Громадное судно покоилось на ложе из грязи, похожей на своеобразный суп. Но примерно на трети пути вниз от носа по направлению к корме под грязью ее удерживал скалистый уступ. Этот уступ появился во время дноуглубительных работ перед первым рейсом «Нормандии», семь лет назад.
Приветственные и праздничные речи того великого дня давно забылись, «Нормандия» была неподвижна, как смерть. В больницах лежали 229 офицеров и служащих ВМФ США, а также 283 рабочих-контрактников, получивших увечья и ожоги.
«Было повреждено не просто судно, – писала «Нью-Йорк таймс». – На другом берегу океана людям, вероятно, придется умирать, так как помощь не сможет теперь добраться к ним вовремя. Расследование должно быть непреклонным».
На правительственных чиновников всех уровней, но прежде всего на президента Рузвельта, обрушился шквал сердитых писем и телеграмм. «Вначале Пёрл-Харбор, а теперь “Нормандия”; первое – катастрофа, обернувшаяся для нас войной, а второе – мрачная трагедия огромного масштаба, – телеграфировал президенту один из потрясенных американцев. – Неужели это дело, за которое, как вам кажется, Америка будет проливать свою кровь и горевать»?
Автор передовицы «Таймс» привел более сентиментальные аргументы: «Требуется усилие воображения для осознания того, что огромный корпус некогда гордого судна лежит теперь в Гудзоне у основания 48-й улицы и не оскорбляет нас. Его вид ранит человеческий глаз и сердце».
«Ощущение было такое, как будто сердце разорвалось у меня в груди», – вспоминал много лет спустя В. И. Юркевич. Возле горящей «Нормандии» он встретил Ле Юэда, бывшего капитана лайнера, который привез с собой несколько опытных трюмных машинистов из бывшей команды, натренированных для действия в подобных случаях. Оба они неотлучно находились при агонии своего судна, и оба стали свидетелями его трагической и бесславной гибели – случай едва ли не единственный в истории кораблестроения.
На следующий день Юркевич устроил в своей нью-йоркской конторе небольшую пресс-конференцию, на которой объяснил главные технические причины гибели «Нормандии», совсем недавно рекламируемой как «непотопляемое» судно, и дал четкие ответы на три основных вопроса, волновавших прессу.
Почему огонь распространился так быстро?
– Потому, – ответил Юркевич, – что во время переделки были удалены необходимые водонепроницаемые переборки, и пожарная система корабля была отключена и частично даже разобрана. Большое количество свежей краски на борту также способствовало распространению огня.
Почему судно перевернулось?
– Балластные отсеки двойного дна не была заполнены; слишком большой вес воды накопился на верхних палубах надстройки и не был обеспечен ее быстрый сток.
Почему электрическое освещение вышло из строя во время пожара?
– Электрогенераторы судна, по всей видимости, не работали, а питание поступало с берега. Когда начался пожар, береговое электроснабжение было либо отключено, либо произошел обрыв, что сыграло роковую роль: без электропитания не могли сработать герметичные двери с электроприводом, сигнальная и спринклерная система также обесточились.
Эти четкие и ясные ответы Юркевича косвенным образом подтвердили официальную версию. 11 февраля 1942 г. газета «Нью-Йорк геральд трибюн», подводя итоги трагедии у причала «Френч Лайн», писала, что из 2200 рабочих погиб 1 и пострадали 206, из них 96 тяжело, и подозрений на диверсию нет. «Халатность сыграла на руку врагу с такой же эффективностью, как диверсия», – утверждала газета.
Каждый утренний выпуск новостей о катастрофе «Нормандии» сводился к вопросу о том, что или кто устроил пожар. Сообщалось, что генеральный прокурор Нью-Йорка Фрэнк С. Хоган и адмирал Эндрюс уверены, что непосредственной причиной стала небрежность сварщика. Тем не менее слухи о диверсии распространились по всему нью-йоркскому побережью, по всему городу и стране так же быстро, как огонь охватил «Нормандию».
Некоторые радиокомментаторы предлагали возложить ответственность на французов, преданных правительству Виши. Об этом говорил и журналист Дрю Пирсон в своей колонке «Вашингтонская карусель». Барнетт Херши, комментатор радио WMCA, сказал: «Неофициальные представители Виши, путешествовавшие туда и обратно в мирное время, часто заявляли, что “Нормандия” никогда не будет работать на США, как это делал “Левиафан” в последнюю войну. Ни один из них никогда официально не комментировал это заявление, ограничиваясь лишь улыбкой».
В ответ на общественный протест правительство, как обычно, начало расследования, которых было проведено шесть от разных ведомств: ФБР, ВМФ, Белый дом, Сенат, отдел пожарной охраны Нью-Йорка, контора генерального прокурора Нью-Йорка. Расследования преследовали практически одну и ту же цель: возложить всю вину на других, предпочтительно на какого-нибудь подлого «иностранного диверсанта».
Диверсию подозревал и сам Рузвельт. «Дорогой Фрэнк, – писал он министру военно-морского флота на утро следующего после пожара дня, – сообщите мне, было ли разрешено на “Нормандии” работать иностранцам»?
Нокс передал запрос президента Гуверу, но ФБР уже начало тщательное изучение личных дел всех, кто был во время пожара на борту «Нормандии». Близкое изучение списков служащих «Робинса» показало, что в них значились 119 неблагонадежных человек. Их подвергли тщательному опросу и изучению, как и 30 человек с подобным же прошлым, работавших на различных субподрядчиков. Ни один из них не был в салоне к началу пожара, и их оставили в покое.
ФБР также тщательно изучило и обстоятельства самого пожара, который воссоздали 12 февраля на Бруклинской военной верфи. В складском помещении с высоким потолком была установлена стальная колонна, очень похожая на ту, с которой работал Деррик. Вокруг нее разложили несколько тюков со спасательными жилетами из той же партии, которая была на «Нормандии», и на таком расстоянии, на котором они лежали в салоне в тот злополучный день. В декорацию принесли похожий рабочий инвентарь Деррика и его бригады – горелка, металлический щит, кусок асбестового листа. Затем привели Деррика и всех, кто работал в главном салоне в день пожара – всего 24 человека, не считая федеральных агентов. На всякий случай поблизости поставили пожарную машину ВМФ.
ФБР дало Деррику «зеленый свет», и он начал резать колонну. Несмотря на все защитные меры, от горелки летели искры, и некоторые даже «перепрыгивали» за два щита и попадали на тюки со спасательными жилетами. Тут же вспыхнул огонь.
Все, кто были на складе, отреагировали на пожар так же, как на судне. Они набросились на него с голыми руками и куртками, пытаясь оттащить полыхавшие тюки от тех, которые еще не загорелись. Но огонь распространялся с поразительной быстротой. В конечном счете не на шутку разыгравшийся пожар залили из брандспойтов с машины. Еще немного – и пришлось бы вызывать городских пожарных.
После того как огонь был потушен, федералы по отдельности допросили каждого из двадцати четырех свидетелей. Все были согласны с тем, что пожар на «Нормандии» и его реконструкция были идентичны. Одновременно с этим техническая лаборатория Федерального бюро в Вашингтоне исследовала образцы спасательных жилетов, взятые с судна в ночь пожара. Их подвергли всем возможным экспериментам, о которых химики могли только помыслить, и все же им не удалось обнаружить никаких чужеродных воспламеняющихся материалов ни на поверхности, ни внутри жилетов.