Император Николай II и заговор генералов - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Кобылин cтр.№ 73

Так говорил Алексеев о Государе. О любви к Государю не может быть, конечно, и речи. Но есть вещь похуже. Алексеев не только верил всем сплетням и клевете, но и сочувствовал всем этим государственным преступникам, эти сплетни распространявшим. И был с некоторыми из них в «неофициальных» отношениях. Как начальник штаба Верховного главнокомандующего он обязан был знать о пропаганде социалистов в воинских частях Петроградского гарнизона, он обязан был заменить их надежными частями, он обязан был назначить на пост командующего Петроградским Военным округом не Хабалова, который в прошлом был начальником Московского юнкерского училища, а энергичного способного человека. Он ничего этого не сделал. Но все это было до начала революционных событий в Петрограде. Во время этих событий Алексеев пошел на открытую измену. Впрочем, измена уже была совершена Алексеевым, когда он не сообщил Государю о предложении, сделанном ему участвовать в заговоре.

В своих воспоминаниях Сергеевский говорит о пропущенной возможности – назначения Вел. кн. Сергея Михайловича с особыми полномочиями вместо Иванова. Соглашаясь вполне, что Иванов никак не подходил к этой роли (об этом будет еще сказано дальше), остановимся на Вел. кн. Сергее Михайловиче. Обратимся к характеристике Сергея Михайловича, данной его братом Александром Михайловичем. «Мой четвертый брат – Вел. кн. Сергей Михайлович радовал сердце моего отца тем, что вышел в артиллерию и в тонкости изучил артиллерийскую науку… Его советов никто не слушал, но впоследствии на него указывали в оппозиционных кругах Государственной Думы, как на “человека, ответственного за нашу неподготовленность”». «У него была манера на все обижаться, которая дала ему прозвище: “Monsieur Tant – Pis”».

О нем же пишет Лукомский: «Русская полевая артиллерия очень многим обязана Вел. князю. Благодаря его знаниям и громадной энергии, с которой он проводил подготовку личного состава, постоянно объезжая и контролируя, наша полевая артиллерия и в Японскую и в Европейскую войны была на должной высоте.

Но, как администратор, Вел. кн. себя ничем не проявил, да и быть генерал-инспектору начальником главного управления совсем не подобало. А фактически так было и создавалось самое невероятное положение. Начальника главн. артиллерийского управления генерала Кузьмина-Караваева часто бранили Сухомлинов и Поливанов, на него нападали и в Государственной Думе. А он, фактически исполняя указания Великого князя, не мог это сказать и все удары принимал на себя» (А. Лукомский). Вряд ли обе характеристики говорили в пользу волевого характера Вел. князя.

А когда Государя и Царскую Семью Керенский отправил в Тобольск, Вел. кн. Сергей Михайлович писал своему брату Николаю Михайловичу: «Самая сенсационная новость это – отправление полковника (выделено мною. – В. К.) со всей семьей в Сибирь. Считаю, что это очень опасный шаг правительства – теперь проснутся все реакционные силы и сделают из него мученика. На этой почве может произойти много беспорядков». Вот на этого человека «уповал» в своих воспоминаниях Сергеевский. Но несмотря на свое пресмыкательство перед «Керенщиной», оба Вел. князя были расстреляны в январе 1919 года большевиками. Герцог Орлеанский, он же Филипп Эгалитэ – тип бессмертный.

Руководство подавления мятежа должен был взять на себя сам Алексеев, оставаясь в Ставке. Хан-Гуссейн Нахичеванский или граф Келлер, конечно, справились бы с петроградской рванью. Но Алексеев этой ответственности на себя не взял.

В Петрограде же Хабалов, собрав командиров запасных батальонов, прочел телеграмму Государя и отдал приказание незначительные демонстрации разгонять кавалерией, а с красными флагами рассеивать огнем.

В тот же день вечером на заседании Совета министров обсуждался вопрос о роспуске Государственный Думы и о беспорядках. Протопопов несвязно говорил, что беспорядки надо подавить силой и распустить Думу. Вызванный Хабалов произвел впечатление на смерть перепуганного обывателя. Он забыл даже доложить о телеграмме Государя. А Протопопов ни разу за все те дни не отправил Государю своего доклада о событиях. В Царском Государыня приняла нового Таврического губернатора. Все казалось спокойным.

На следующий день – 26 февраля, в воскресенье, события приняли уже угрожающий характер. Газеты не вышли. Всюду расставлены полицейские заставы и войсковые наряды. Демонстранты, следуя указаниям из своих центров, приняли новую тактику – братанье с солдатами. Ночью полиция арестовала до ста человек из разных партий. К полудню появляются толпы с красными флагами. В три часа начинается стрельба пехотных частей по толпам. Цепи стреляют залпами. Но кто-то стреляет по солдатам сзади. Стрельбе по толпе мешают казаки, смешиваясь с толпой.

В Царском во дворце царила атмосфера лазарета – особенно худо было Наследнику. Государыня получила успокоительное письмо от Протопопова, в котором тот лгал, сообщая, что к понедельнику все войдет в нормальную колею.

Вечером того же дня Спиридович, который был в те дни в Петрограде, приехав из Ялты по делам, звонил в Ставку своему бывшему начальнику Воейкову, указывая на крайне серьезное положение, и настаивал на прибытие в Петроград Государя.

Родзянко же в это время явился к Голицыну и не нашел ничего лучшего, как просить его немедленно выйти в отставку. Голицын отказался, но указав на папку на столе, в которой находился указ о роспуске Думы, просил устроить совещание лидеров фракции, чтобы «столковаться».

В ставке жизнь шла нормально, только было получено сообщение от Государыни. Это были две телеграммы. В одной было: «в городе пока спокойно», а во второй: «совсем нехорошо в городе».

Радзянко звонил по телефону также и Хабалову и спрашивал «зачем кровь?». Хабалов ни словом не обмолвился и здесь о телеграмме Государя. Позвонив Беляеву (военному министру), Родзянко посоветовал рассеивать толпу при помощи пожарных. Он также телеграфировал Государю: «Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца». Копии этой телеграммы были разосланы командующим с просьбой поддержать перед Государем обращение Родзянко. Первым ответил Брусилов: «Вашу телеграмму получил. Свой долг перед родиной и Царем исполнил». Вторым ответил Рузский: «Телеграмму получил. Поручение исполнено».

Между тем в четвертую роту запасного батальона Л.-Гв. Павловского полка пробрались агитаторы. Они стали жаловаться, что учебная команда Павловцев стреляет по народу. Рота заволновалась. Схватив винтовки, без офицеров, толпой вышли на улицу. Им загородила путь на Екатеринском Канале конная полиция. Началась перестрелка. Вызванный взвод Преображенского полка водворил павловцев в казармы. Рота образумилась. Было выдано 19 зачинщиков, но 21 человек скрылись с винтовками. А Протопопов опять послал успокоительную телеграмму Воейкову. Кончалась телеграмма так: «…поступили сведения, что 27 февраля часть рабочих намеревается приступить к работе. В Москве спокойно. М. В.Д. Протопопов». О бунте в Павловском полку не было сказано ни слова. В Совете Министров большинство министров высказалось за роспуск Думы, и Голицын сообщил об этом Родзянко в ночь на 27 число.