Убийство Царской Семьи и членов Романовых на Урале - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Дитерихс cтр.№ 173

Государь по примеру 1905 года понимал, что значительное участие в распространении клеветнической и политически-зловредной агитации принадлежит Германии и прекрасно организованной ею агентурно-политической сети в России. Ему особенно чувствовалась рука Германии в пацифистических тенденциях, проникших в агитацию со времени его отречения от престола и всегда пользовавшихся для политической атаки принципами самых крайних социалистических течений: «мир без аннексий и контрибуций»; «мир народов, а не правительств»; «мир во имя всеобщего братства» и т. п. лозунгами, выдвинутыми пропагандой в рядах армий на фронте. Ему ясна была и цель, которую преследовала Германия. Это был подлый, низкий способ борьбы, но для Государя он был не неожидан, так как еще до объявления войны он хорошо отдавал себе отчет в том, что Германия не остановится ни перед какими средствами, чтобы остаться победительницей в мировой борьбе народов. Но что ужасало его не менее и что причиняло ему глубокую боль, так это отношение к нему лично со стороны Англии, газеты коей не преминули подхватить почти все гнусные сплетни, создававшиеся в социалистических и германофильских подпольях дореволюционного времени. Он отказывался понимать в этом отношении британское общественное мнение, которое, следовательно, не обнаруживая себя раньше, до его отречения, по чувству условной корректности, разделяло в тайне всю эту гнусность и могло даже простым тайным сочувствием поддерживать революционные стремления социалистических элементов России против него и против существующего государственного строя, слепо содействуя, таким образом, стремлениям Германии ослабить силы своих противников. Государственной мудрости в британском общественном мнении хватило лишь в пределах узконационального торгашеского джентльменства, и представлявшаяся выгодной политическая сделка подвигнула его на рекламирование вслепую ценностей определенно германского и подпольного изготовления. При той честности и лояльности, которые Царь лично проявлял по отношению к союзническим обязательствам и которые он свято проводил во всех своих манифестах, указах и приказах, Он не мог не ужасаться перед этой слепотой и ограниченностью английского общественного суждения, игравшего в руку могущественного и сильного своей государственной национальностью противника и помогавшего разрушительной, анархическо-пораженческой работе в стране и в рядах союзных армий на фронте. Государь не допускал мысли о возможности новой революционной России отказаться от союзнических обязательств, как не допускал ее раньше и для себя, совершенно независимо от личных или общественных симпатий к государственному строю того или другого из союзников. Английская пресса не могла не знать как о тех колоссальных человеческих жертвах, по сравнению с жертвами союзников, которые были принесены русским народом именно в период самодержавного правления Императора Николая II, так и о том, что только благодаря честности и верности русского Монарха принятым на себя обязательствам и только ценою крови русского народа, пролитой безропотно в преданности своему Самодержцу и Помазаннику, союзники были спасены от разгрома в самом начале войны. И поэтому теперь поведение английской прессы, лишенное этичности и государственной мудрости, как бы подчеркивало косвенно пренебрежение к тем кровавым жертвам, которые были принесены русским народом. И Царь страдал именно за эти жертвы, принесенные народом по его требованию и оставшиеся как бы неоцененными теми, кого он спас своей кровью. Он высказал свои мысли только Долгорукову, зная его преданность себе, и зная, что Долгоруков его поймет. Косвенно он дал понять о своем чувстве боли за поведение английской прессы в разговоре с Жильяром, когда указал ему на то, что французская пресса соблюдала полную корректность в отношении его, описывая события, предшествовавшие отречению и самое отречение от престола, чего в английской прессе он не видит.

Его беспредельная любовь к своему русскому народу заставляла его, таким образом, страдать за прошлое, за настоящее и за будущее России. Он страдал, как человек, не могущий подать помощи опасно и остро заболевшему близкому другу, но чувствовавший всеми фибрами своей отмеченной и благословенной Богом души, что истинные пути к выздоровлению, истинные пути к спасению существуют на земле, существуют в глубине натуры русского человека, но находятся не в тех чуждых русскому народу формах и принципах, которые навязывали ему его руководители-бояре. Он страдал за бессилие и безволие других людей спасти положение, дать России возможность выйти победоносной и целой из этой ужасной мировой войны. Он страдал за страдание всего Богом вверенного ему народа, ответственность за которого перед Всевышним Творцом оставалась только на нем одном, и верил, что Промысел Божий даст ему возможность пострадать за Россию до конца и что во Всевышней Мудрости ниспосланных ему и Родине страданиях откроются истинные пути к новой главе и великому служению Христу будущей Великой возрожденной России.

Это величественное страдание наложило на него отпечаток поразительной кротости и мягкости, с которыми он обращался ко всем окружавшим и приближавшимся к нему за последние 17 месяцев его земной жизни. Эти ярко выразившиеся в нем свойства, отмечаемые всеми свидетелями, вплоть до екатеринбургского охранника-зверя Летемина, дали ему страшную силу, которою он побеждал людскую злобу и располагал к себе простых русских людей, которых судьба ставила вокруг него в положение тюремной стражи. Впоследствии создававшиеся благодаря такому положению взаимоотношения между арестованным и его стражей причинили много беспокойства изуверским представителям советской власти и вынудили сынов лжи принять исключительные меры при приведении в исполнение своего гнусного и зверского плана уничтожения Царской Семьи.

Напряжение последних дней, вызванное неведением о судьбе мужа, в связи с беспокойством за состояние здоровья детей, и особенно сына, и волнения за переживаемые Россией события в конце концов совершенно подорвали силы Императрицы, и после возвращения в Александровский дворец Государя она слегла и почти не сходила с постели или полулежачего кресла. Внутреннее потрясение, усиливавшееся стремлением скрыть от детей и окружающих силу своих душевных мучений, отразилось на болезненности сердца, и после нескольких сильных припадков работа сердца приняла характер определенного порока, не допускавшего самых незначительных повышенных движений и физических усилий. Она была в состоянии самостоятельно переходить только из комнаты больных дочерей в комнату Наследника, и до начала апреля не сходила даже в столовую. Все свое время Государыня проводила среди любимых детей и была счастлива, что могла отдаться теперь всецело заботам о муже, Семье и детях и отдохнуть душой от тех тяжелых дней, когда была потеряна связь с Государем и когда она так тревожилась за его участь.

Позже, когда погода стала теплее и силы ее несколько окрепли, при помощи мужа или своих приближенных дам она выходила в установленные дневные часы в парк, и в то время, когда другие члены Семьи занимались различными физическими работами или огородными посадками, она усаживалась где-нибудь под деревом на подстилавшемся ей коврике и, занимаясь каким-либо рукоделием, вела беседы с окружавшими ее офицерами и солдатами охраны. Рукодельничала Государыня постоянно и работала поразительно искусно, быстро и артистически. Обреченная своим болезненным состоянием на неподвижную жизнь, она почти никогда не выпускала какого-либо рукоделия из рук. Пока Семья содержалась в Царском Селе, Императрица продолжала работать различные теплые вещи для больных и раненых и посылала их в местные лазареты и госпитали. Позднее, в Тобольске, она работала различные вещи для своего домашнего обихода, и в вещах, оставшихся от Екатеринбурга и отобранных от различных охранников, оказалось большое количество собственноручных изделий Императрицы самого разнообразного характера. Видимо, она хорошо владела и карандашом, так как в оставшихся вещицах нашлось несколько ее незначительных карандашных набросков, из коих карикатура на Великую княжну Ольгу Николаевну в костюме сестры милосердия являлась вполне художественной и меткой по характерным чертам сходства.