Император Николай II и заговор генералов - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Кобылин cтр.№ 92

генерал-адъютант граф Фредерикс».

В два часа ночи Императорский поезд отбыл из Пскова в Могилев. Перед отъездом Государь послал следующую телеграмму:

«Его Императорскому Величеству Михаилу.

Петроград.

События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг.

Прости меня, если огорчил Тебя и что не успел предупредить. Останусь навсегда верным и преданным братом. Возвращаюсь в Ставку и оттуда через несколько дней надеюсь приехать в Царское Село. Горячо молю Бога помочь Тебе и твоей Родине. Ники».

«Как только поезд двинулся со станции, – пишет Воейков, – я пришел в купе Государя, которое было освещено одной горевшей перед иконой лампадою. После всех переживаний этого тяжелого дня, Государь, всегда отличавшийся громадным самообладанием, не был в силах сдержаться: Он обнял меня и зарыдал…

Сердце мое разрывалось на части при виде столь незаслуженных страданий, выпавших на долю благороднейшего и добрейшего из Царей. Только что пережив трагедию отречения от Престола за Себя и Сына из-за измены и подлости отрекшихся от Него облагодетельствованных Им людей, Он, оторванный от любимой Семьи, все ниспосылаемые Ему несчастия переносил со смирением подвижника… Образ Государя с заплаканными глазами в полуосвещенном купе до конца жизни не изгладится из моей памяти.

Я просил Государя разрешить мне оставаться безотлучно при нем, в каких бы условиях Он или Его Семья ни находились, что Государь мне обещал.

В этот день Государь занес в Свой дневник:

“В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого… Кругом измена, и трусость, и обман”».

Возвращение в Могилев. Случай на одной станции. Приезд в Могилев. Приезд Императрицы Марии Федоровны. Роль Алексеева в удалении Фредерикса и Воейкова. Отказ от престола Михаила Александровича. Манифест Михаила Александровича. Могилев в дни пребывания Государя. Арест Государя. Его отъезд. Алексеев сообщает об аресте. Обращение Государя к войскам не опубликовывается

Поезда (Императорский и Свитский) шли на Могилев. Дубенский пишет об одном очень интересном эпизоде. «На одной какой-то станции уже к вечеру наш “свитский” поезд остановился: я вышел из вагона и направился к вокзалу… В самом вокзале, в зале первого класса, совершенно пустом, ко мне подошел какой-то человек, лет за 40, по виду, одежде и разговору торговый человек или состоятельный крестьянин.

Он поклонился, затем очень тихо спросил меня: “Простите, позвольте узнать, неужели это Государя провезли”.

Я ответил, что да, это проследовал Его Величество в Могилев в Ставку.

“Да ведь у нас здесь читали, что Его отрешила Дума и теперь сама хочет управлять”.

Я дал ему разъяснение, но он остался неудовлетворенным и с грустью сказал:

“Как же это так. Не спросясь народа, сразу Царя Русского Помазанника Божия и отменить и заменить новым”. И человек отошел от меня.

Я задумался над этими простыми, но ясными словами. Точно нарочно этот русский случайный человек передал мне, в первый же день, когда у нас уже не было Государя Императора Николая II, голос толпы, голос того русского народа, который сотни лет так свято чтил имя Православного Царя».

Дубенский продолжает свои записи: «Утром 3-го марта я зашел в купе барона Штакельберга. Он сидел еще не одетый и все лицо его было красно от слез. “Меня возмущает обстановка, при которой совершен переворот. Готовили все это давно. Воспользовались только волнениями в Петрограде. Ставка по отъезде Государя в один день снеслась со всеми Главнокомандующими фронтов от севера России до Румынии и Малой Азии. Установилась полная связь между Алексеевым, Родзянкой и всеми высшими генералами. Английский посол Бьюкенен принимал давно горячее участие во всех интригах и происках. Решили, что надо сменить «шофера» и тогда Россия помчится быстрее к победе и реформам. И начальник штаба Государя, Его генерал-адъютант прощается с Его Величеством 27 февраля, провожая Государя в Царское для создания «ответственного министерства», а час спустя начинает осуществлять смену шофера. Вот что меня особо удивляет и возмущает. Ведь это измена и предательство”.

Я ответил Штакельбергу, что мне трудно понять поведение Алексеева, тем более что лично давно его знаю. Я Алексеева помню еще на академической скамье. Он товарищ моего брата по академии. Все считали его простым, искренним и чистым человеком. Некоторые увлекались им, находили его даже особо даровитым, чуть ли не государственным человеком. Я лично никогда не разделял этого взгляда. Мы целый год писали вместе с Алексеевым книгу о Суворове и пришлось узнать его хорошо. Михаил Васильевич средний человек, но необычайно упорный и трудолюбивый. Он без особой воли и склонный подпадать под влияние. Алексеев всегда выбирал в сотрудники себе недаровитых людей, ему нужны были исполнители, он работал всегда единолично. Но все-таки я не могу понять, как Алексеев мог осуществить это величайшее предательство. Как этот действительно религиозный человек мог изменить своему Царю, будучи самым доверенным у него лицом».

Чтобы не быть заподозренным в неправильной передаче приезда Государя в Могилев, привожу воспоминания В.М. Пронина: «Вагоны тихо проходят мимо меня; я стою “смирно” и держу руку у козырька… Поезд тихо остановился… Я оказался против второй площадки Царского вагона.

Глядя на вагон в трех шагах от меня находившийся, я был поражен большим на нем количеством каких-то царапин и изъянов. Покраска местами как бы потрескалась и большими слоями поотваливалась – “будто следы от попавших в него мелких осколков снарядов” – мелькнула мысль.

С площадки вагона соскочили два казака и стали по бокам выхода на перрон.

Спустя несколько минут вышел Государь в сопровождении Министра Двора Барона (ошибка графа. – В. К.) Фредерикса. Государь подошел к генералу Алексееву, обнял его и расцеловался с ним; затем, что-то сказав ему, медленно пошел вдоль фронта офицеров, молча здороваясь, глядя каждому в глаза и пожимая руку. “Бодрится”… промелькнула у меня мысль, когда я заметил, что Государь все время вскидывает вверх головой и поводит, как бы вздрагивая, плечами.

Пожав руку правее меня стоявшему Ген. шт. полковнику Киященко, Государь подошел ко мне. В этот момент Киященко, видимо глубоко взволнованный переживаемым моментом, зарыдал. Император повернул в его сторону голову. Свет, падавший от фонаря, освещал Императора, и я увидел Его полное скорби лицо и крупные слезы, катившиеся по Его щекам… Резким движением левой руки Он смахнул слезы и, повернувшись ко мне лицом, глядя прямо в глаза, протянул и пожал мне руку» (В.М. Пронин «Последние дни Царской Ставки»).

Пронин пишет дальше: «4 марта. Подходя сегодня утром к штабу, мне бросились в глаза два огромных красных флага, примерно в две сажени длиной, висевшие по обе стороны главного входа в здание городской думы»… И дальше: «Начальник Конвоя, ген. граф Граббе явился к ген. Алексееву с просьбой разрешить снять вензеля и переименовать “конвой Его Величества” в конвой Ставки Верховного Главнокомандующего». И дальше. «Отмечу один гнусный факт, вызвавший негодование: придворный парикмахер отказался брить Императора; пришлось вызывать частного парикмахера из города».