Следующим шагом к расширению сферы деятельности «латинских» военно-монашеских орденов явилось завещание короля Арагонского дона Альфонсо I (1104—1134), успешно ведшего в своей стране борьбу с исламом, но умершего молодым и бездетным. В завещании он назначил своими наследниками духовно-рыцарские ордены тамплиеров, иоаннитов и Святого Гроба Господня (сепулькриеров, или «каноников Храма Гроба Господня»).
Каждому из наследовавших ему военно-монашеских орденов арагонский король завещал по трети своих владений. Королевское завещание являлось наглядным выражением огромного уважения, которым пользовались в ту пору духовно-рыцарские ордены как «воины Христовы» и борцы с исламом. Не зря даже древнерусские летописцы именовали западных рыцарей-монахов «слугами Божьими», «Божьими воинами» или «Божьими риторями» (а вовсе не «псами-рыцарями», в отличие от Карла Маркса)! Однако, составляя свое завещание, арагонский король-крестоносец наверняка руководствовался не только уважением к орденским воинам-монахам, но и четким осознанием того, что только эти представители «Церкви Воинствующей» были в состоянии довести Реконкисту до победного конца – изгнания всех мавров-мусульман с Иберийского полуострова.
Правда, последняя воля покойного короля, выраженная в завещании, была выполнена не в полной мере, но тем не менее ордены, и в том числе тамплиеры, получили в Арагоне, наряду со значительными суммами наличных денег, немалые земельные владения. В соответствующем договоре, заключенном между орденами и Арагоном в 1141 году, Арагонская корона также обязалась не заключать с неверными мира без согласия вышеупомянутых трех духовно-рыцарских орденов и патриарха Иерусалимского.
Со своей стороны ордены, и в том числе тамплиеры, обязались оказывать арагонской короне всемерную и постоянную военную поддержку в борьбе против мавров. Последнее обстоятельство было очень важным, поскольку светские вассалы арагонских королей были обязаны им воинской службой только в продолжение строго определенного числа дней в году.
Тучи сгущаются
Между тем обосновавшиеся в Сирии и Палестине новые «латинские» владыки Святой земли под влиянием утонченной роскоши расслабляющей цивилизации культурного Востока буквально на глазах теряли свою прежнюю воинственность. Между тем военное положение, без оказания срочной помощи людьми и снаряжением из Европы, грозило стать катастрофическим. Поэтому папа римский Евгений III (между прочим, ученик Бернара Клервоского) вновь призвал западных христиан к Крестовому походу (1147—1149). Благодаря страстным проповедям Бернара Клервоского недостатка в «паломниках» не было; общее руководство походом осуществлял король французский.
Аббат Бернар Клервоский писал папе в Рим:
«Вы повелели, я повиновался; и власть того, кто дал повеление, сделала мое послушание плодотворным. Я отверз мои уста; я стал говорить; и вскоре число крестоносцев умножилось до бесконечности. Ныне города и села стоят пустые, покинутые своими обитателями. На семь женщин не найдется и одного мужчины. Повсюду видишь вдов, мужья которых пока еще живы».
Последняя фраза Бернара Клервоского, между прочим, свидетельствует о религиозном воодушевлении крестоносцев, заранее как бы вычеркивавших себя из списка живых. В соответствии с давней паломнической традицией странствие в Святую землю рассматривалось подавляющим большинством из них как лучшее и величайшее деяние во всей их жизни, подобное обретению потерянного рая; продолжать после этого земную жизнь становилось как бы «не обязательным»; считалось, что те, кто умирал (или погибал в бою с неверными) в ходе паломничества, наверняка войдут, как святые мученики, в Царствие Небесное.
Немцы как таковые (не считая лотарингцев и бургундцев, также входивших в «Священную Римскую империю германской нации») до сих пор не сыграли значительной роли в Крестовых походах. Единственное, в чем выражалась их ревность к делу распространения христианской веры, так это обращение в христианство язычников-славян на восточной границе империи. Миссионерская деятельность, сочетавшаяся с военными походами на язычников, практиковалась немцами с начала XII века на славянских землях Померании (Поморья) и Бранибора (Бранденбурга).
Побудить немецких крестоносцев обратить свои взоры к Святой земле удалось лишь Бернару Клервоскому, объехавшему со своими проповедями все германские земли. После возвращения Бернара во Францию его дело с успехом продолжал Адам Кельнский, аббат (настоятель) цистерцианского монастыря в Эбрахе, собрат Бернара по ордену. На Рождество 1146 года Бернар встретился на Шпейерском рейхстаге с королем германским Конрадом III (1138—1152), первым представителем династии Гогенштауфенов на троне Карла Великого.
Аббат произнес на рейхстаге (съезде германских владетельных князей, как духовных, так и светских) столь пламенную проповедь, что успех был обеспечен. Сам король Конрад и многие из вельмож его империи «взяли крест» (то есть обязались участвовать в крестовом походе). Немцы спустились по Дунаю, однако основная часть их войска до самой Святой земли не дошла. Близ Дорилея, в Малой Азии, немецкая армия, попав в искусно расставленную сельджуками ловушку, подверглась почти поголовному истреблению. Удалось спастись бегством от сарацин только самому Конраду и десятой части его разгромленного войска. Среди немногих спасшихся был и епископ Оттон Фрейзингенский; составленная Оттоном хроника этого завершившегося полной неудачей Крестового похода дошла до наших дней. Французскому войску, двинувшемуся в поход почти одновременно с немцами, была уготована столь же печальная судьба.
В ходе боев с мусульманами в Палестине, в которых приняли активное участие ордены тамплиеров и иоаннитов, рыцари-монахи также понесли тяжелые потери. Магистру ордена Святого Иоанна не оставалось ничего другого, как попытаться получить помощь из Европы. В 1157 году он объездил испанские королевства, Португалию и Францию, неустанно ища спонсоров, но наряду с вопросами финансирования не забывая и о пополнении сильно поредевших рядов иоаннитов новыми воинами Христовыми.
Однако политическая ситуация в Европе ощутимо изменилась по сравнению с предыдущими десятилетиями. Во Франции возникли серьезные внутренние трудности. С тех пор как престол «Священной Римской империи (германской нации)» занял энергичный Фридрих I Барбаросса (Ротбарт, то есть Рыжебородый), центр власти тогдашней Европы переместился из Парижа и Рима ко двору этого выдающегося представителя династии Гогенштауфенов. Характерно, что Великий магистр ордена иоаннитов Раймунд дю Пюи в 1158 году обратился за подтверждением привилегий своего ордена не к папе, а к римско-германскому императору Фридриху, как бы признавая тем самым за ним, а не за папой первенствующее положение в христианском мире Запада.
В ту пору Иерусалимским королевством правил Амори (Амальрик) III (1162—1173). Амори был человеком с четко сформулированными политическими целями. Он первым из «латинских» правителей осознал, что главная угроза государствам крестоносцев исходила от Фатимидского Египта. Поэтому борьба с этим исламским государством на нильских берегах стала основной внешнеполитической проблемой его правления, решить которую он пытался то силою меча, то договорным путем. Но поход «франков» оказался неудачным. Правда, им удалось захватить город Бильбайс (древний Пелусий), несмотря на отчаянное сопротивление его защитников, но главные цели – захват Каира («Вавилона») и последующее завоевание всего Египта, – не были достигнуты. На помощь египтянам прибыло сильное сарацинское войско из Дамаска, что вынудило крестоносцев отказаться от продолжения борьбы и отступить обратно в Палестину.