Я заметил, что Лоуэлл пристально смотрит на де Кераделя, Дахут же не сводила взгляда с Билла, и в ее глазах горела дьявольская злоба. Мне подумалось, что и ее едва приметная улыбка таит в себе угрозу и холодный расчет. За столом воцарилось странное напряжение – будто все ожидали нападения со стороны чего-то незримого, уже подобравшегося к нам и готового нанести удар.
– «Тот, кто тень поймать хотел, счастья тень – того удел»
[24], – мечтательно процитировала Хелена.
Мадемуазель Дахут рассмеялась, и ее смех напомнил мне шорох невысоких волн, ласкающих берег моря. Но в этом смехе слышались нотки, насторожившие меня сильнее, чем скрытая угроза в ее улыбке. Нечеловеческие нотки, словно волны смеялись над мертвецами, погребенными в толще вод.
Доктор де Керадель отрывисто произнес пару слов на незнакомом мне языке. В то же время я почувствовал, что должен понимать этот язык. Но не понимал.
Дахут, казалось, смутилась.
– Простите меня, мадемуазель Хелена. Я смеялась вовсе не над вами. Мне просто вспомнилась одна чрезвычайно забавная история. Когда-нибудь я расскажу ее вам, и вы тоже посмеетесь.
– Позвольте и мне принести вам свои извинения, доктор Беннетт, – невозмутимо перебил ее де Керадель. – Вы должны простить мою грубость энтузиаста, как и мою настойчивость, но я вынужден просить вас, если вы позволите, не нарушая конфиденциальности в отношениях врача и пациента, изложить мне симптомы мистера Ральстона. Поведение этой… этой тени, раз уж вам угодно так ее называть. Этот случай вызывает мой профессиональный интерес.
– Безусловно, я не откажу вам в этой просьбе, – заявил Билл. – Ведь ваш уникальный опыт, возможно, позволит вам распознать какие-то значимые детали, которые я упустил. А чтобы не нарушать нормы профессиональной этики, условимся, что я сам хотел получить у вас консультацию касательно симптомов моего пациента, пусть уже покойного.
Мне показалось, что Билл доволен, будто добился той цели, к которой шел весь вечер. Я немного отодвинулся от стола, чтобы видеть и мадемуазель Дахут, и ее отца.
– Я расскажу вам все по порядку, – начал Билл. – Если вам понадобится что-то уточнить, сразу задавайте вопросы. Итак, Ральстон пришел ко мне в гости и попросил осмотреть его. До этого мы не общались несколько месяцев, и я полагал, что он еще не вернулся из путешествия, поэтому его визит стал для меня неожиданностью. «Со мной что-то не так, Билл, – начал он. – Я вижу тень». Я рассмеялся, но ему было не до смеха. «Я вижу тень, Билл. И мне страшно!» Все так же смеясь, я заметил: «Если бы ты не видел тени, с тобой определенно было бы что-то не так». – «Но, Билл, нет ничего, что отбрасывало бы эту тень!» – Он говорил как испуганный ребенок. Он подался вперед, и я понял, какие невероятные усилия он прилагает, чтобы держать себя в руках. «Я схожу с ума? – спросил он. – Когда ты видишь тень, так проявляется безумие? Скажи мне, Билл, это симптом?» Я сказал, что это бессмысленное предположение и, вероятнее всего, у него возникли проблемы со зрением или с печенью. «Но эта тень… шепчет!» – воскликнул он. Я налил ему выпить, чувствуя, что алкоголь ему сейчас не помешает. «Расскажи мне подробно, что, по-твоему, ты видел. И, если возможно, опиши обстоятельства, при которых ты увидел тень впервые», – потребовал я. «Это произошло четыре дня назад. Я был в библиотеке…» Необходимо отметить, доктор де Керадель, что Ральстон жил в родовом особняке на Семьдесят восьмой улице. В доме кроме него обычно находились Симпсон, дворецкий, доставшийся Ральстону в наследство от отца, и с полдюжины слуг. Итак, Ральстон заговорил о библиотеке: «Мне показалось, что кто-то или что-то скользнуло по стене за штору у окна. Окно находилось за моей спиной, а я как раз писал важное письмо, но впечатление было настолько сильным, что я вскочил из-за стола и подошел к окну. Там ничего не было. Я вернулся за стол, но не мог отделаться от ощущения, будто в комнате есть кто-то посторонний. Я был так встревожен, что взял лист бумаги и записал на нем время, когда это произошло».
– Попытка рационализации визуальной галлюцинации – очевидный сопутствующий симптом, – отметил доктор де Керадель.
– Возможно, – согласился Билл. – Так или иначе, чуть позже видение повторилось, только на этот раз что-то двигалось справа налево, в обратном направлении. За следующие полчаса движение повторилось шесть раз – всякий раз в ином направлении, то есть слева направо, потом справа налево, потом опять слева направо и так далее. Ральстон придавал направлению движения особое значение: «Оно будто ткало». Я спросил у него, что из себя представляло это «оно». «У него не было формы. Вернее, тогда не было формы. Оно проявлялось только в движении». Чувство, что он не один в комнате, становилось все сильнее, и вскоре после полуночи Ральстон покинул библиотеку, оставив свет включенным. Он улегся спать, и в спальне симптомы прекратились. Он погрузился в глубокий сон. Следующий день прошел без инцидентов, и Ральстон уже почти позабыл о случившемся. Тем вечером он ужинал в городе и вернулся домой около одиннадцати. Он пошел в библиотеку, намереваясь разобрать письма. «И вдруг у меня возникло такое ощущение, будто кто-то следит за мной из-за шторы, – сказал он мне. – Я медленно повернул голову и отчетливо увидел тень на шторе. Вернее, тень, проступавшую сквозь ткань шторы. Будто что-то стояло за шторой у окна. И та тень уже приобрела очертания человека». Ральстон метнулся к окну и отдернул штору. За ней ничего не было. Не было ничего и за окном. Ничего, что могло бы отбрасывать тень такой формы. Он вновь сел за стол, чувствуя на себе чей-то взгляд. «Неотступный взгляд, – сказал он. – Кто-то не сводил с меня глаз. Кто-то, все время остававшийся вне моего поля зрения. Если я поворачивался быстро – он шмыгал в другую сторону. Если я поворачивался медленно – столь же медленно перемещался и он». Временами Ральстону удавалось засечь движение, какое-то подрагивание, какую-то тень. Но эта тень таяла, исчезала, прежде чем он успевал сосредоточиться на ней. И взгляд чувствовался уже с другой стороны. «Она двигалась справа налево… Слева направо… И снова справа налево… И снова, и снова… Она ткала, ткала…» – «Что она ткала?» – нетерпеливо спросил я. «Мой саван», – просто ответил он. Он сидел в библиотеке, сколько хватало сил. Затем скрылся в своей спальне. На этот раз он спал плохо, ему чудилось, что тень затаилась на пороге, прижалась к двери, слушает… Но она не вошла в его комнату. Настал рассвет, и Ральстон наконец-то сумел уснуть. Он поздно встал, провел вторую половину дня за игрой в гольф, поужинал, сходил со знакомыми в театр, потом отправился в ночной клуб. «Вспоминая свои терзания прошлым вечером, я готов был посмеяться над своей ребячливостью». Домой он вернулся около трех часов ночи. И когда он, войдя в холл, закрыл за собой дверь, то услышал шепот: «Ты опоздал!» Слова были отчетливыми, и казалось, будто говоривший их стоял рядом с ним.
– Галлюцинаторный бред прогрессировал, – кивнул де Керадель. – Вначале ему чудилось только движение, затем его видение обрело форму, потом к зрительным прибавились слуховые галлюцинации.