– Это через эту дверь не выбегал. А через другую?
– Другой двери там нет.
– А что окно?
– Окно на зиму закладено.
– А через печь, через трубу никто не вылезал?
– Смотрели. Не было там никого. Сажа ровненько лежит, нетронутая. А если бы кто вылезал, след бы остался. Да и не влезть туда. Очень тесно там, на кирпич, может, больше сложено. Как влезть в такое?
Трофим подумал и спросил:
– А если какой карла?
– Карле тоже не пролезть. Совали мы карлу.
Трофим опять задумался. Потом сказал:
– А если сбрехал ваш истопник и никого там не было?
– И что тогда? – настороженно спросил Зюзин.
Трофим задумался. Но ни о чём на этот раз не думалось. А вот зато всего заколотило! Зюзин опять заговорил:
– Оттуда только одна дверь – в сени. А там всегда рынды. Нет, говорят, никто из чужих не заходил, не выходил. Были только царь с царевичем. После зашёл Савва с дровами. Дрова все были на месте, кучкой… Савва выскочил и заорал. Его едва уняли.
– Так, – задумчиво сказал Трофим. – А что царевич говорит?
Зюзин посмотрел на Годунова. Годунов сказал:
– Государь-царевич ничего не отвечает. У государя-царевича жар.
– А… – начал было Трофим, но испугался и умолк.
– Вот то-то и оно! – сказал Зюзин. – Конечно!
Трофим молчал. Зюзин, тоже помолчав, продолжил:
– Ты только не умничай. Умников у нас и без тебя хватает. Да у тебя же голова, я знаю, и она не соломой набита. Я же помню, как ты тогда нам пособил, того матёрого зверя зарезал. Вот и сейчас пособил бы. Да и чего тут пособлять, когда дело и так решённое? Я ещё раз говорю: он, как бес, вдруг ниоткуда выскочил, подскочил к царевичу, цах-цах его в висок – и отскочил, и сгинул. А царевич, как сноп, на пол.
– Чем он его так? – спросил Трофим.
– Бес его знает, – неохотно сказал Зюзин. – Кистенём, из рукава, я думаю. Полголовы разбил! Царевич третий день лежит, шелохнуться не может. Лекарь робеет, говорит, как бы ему хуже не стало, как бы кровь не загорелась.
Трофим вздохнул. Зюзин очень сердито сказал:
– Чего развдыхался?! Дело решённое, дурень! Никуда тот бес от нас не выскочит. Он где-то здесь, во дворце, хоронится. Мы же сразу перекрыли тогда всё! Нужно только хорошенько поискать. Ну, так ищи! Найдёшь, будет тебе награда, а не найдёшь, сядешь на кол.
– Да как это?! – затравленно сказал Трофим. – За что?!
– За то, что царевича извёл.
– Как это я извёл? – спросил, аж захрипел Трофим. – Я же тогда был в Москве!
– Не был, а таился! – со злостью сказал Зюзин. – Скажешь, и ещё как скажешь, что убил! На дыбе всё скажешь. Поэтому не доводи ты меня до греха, а лучше ищи как следует. Чем скорей сыщешь, тем больше будет награда. А пока не заминай меня! У меня и без тебя забот хватает! – Тут он повернулся и позвал: – Борис!
Годунов шагнул вперёд. Зюзин сказал ему:
– Забирай от меня этого! – и он указал на Трофима. – Веди! Там ждать не любят! А у меня и без вас дел навалом.
И тут же, будто в подтверждение его словам, раздался стук в стену с другой стороны.
– О! – сказал Зюзин. – Слышите? Ко мне пришли уже. А вы идите!
Годунов повернулся к Трофиму, кивнул, и они пошли от Зюзина.
6
Трофим, как только они вышли, сразу же перекрестился. Годунов на это только хмыкнул и велел идти за ним. Трофим спросил, куда они теперь? Но Годунов и не подумал отвечать, а развернулся и пошёл. Трофим пошёл за ним. А перед ними шёл стрелец со светом. Второй стрелец, тоже со светом, шёл следом за Трофимом.
И опять они то поднимались вверх по лестницам, то опускались вниз и поворачивали то в одну, то в другую сторону. Трофим уже ничего не считал, пальцев не загибал, на тесноту и духоту не злился, а просто шёл себе, как старый конь на живодёрню, да время от времени невесело вздыхал. Никто им на пути не встречался, только сторожа на рундуках да сторожа возле иных дверей. А при одних дверях стояли даже рынды. Годунов, проходя мимо них, громко хмыкнул. Рынды вздрогнули.
И ещё вот что: нигде никто, то есть никакие сторожа, ничего у них не спрашивали, ни, тем более, не останавливали их. Но и шапки не очень-то ломали, а так, больше с ленцой, и Годунов им не пенял за это.
Так они шли довольно долго, а потом вдруг вошли в небольшие, но зато очень богатые сени, и там при дверях стояли сразу восемь рынд – все в золочёных кафтанах и с золочёными же бердышами. Царица Небесная, мелькнуло у Трофима в голове, не выдай! Он поднял руку и утёр лоб. Лоб был в поту и горел, сердце колотилось, ноги стали подгибаться…
– Но-но-но! – тихо, но строго сказал Годунов. – Ещё чего?!
Трофим встряхнулся, осмотрелся. Рынды при дверях стояли неподвижно. Годунов снял шапку. Какой-то человек, тоже без шапки, но в богатой шубе, отделился от стены, поклонился Годунову и сказал:
– Боярин! Скажи про меня. Я здесь со вчерашнего утра, боярин. А мне ехать надо!
– Всем надо, – сказал Годунов и повернулся к двери.
– Боярин! – повторил тот, в шубе. – Мне в Псков! К королю!
– Король не в Пскове, наши в Пскове! Чего мелешь?! – сердито сказал Годунов, стараясь говорить негромко.
– Глуп я, боярин! Дурь сморозил! – не унимался тот, в шубе. – Меня государь призвал! У меня вот, боярин! – и он показал свёрнутую в рульку грамоту. – В Псков надо отвезти! Немедля!
Годунов хотел взять грамоту. Тот, в шубе, не дался, отступил.
– Ты чего это? – яро, но шёпотом воскликнул Годунов.
– Не смею! – сказал тот испуганно.
– Ой, Сёмка! – сказал Годунов. – Не балуй! – и снова потянулся к грамоте.
Сёмка (Семён Ададуров, царёв посланник в Псков) убрал грамоту за спину и виноватым голосом сказал:
– Государь велел, чтоб никому!
– Ну, тогда жди, покуда государь… – начал было Годунов, но не закончил, обернулся к Трофиму, сделал ему знак не отставать и первым пошёл к двери.
Трофим пошёл за Годуновым. Рынды перед ними расступились.
Там, куда они вошли, было почти совсем темно, горела только одна свеча, но и ту поставили за занавеску. И за той же занавеской виднелась чья-то тень. Годунов негромко кашлянул в кулак. Тень задвигалась. Потом из-за занавески вышел молодой боярин, держа в руках шапку. Вид у боярина был перепуганный. Трофим присмотрелся и узнал – это был Богдашка Бельский, царёв оружничий.
– Ну что? – тихо спросил Годунов.
Бельский пожал плечами.
– Кто там ещё?