В конце концов Мэйкон вылезал из своего мешка. Пес, вздыхая, тоже вставал и, соскочив с кровати, вслед за хозяином ковылял вниз по лестнице. На половицах ступням было зябко, кухонный линолеум казался вовсе ледяным. Мэйкон открывал холодильник, озарявшийся светом, наливал стакан молока, потом плелся в гостиную и включал телевизор. Обычно шел какой-нибудь черно-белый фильм – мужчины в костюмах и фетровых шляпах, дамы в жакетах с накладными плечами. Мэйкон не следил за сюжетом. Маленькими размеренными глотками он прихлебывал молоко, представляя, как кальций проникает в кости. Где-то писали, что кальций излечивает бессонницу. Мэйкон рассеянно поглаживал кошку, неведомо как очутившуюся на его коленях. Казалось, это вальяжное серое существо сотворено из материи невероятной плотности, отчего голым ляжкам было очень жарко. А пес обычно устраивался на хозяйские ступни. «Вот и остались мы втроем, мои верные друзья», – приговаривал Мэйкон. От кошки на коленях оставался влажный след, похожий на запятую.
Потом Мэйкон сгонял с себя зверье и выключал телевизор. Относил стакан в раковину с хлорным раствором. Взбирался по лестнице. В окно спальни смотрел на черные ветки, корябавшие ночное пурпурное небо, на дощатую обшивку домов, белевшую в темноте, и выглядывал случайный огонек. Он всегда радовался, если удавалось отыскать непогашенное окно. Значит, еще кому-то не спится, думал Мэйкон. Иные варианты, вроде вечеринки или задушевной беседы старых друзей, он не рассматривал. Хотелось верить, что еще у кого-то сна ни в одном глазу, что еще кто-то борется со своими мыслями. От этого было гораздо легче. Мэйкон забирался в постель. Укладывался. Закрывал глаза и без всяких усилий проваливался в сон.
Глава третья
Сара позвонила Мэйкону и спросила, можно ли забрать темно-синий ковер из столовой.
– Темно-синий ковер, – повторил Мэйкон (он тянул время).
– Я бы не просила, но все равно он тебе никогда не нравился. Ты говорил, неправильно стелить ковер там, где люди едят.
Да, он это говорил. Мол, сборщик крошек. Антисанитария.
Тогда почему вдруг так жалко расстаться с ковром?
– Мэйкон, алло.
– Да, я слушаю.
– Так ты не против, если я его заберу?
– Наверное, нет.
– Вот и славно. У меня в квартире голые полы, ты не представляешь, как…
Она приедет за ковром, он пригласит ее зайти. Предложит хересу. Со стаканами в руках они сядут на кушетку, и он спросит: «Ты скучала по мне?» Нет, он скажет: «Я скучал по тебе, Сара».
Она ответит…
– Если тебе удобно, я загляну в субботу утром, – сказала Сара.
Но никто не пьет херес с утра.
И потом, Мэйкона вообще не будет дома.
– Завтра днем я уезжаю в Англию, – сказал он.
– О, опять в Англию?
– Можешь приехать сегодня вечером.
– Нет, у меня машина в ремонте.
– А что случилось?
– Ну, я ехала и… Знаешь, слева на панели есть такой красненький огонек?
– Ты про датчик масла?
– Ну да, и я подумала, что если останавливаться и смотреть, что да как, то опоздаю к дантисту, а машина вроде едет нормально….
– Погоди. Сигнал загорелся, так? Но ты продолжала ехать?
– Да вроде ничего не шумело, все было как обычно, и я решила…
– Господи ты боже мой!
– А что такого страшного?
– Вероятно, ты запорола двигатель.
– К твоему сведению, ничего я не запорола. Просто нужна совсем маленькая починка, но, к несчастью, это займет несколько дней. Ладно, ничего. Ключ от дома у меня есть, я сама заеду в субботу.
– Я могу привезти тебе ковер.
– Это терпит до субботы.
– Заодно посмотрел бы твою квартиру. Я же ее не видел.
– Нет, она еще не готова.
– Неважно.
– У меня кавардак. Ничего не разобрано.
– Как это – не разобрано? Ты уже больше месяца там живешь.
– Не все так потрясающе организованны, как ты, Мэйкон.
– Не нужно никакой организованности, чтобы…
– Иногда целый день я валяюсь в халате.
Мэйкон промолчал.
– Надо было соглашаться на эту работу в летней школе, – сказала Сара. – Чтобы жизнь обрела хоть какие-то очертания. Утром открываю глаза и думаю: а зачем вставать?
– Я тоже, – откликнулся Мэйкон.
– Зачем есть? Зачем дышать?
– И со мной так, милая.
– Как ты думаешь, тот человек что-нибудь понял? Я хочу поехать к нему в тюрьму. Сяду напротив него и через решетку, стекло или что там у них скажу: «Посмотри на меня. Посмотри. Посмотри, что ты натворил. Ты убил не только тех, в кого стрелял, ты убил и других. И твое злодеяние продолжается, оно бесконечно. Ты убил не только моего сына, ты убил меня, ты убил моего мужа. Я к тому, что у меня даже нет сил повесить шторы. Понимаешь, что ты сделал?» И когда я удостоверюсь, что он все понял, действительно понял и ужаснулся, я достану из сумки пистолет и выстрелю ему меж глаз.
– Перестань, дорогая…
– Думаешь, это бредни, да? Но я вправду ощущаю в руке отдачу после выстрела. Я никогда не стреляла из пистолета… господи, я его даже не видела никогда. Странно, да? А вот Итан видел, он такое изведал, о чем мы с тобой понятия не имеем. Но иногда я вытягиваю руку со вскинутым большим пальцем, как делают мальчишки, играющие в ковбоев, дергаю воображаемую собачку и понимаю, что это было бы несказанное удовольствие.
– Сара, такие разговоры вредны.
– Да ну? А какие полезны?
– Я хочу сказать, если ты поддашься злобе, она тебя… сожрет. Ты сгоришь. Это непродуктивно.
– Ну конечно! Боже мой, зачем тратить время на всякую непродуктивность.
Мэйкон потер лоб.
– Сара, я просо понимаю, что нам нельзя допускать такие мысли.
– Легко тебе говорить.
– Нет, совсем не легко, черт подери…
– А ты захлопни дверь, Мэйкон. И уйди. Притворись, что ничего не было. Мало ли дел, разложи гаечные ключи по номерам – от большого к маленькому, а не наоборот, это очень забавно.
– Сара, черт тебя возьми…
– Не смей меня чертыхать, Мэйкон Лири!
Помолчали.
– Ладно, – сказал Мэйкон.
– Ну вот и хорошо, – отозвалась Сара.
– Значит, ты заглянешь, пока я в отъезде.
– Если это удобно.
– Да, вполне. – Мэйкон повесил трубку.
На душе был неприятный осадок, словно он впускал в дом чужака, который мог еще что-то забрать, кроме ковра из столовой.