит, что ли?.. И вдруг, вглядевшись в равнодушные глаза, внезапно ставшие
цепкими, просто-таки высасывающими, она поняла, что в этой шутке нет ни доли
шутки. Он говорит серьезно!
И залилась краской, как дурочка, и уставилась на него
жалобно, потерянно и залепетала что-то вроде:
– Да как вы можете… да как вы смеете… да как вам такое в
голову могло прийти?..
– А что? – спросил он быстро, напористо. – Что тут
особенного? Я вам столько всяких сюжетов рассказать могу, что если б взялся
описывать какой-то писатель, ему сказали бы: ну, брат, ты это зря, такого в
жизни не бывает! А между тем бывает всякое. К примеру, живут вместе мать и
дочь, отец и сын или, как в данной ситуации, тетка с племянницей. Плохо живут:
не лучше, чем кошка с собакой! У тетки характер прескверный, осточертели
племяннице ее придирки, она и думает: чего эта старая мымра мой век заедает? Неплохо
бы, чтоб в один прекрасный день ее черти в ад уволокли!.. Однако время идет,
тетушка догрызает племянницу, а чертей что-то не наблюдается. И начинает
племянница сама вступать в контакт с этими самыми чертями…
Альбина заметила, что слушает с открытым ртом, и поспешно
сжала губы. Неловко улыбнулась – и вдруг ее охватил страх. Так страшно не было,
даже когда увидела алую ленточку крови на тети-Галином подбородке, даже когда
человек в дубленке сказал Наилю: «Чтоб к моему возвращению все было кончено!»,
даже когда летела с четвертого этажа не то в спасительную, не то в губительную
тьму. И тогда она поняла, что подписка о невыезде была взята с нее в милиции
совсем не для того, чтобы Альбина в любую минуту могла опознать преступников. И
совсем не для того был проведен обыск, чтобы обнаружить какие-то новые их
следы. И отпечатки пальцев сняли у нее отнюдь не только затем, чтобы отличить
их от «пальчиков» убийц. Ее подозревали… может быть, даже сильнее, чем тем
двоих, которые пока и в самом деле представлялись милиции какими-то нереальными
существами, а она, Альбина Богуславская, – вот она, здесь, вполне конкретный
человек, к тому же имеющий свой животрепещущий интерес в теткиной смерти…
– А ты им, конечно, и про завещание Галины Яковлевны
выложила, да? – спросила Валерия, окуная палец в воду. – Добавь-ка горячей,
добавь.
– Да я тут скоро сварюсь, – простонала Альбина.
– Разве что всмятку, – утешила Валерия и сама отвернула
кран. – Лучше свариться, чем свалиться с воспалением легких. Ты же чуть не
сутки пробегала раздетая и босиком!
Да уж… Почему-то никому, в том числе и самой Альбине, не
пришло в голову, что свитер и джинсы – не самая подходящая одежда для января, а
шерстяные носки – не самая подходящая обувь. То есть она, конечно, потянулась
машинально к шубке и ботинкам, когда опергруппа еще только появилась в
квартире, привезя с собой и Альбину, но эксперт-криминалист так рявкнул на нее:
«Ничего не трогать! Пальцы!» – что она сочла за благо забыть о такой мелочи, как
собственная одежда. И забыла, да настолько прочно, что даже к Валерии прибежала
все в тех же носках, свитере и джинсах… правда, волоча за собой сумку, в
которую сложила шубку, ботинки и шапочку. И паспорт не забыла, главное! Это
был, конечно, уже настоящий шиз! А поскольку на дворе стоял белый день,
неудивительно, что встречные – кто шарахался от нее, а кто, наоборот, сбегались
поглазеть. По улицам слона водили… И у Валерии было приблизительно такое же
выражение лица, как если бы к ней на второй этаж хорошенького, кокетливого
особнячка вдруг ввалился сбежавший из зоопарка слон. Альбина почему-то даже не
подумала о том, что Валерия начисто забыла их единственную встречу, может не
узнать ее, вообще с лестницы спустит…
Не спустила. Хотя некоторое время и стояла в ступоре. И
вдруг, тихо ахнув, вцепилась Альбине в плечо, втащила в тесную прихожую, а
оттуда погнала прямиком в ванную.
Альбина дрожащими губами улыбалась, мечтая только об одном:
не рухнуть в обморок прямо сейчас, на этот черный кафельный пол, а Валерия,
сурово сведя тонкие длинные брови, содрала с нее одежду и затолкала в невиданно
широкую ванну, со всех сторон которой на Альбину полились струи почти что
кипятка. Шелестя шелком халата и звеня браслетами, во множестве обвивавшими ее
худые запястья, Валерия исчезла, но тотчас вернулась с большим хрустальным
стаканом. Прижала его к губам Альбины:
– Пей! Живо!