Сборник рассказов - читать онлайн книгу. Автор: Гурам Сванидзе cтр.№ 17

Старая женщина отвела ребёнка в кондитерскую. Первый раз она заговорила о том, как ведут себя хорошие мальчики, когда они стали перед необходимостью помыться. Чистое, освежившееся лицо ребёнка стало ещё красивее, но бледность, которую можно было назвать аристократической, не спадала с лица. Незаметно для себя старушка продолжала воспитывать Романа, припоминая примеры из жизни замечательных людей о том, как они держат чашку с какао, жуют бисквиты, не ёрзают на стуле.

Вечером за традиционной партией в «девятку» при свете абажура, потягивая яблочный сок, она рассказывала партнёрше по картам о своём поступке. Эльза Августовна вспомнила тюзовский спектакль «Золушка», для которого в своё время сделала костюмы. Особенно ей удался наряд принца. Она рассказывала Медее Апрасионовне, как тревожилась, наблюдая за курящим в перерывах между выходами «принцем». Пепел от курева мог попортить золотые атласные одеяния, в которые было облачено хрупкое создание – то ли юноша, то ли девушка, травести, похожая на Романа. Потом произошла смена актёра, и в наряд принца втиснулась не столь юная, уже раздавшаяся вширь другая травести. Костюм не мог долго выдержать и чуть было не пошёл по швам. Художница оставила его себе. Дирекция театра не возражала.

Приятельница Эльзы Августовны, как всегда, молчала, только под конец, при расставании, мягко улыбаясь, посоветовала не предаваться фантазиям. Мол, это небезопасно.

Слова Медеи Апрасионовны запали в душу старой художницы.

Костюм принца висел в старинном шкафу. Шкаф занимал почти половину комнаты и находился напротив кровати хозяйки. Иногда он вдруг оживал, когда немотивированно, без скрипа, медленно отворялась его дверца. Старушка механически водворяла её на место. В эту ночь спящей Эльзе Августовне показалось, что кто-то в упор смотрит на неё. Нафталиновый ветерок овевал ложе художницы. Она открыла глаза и увидела отверстый зев шкафа. В его глубине фосфорически светился костюм принца.

Всё следующее утро она чувствовала себя неуверенно – то порывалась выйти прогуляться в сквер, то принималась за рисование эскизов. Она не заметила, что даже не позавтракала. Постепенно чувство тревоги овладело ею: неприятное жжение под левой ключицей, сухость во рту. Но вот она надела своё лучшее платье, навела марафет, пересчитала деньги и направилась к двери. Она ещё немножко помялась на пороге, лихорадочно ища повод остаться, потом потянула на себя дверь…

На пороге стоял Роман. Неизвестно, как долго он стоял у дверей квартиры Эльзы Августовны и как нашёл её, – неподвижный взгляд мальчика ни о чём не говорил. Как ни странно, неожиданное явление цыганёнка не удивило старушку, но лишь добавило тревожности. Она замельтешила. Ей показалось, что надо что-то делать, говорить, чтобы унять подступающий страх. Старая женщина предложила Роману войти, завела его в ванную комнату, помыла.

Они говорили мало, но когда сели за стол завтракать, Эльза Августовна несколько успокоилась и пассажи на дидактические темы потекли сами собой. Весь день она развлекала мальчика, рассказывала ему о театре, говорила много, без остановки. Незаметно подкрался вечер. Старушка включила абажур. На вопрос хозяйки, а не хватятся ли домашние Романа из-за его долгого отсутствия, тот только криво улыбнулся. Особенно понравилось цыганёнку закрашивать эскизы. Он не знал названия цветов, но какие-то способности к художеству проявлял.

Моментами сомнения снова накатывались на пожилую женщину, и молчаливый гость не развеивал их. Неподвижный экран его глаз бесстрастно отражал скудный интерьер жилища одинокой старости. Только канарейка, взирающая на всё происходящее из своей клетки, похоже взволновала дитя природы. Мальчик несколько раз пристально взглянул на птичку, но ничего не сказал. Эльза Августовна наконец перехватила этот взгляд, который подсказал ей ещё одну тему для разговора. Когда она начала рассказывать о канарейках, пересказывая журналиста, Роман уже не отрывал взгляда от клетки. Эльза Августовна встала на стул и спустила её на стол, давая возможность гостю поближе рассмотреть птицу. Её неприятно поразила реакция Романа. Он вдруг оживился и попытался сквозь частые прутья клетки пальцем дотронуться до пернатого. Испуганная пташка заметалась в клетке.

– Почему она не поёт? – первый раз за время знакомства произнёс связную фразу Роман. Тут самопроизвольно открылась дверца шкафа, и мальчик жадным взглядом стал всматриваться в его содержимое.

В это время в прихожей позвонили. Эльза Августовна закрыла дверцу гардероба и вышла в коридор. Пришёл внук Медеи Апрасионовны, попросил спуститься к его бабушке измерить давление и ушёл. Старая художница некоторое время стояла в нерешительности. Потом вернулась в комнату. Роман умиротворённо раскрашивал картинки. Кенар в клетке спокойно пил воду из баночки. Художница улыбнулась. Она повесила клетку на место и, чтобы не мешать мальчику, – как ей казалось – незаметно вышла в коридор, прихватив с собой аппарат для измерения артериального давления…

Ещё на лестнице, поднимаясь к себе, она почувствовала неладное. Жутковатый сквозняк исходил от её двери. Та была просто прикрыта. Дрожащей рукой Эльза Августовна тихо толкнула её. Почему-то был выключен свет. В полусумеречной комнате царил хаос – разбросанные на полу бумаги, карандаши. Шкаф был открыт. На фоне темнеющего окна в чёрных сплетениях клетки с настежь раскрытой дверкой вырисовывалось тельце кенара. Вверх раздвоившимся хвостом, растопыренные лапки. Его голова была втиснута в банку с водой. Ни принца, ни его наряда нигде не было.

Было время, когда я усиленно качался на тренажёрах, для чего посещал крытый легкоатлетический манеж. Это был огромный зал, по объёму подходящий для ангара. Помню также химический запах ретатрановой дорожки. В манеже стоял всего один тренажёр советского производства – огромная железная конструкция-монстр. Она лязгала, как какой-нибудь заводской агрегат конца XIX века, а приставленные к ней взмыленные культуристы напоминали рабочих – жертв капиталистической эксплуатации. Потом завезли импортные тренажёры, лёгкие, покрашенные в жёлтый и чёрный цвет, – комплект из 15 единиц. Снаряды имели резиновые прокладки, что исключало шумовые эффекты. Каждый из них был рассчитан на разработку определённой группы мышц. Тренажёры расставили вдоль стенки.

Я начинал с самого дальнего от входа в зал тренажёра, методично переходил от одного к другому и таким образом передвигался к выходу из зала, на улицу, а там усаживался в свой «Субару». Переодевался и принимал душ обычно у себя в офисе.

Перед тем, как приступить к нагрузкам, я снимал и оставлял очки на матах, которые были разбросаны недалеко от входа в зал. Класть их в карман спортивного костюма было бы неосторожно – могли поломаться, оставлять же в машине не догадывался. Они постоянно сползали с носа во время упражнений, из-за пота окислялась металлическая дужка и на ней образовывался малахитового цвета налёт. Мне говорили, что он содержит токсины, которые через поры могут проникнуть в мозг.

Однажды произошла заминка. Я не застал на месте ни матов, ни очков. Огляделся вокруг. Чуть поодаль в зале находилась ниша, куда громадным штабелем, аж до потолка, складывали маты. Именно этим занималась разбитная девица в спортивной пижаме. Я и раньше замечал её, подметающей дорожки. Однажды, когда я работал со своими трицепсами, расслышал, как она ворчала, орудуя энергично веником: «Заставляют детишек бегать до потери сознания, вот и тошнит их прямо на дорожку!» В свободное время девушка общалась с парнями-спортсменами. Когда кто-нибудь из них в шутку шлёпал девицу по одному месту, начинался бег взапуски – она гонялась за нахалом, пытаясь наградить его пинком. Несколько коробили и грубоватые шутки, и качество русского языка, на каком изъяснялась молодёжь, – типичный Pidgin Russian.