Мятежное православие - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Богданов cтр.№ 69

С началом богословского изучения славянского чина литургического действа в первые годы XVII века на Украине появляется множество печатных трудов, содержащих соответствующие указания. В Великой России поклоны «на словеса Христовы» предписываются в «соборно» утвержденных служебниках московского Печатного двора 1651, 1652 и 1655 годов, в служебнике патриархов Иоасафа Московского, Паисия Александрийского и Макария Антиохийского и в изданной от их имени книге Симеона Полоцкого «Жезл правления» (1666 год), в архиерейском чиновнике патриарха Иоакима (1677 год) и изданном под его благословением «Типиконе, или Уставе церковном» (1682 год). Соответствующий ясный ответ получили французские иерархи (запрашивавшие мнение русской церкви в связи с полемикой между католиками и гугенотами) во время официальных консультаций 1666–1669 годов в Москве и Париже. Такого мнения держались видные деятели старообрядчества Никита Пустосвят и дьякон Федор. Наконец, во время коронации Ивана и Петра (1682 год) цари били поклоны после слов: «Приимите, ядите…»

Казалось, вопрос не мог вызывать сомнений. Однако существовала и другая точка зрения. Еще в XIV веке константинопольский патриарх Филофей пытался ввести в литургию Иоанна Златоуста молитву священника о ниспослании Святого Духа на святые дары. Позже появились сторонники мнения, что таинство евхаристии совершается только после последних ее слов: «Преложив Духом твоим святым…» Именно эту версию привезли с собой Лихуды. Правда, соответствующей молитвы не было не только в большинстве русских рукописных служебников, но и в древнейших списках литургии Златоуста (VIII века), а сами «совершительные слова» новой евхаристии отсутствовали в литургии Василия Великого, служебниках Антония Римлянина, Варлаама Хутынского, митрополита Киприана и более поздних (XIV–XV века): они появились только во второй половине XVII века.

Это-то и было на руку «мудроборцам». Все образованные служители Русской православной церкви, имевшие неосторожность уповать на собственное рассуждение, не могли не указать на ошибочность мнения Лихудов и… выступить против авторитета стоящего за их спиной патриарха. Рационалисты от богословия оказывались словом свыше еретиками, впавшими в «хлебопоклонную ересь» – то есть поклоняющимися хлебу и вину, которые якобы еще не превратились в Тело и Кровь Христову. Нелепость? Не спешите улыбаться, уважаемый читатель, вспомните распространение фантастических идей Лысенко и жесточайшее уничтожение тех, кто придерживался значительно более рациональных взглядов в генетике, кибернетике, педагогике, языкознании и т. д. Не забывайте и более поздние торжества псевдоразумных концепций нашего просвещенного века. Провокация «мудроборцев» должна была дискредитировать саму идею рационализма, показать, что даже в высшей науке того времени – в богословии – указание «греческих учителей» важнее всех мнений и доводов отечественных ученых мужей. Это был скорее зловещий, чем смешной замысел. И разыгрывался он как по нотам.

Вопрос о времени пресуществления Святых Даров был поднят Лихудами во время их диспута с Яном Белободским в присутствии придворных. Изложенная с большим апломбом позиция греков вызвала немало толков и заставила Медведева написать «Хлеб животный» – книжечку вопросов и ответов, в которой он мягко, «христианский ради общеуверительныя пользы душе» разъяснил смысл таинства евхаристии ^{105}.

«Мудроборцы» распространили книжку Евфимия Чудовского с характерным названием: «Показание на подверг латинскаго мудрования, подвергаемый под святую восточную православную церковь». Автор книги обрушил на Медведева поток отборной брани и обвинил его в еретичестве. Замысел «мудроборцев» основывался на том факте, что по вопросу о пресуществлении позиции Русской православной церкви не расходились с католическими. Раз Сильвестр защищает традиционное мнение русского духовенства, значит, он за католиков! Евфимий использовал это нехитрое полемическое построение, чтобы вызвать недоверие к оппоненту читателей, воспитанных на образе врага-католика.

Мнение Медведева – «яд ереси латинския», а сам он – «иезуит или униат», писал Евфимий. Чтобы оригинальность такого отзыва о главе московского православного монастыря не слишком бросалась в глаза, Евфимий категорически заверил читателей, что мыслей, подобных высказанным Сильвестром, «никогда церковь святая восточная не имела и не имеет». Бессовестность автора, рассчитанная на совершенно некомпетентного читателя, поразительна: ведь сам Евфимий утверждал опровергаемое им мнение в «Воумлении священникам», вышедшем сравнительно недавно по благословению патриарха Иоакима! ^{106} Не лучше выглядела и положительная аргументация грекофильствующего «мудроборца». Евфимий ограничился утверждением, будто его правота подтверждается «инде написанными свидетельствами самих святых отцов, восточных учителей». Каких отцов и учителей – не указывалось. Стоит ли напрягаться в споре с еретиком и иезуитом?! Тем более что брошенные в адрес Сильвестра обвинения и так оказали свое действие: его обращение к правительству по поводу Академии осталось без ответа.

Ободренный удачей (и, вероятно, обеспокоенный успехами царевны Софьи, к которой «мудроборцы» питали стойкое недоверие), Евфимий осенью 1687 года продолжил обличения. Вопрос о таинстве евхаристии он считал уже решенным в своем «Показании» – теперь предстояло исследовать «корни и нити». «Откуда пошла ересь?» – задавал себе вопрос Евфимий и, в неувядаемом жанре доноса, объявил еретическими все украинские богословские сочинения со времен Петра Могилы (1645 года). Утвердившаяся на века концепция Евфимия убеждала, что «латинское» мнение о пресуществлении «вошло во многих» москвичей только после воссоединения Украины с Россией, а до того «всего Востока все народы православно-христианские» его не ведали. Отметим, что автору пасквиля ничего не стоило исключить украинцев из числа «народов православно-христианских», а православное духовенство Украины, столь упорно боровшееся с католической экспансией и идейно поддерживавшее участников освободительной войны, объявить агентами иезуитов! Впрочем, агентами иезуитов стали в книге Евфимия и московские сторонники просвещения, начиная с Полоцкого и Медведева. Обвинение было создано.