– Без малейшего исключения, – отвечал генерал, – таковы мои приказания. Если вы принимаете мои условия, заявите об этом и поторопитесь, ибо могут произойти события, которые воздвигнут препятствия добрым намерениям его величества относительно всех вас.
– Добрые намерения его величества! – повторил Карл, – так ли я расслышал, генерал?
– Я вам передам собственные слова короля, – отвечал Кемпбл: – «Я заслужу доверие моих подданных, – сказал мне государь, – возложив надежду на мою безопасность. На миллионы людей, признающих законность моих прав, и на здравый смысл и благоразумие небольшого числа тех, которые вследствие заблуждения воспитания упорствуют признать их».
Его величество не хочет верить, что самые ревностнейшие из оставшихся якобитов могут питать замысел возбудить междоусобную войну, которая погубила бы их самих и их семьи и покрыла бы кровью столь спокойную страну. Король не хочет даже допустить мысли о том, что его родственник хочет втянуть честных и великодушных, но заблуждающихся людей в попытку, которая погубила бы всех тех, кто избежал последствий предшествовавшего мятежа; и он убежден, что, если любопытство или какой-либо другой повод привлекли этого родственника в Англию, то последний скоро узнает, что самое благоразумное для него будет возвратиться на континент, а благородное участие короля к его судьбе помешает всякому препятствию к его отъезду.
– Вы говорите искренне? – спросил Редгонтлет, – возможно ли, чтобы мне и всем нам было дозволено сесть на корабль?
– Да, – отвечал генерал, – вы свободны отплыть на этом корабле. Но я не советую делать этого никому без слишком важных причин, не зависящих от настоящего собрания, ибо полнейшее забвение прикроет все здесь происходившее.
– В таком случае, господа, – сказал Редгонтлет, обращаясь к друзьям, – дело погибло навсегда.
Генерал Кемпбл отошел к окну, словно избегая слушать, что говорилось. Обсуждение продолжалось недолго, потому что дверь спасения, открывшаяся захваченным сторонникам Карла, была так же неожиданна, как их положение опасно.
– Вы даете нам честное слово, генерал, – спросил сэр Ричард Глендейл, – что нас не будут преследовать за прошлое?
– Даю честное слово, – отвечал Кемпбл.
– А мне обещаете, – прибавил Редгонтлет, – что мне будет дозволено сесть на этот корабль с тем из друзей, кто захочет мне сопутствовать?
– Гораздо больше, мистер Инголдсби, или, скажу на этот раз, Редгонтлет: вы можете остаться на рейде до тех пор, пока не присоединятся к вам знакомые из Файрлэди. После этого сюда явится военный фрегат, и нет надобности говорить, что положение ваше будет опасно.
– Оно не было бы таким… – начал Редгонтлет.
– Вы забываете, друг мой, – сказал Претендент, – что прибытие генерала только наложило печать на наше решение отказаться от боя быков или как хотите назовите не удавшееся предприятие. Прощайте, мой великодушный враг, – прибавил он, кланяясь Кемпблу. – Я оставляю эти берега, как и прибыл сюда, один, и никогда не возвращусь.
– Нет, ни одни, – воскликнул Редгонтлет, – пока сохранится хоть капля крови в моих жилах.
– Нет, не одни, – повторили многие якобиты под влиянием чувства, которое не позволяло им следовать советам холодного благоразумия, – мы не откажемся от наших принципов и не оставим вашей особы в опасности.
– Если вы не имеете другого намерения, как наблюдать их отплытие, – сказал Кемпбл, указывая на Претендента, – я сам провожу вас. Присутствие мое среди вас, безоружного и в вашей власти, будет залогом моего дружественного расположения и уничтожит все препятствия к отплытию, какие могли бы возникнуть со стороны людей слишком ревностных.
– Да будет, – сказал Карл Эдуард с видом государя, оказывающего благосклонность подданному, а не как король, который вынужден уступать могущественному неприятелю.
Все потом вышли из дома. Слух, неизвестно кем принесенный, что приближается значительный отряд войска, распространил ужас в трактире; люди, сопровождавшие заговорщиков, разбежались, да и хозяева сочли за лучшее укрыться покуда.
Следуя к берегу, последний из Стюартов опирался на руку Редгонтлета, ибо не обладал уже той легкостью, с какой двадцать лет назад лазил по горам Шотландии. Сторонники его шли за ним с опущенными головами.
Кемпбл сопровождал их спокойно, но в то же время, может быть, не без некоторого внутреннего беспокойства, наблюдая черты того, кто играл главную роль в этой необыкновенной сцене.
Лилия и Дарси следовали за дядей, насилия которого больше не боялись, и характер которого внушал им уважение. Аллан Файрфорд шел тут же из участия к их судьбе, и никто не обращал на него внимания, ибо каждый был погружен в собственные мысли.
На половине дороги между трактиром и берегом они нашли трупы Нанти Эворта и Кристела Никсона, еще лежавшие на земле.
– Вот наш доносчик, – сказал Редгонтлет, поворачивая голову и указывая на труп Никсона Кемпблу.
Генерал отвечал утвердительным знаком.
– Несчастный! – воскликнул Редгонтлет. – А между тем это название более приличествует безумцу, который мог тебе довериться.
– Этот ловкий сабельный удар, – сказал Кемпбл, – избавляет нас от стыда вознаграждать изменника.
Они подошли к пристани. Претендент постоял некоторое время, скрестив на груди руки, молча и грустно осматриваясь вокруг. В этот момент ему подали записку. Он прочел и сказал Кемпблу:
– Я узнал, что друзья, которых я оставил в Файрлэди, извещены о моем отъезде и намереваются отплыть в Бовни. Надеюсь, это не будет противоречить нашим условиям?
– Конечно, нет, – отвечал генерал, – они будут иметь полную возможность присоединиться к вам.
– Итак, я желаю только одного спутника, – сказал Претендент. – Редгонтлет! Воздух этой страны вреден для вас так же, как и для меня; господа эти заключили мир или, лучше сказать, не сделали ничего, чтобы нарушить его, в то время как вы… Поезжайте разделить со мной убежище, назначенное мне моим жребием. Мы не увидим больше этой страны, но мы будем говорить о ней, так же как и о неудавшейся медвежьей охоте.
– Да конца жизни я последую за вами, государь, – отвечал Редгонтлет, – как последовал бы за вами на смерть. Позвольте лишь мне одну минуту срока.
Карл Эдуард еще раз оглянулся и, увидев печальные лица и опущенные глаза сторонников, поспешил им сказать:
– Господа, не думайте, что я был вам менее благодарен только оттого, что рвение ваше сопровождалось благоразумием. Я убежден, что эта осторожность имела причиной мои интересы и интересы отечества скорее, нежели вашу личную боязнь.
И, подойдя к каждому, он среди слез и рыданий попрощался с последними сторонниками, поддерживавшими его притязания, потом каждому отдельно сказал несколько дружеских, благосклонных слов.
Кемпбл в это время отошел немного в сторону и дал знак Редгонтлету, что хочет говорить с ним.