Жаждущие престола - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Пронин cтр.№ 102

Крайне разгневанный такой неудачей Жолкевский довел до сведения бояр, что войско Яна Сапеги покинет самозванца, если ему будут выплачены большие деньги. Семибоярщина согласилась. Литовцы получили три тысячи рублей золотом и покинули окрестности Москвы.

Теперь Жолкевский решил рассчитаться с немецкими, французскими и английскими наемниками, все еще слонявшимися в польской армии и требовавшими денег. Гетман дал понять боярам, что распустит «немецкий» сброд, едва с ними расплатятся.

Почесав затылки и разгладив бороды, бояре крякнули, повздыхали и согласились.

Жолкевский оставил около восьми тысяч жолнеров и гусар, отборное польское войско, а иноземцев с Запада срочно удалил из Московии. Но они шли к границе, как грабители и насильники, обирая и поджигая деревни, неожиданно захватывая небольшие городки и монастыри. Население разбегалось, стараясь угнать скотину, спасти детей, женщин и стариков. После прохода через Срединную Русь европейских наемников оставались пепелица, изнасилованные женщины, повешенные – те, кто сопротивлялся.

Патриарх послал от себя письмо Сигизмунду; он умолял короля отпустить сына в греческую веру: «Любви ради Божией смилуйся, великий государь, не презри нашего прошения, да и вы сами Богу не погрубите, и нас богомольцев своих неисчетных народов не оскорбите». Мольба была настоятельная, но все же неопределенная, – а Сигизмунд мог бояться оскорбить собственный народ. Поставленный в положение, когда он, потратив много средств и понеся значительные человеческие потери, должен был думать о приобретении целого Московского царства или хотя бы его части, – Сигизмунд продолжал осаду Смоленска. Но хотя польское войско полтора года с отменной яростью и настойчивостью продолжало осаду, их приступы были постоянно отбиваемы со столь же несгибаемым мужеством и упорством.

Между тем из-за определившегося избрания Владислава шведы из союзников неминуемо превращались во врагов Московского государства. Уходя на свою землю, они взяли русский городок Ладогу. Однако островную крепость Иван-город одолеть не могли, недаром народ прозвал его Орешек. Впрочем, жители его, сопротивляясь шведам, не снисходили признавать московских «ополячившихся» бояр, а оставались верны самозванцу.

Тогда генерал Горн разбил Лисовского с поляками и донскими казаками. Лисовский и его напарник Просовецкий отступили к Пскову. И здесь рассорились. Полковник Лисовский, бывший рокошанец, желал бы примириться с Сигизмундом, а потому воевал за воцарение Владислава. Просовецкий же, более склонный к свободному воинству, объявил, что он с казаками за «Димитрия Ивановича». Так они и разошлись: один пошел в город Остров, а другой остановился в двадцати верстах от Пскова. При совершении своих походов они жгли деревни, совершали насилия и убийства, вызывая лютую ненависть местных крестьян. Те, собираясь в «охотничьи» отряды, выслеживали и истребляли отбившихся от основного войска шведов, поляков и казаков.

Самозванец опять укрепился в Калуге и готовился воевать с Сапегой, который, получив от бояр и Жолкевского щедрую выплату, покинул своего сомнительного властелина. Он теперь вынужден был изображать преданность королю Сигизмунду.

– А этот подлый литвин, мало того, что путался с моей женой, теперь стал лизать сапоги польскому королю, – бесновался самозванец, потеряв столь опытного воеводу. – Ну, при встрече не жди от меня пощады, собака!

– Ничего, бачка-сарь Митри Иванич, – успокаивали его касимовские мурзы. – Йок ^[112] собака литовски и якши ^[113]. А когда ми его поймай на аркан, сразу повесим. То будет сапсем якши и не нада нам йиго пьяниса.

– Молодцы, джигиты, – хвалил мурз самозванец, – я вам доверяю. С вами не пропаду. В крайнем случае уйдем в Астрахань, а?

– Астрахан – хороши места, широка степь. Сел на конь, один рука ружье, другой рука сабла – и айда, – они смеялись, морща широкие скулы, прищелкивая языком.

Сапега теперь вступил в земли Северской Украйны как будто для того, чтобы отнять ее у самозванца. На самом деле, по соглашению с двоюродным братом своим, канцлером Львом Сапегой, Ян должен был поддерживать Лжедимитрия вопреки намерениям короля.

Владения «калужского царя» были довольно обширны. Серпухов, например, близкий к Москве, принадлежал ему. Воеводой там сидел старый бунтовщик (еще противник царя Бориса, как и Пушкин) Федор Плещеев.

Его отряды находились во многих городках к югу от Москвы. А большинство бывших «тушинцев» из бояр и дворян стали покидать пределы влияния самозванца. Зато «мизинные» люди, простонародье, со всех сторон сходились под главенство «Димитрия Ивановича», изъявляя ярое желание воевать против поляков и изменников, засевших в московском Кремле.

Получалось тем не менее странное обстоятельство, в результате которого самозванец как будто помогал гетману Жолкевскому. Из страха перед «черным» народом, не замедлившим бы восстать при первом удачном случае и влиться в войско «истинного» царя, Семибоярщина сама предложила коронному гетману ввести королевскую армию в Москву.

Жолкевский сначала воспринял это предложение, как явный успех. Но, поразмыслив, внезапно испугался. Все-таки занятие столицы иностранцами могло вызвать огромную волну возмущения, причем возмущения всенародного.

Гетман созвал коло и предложил прийти к нему в шатер по два человека от каждого полка. Разговор был откровенный, учитывая, что большая часть польского войска состояла из кавалерии. Гусарские офицеры расселись во вместительной палатке гетмана – кто где. Жолкевский занял раскладной стул.

– Слушайте меня внимательно, панове, – сказал он. – Постепенно, по желанию короля Сигизмунда, мы стали промышлять не только Смоленск, входивший некогда в состав польских земель, но и прочие города Руси, включая Москву. Наш король, хотя и не объявил открыто, готов приобрести военным путем Московское царство и присоединить его к Речи Посполитой.

– Це обратилось бы в империю величайшую в мире, – заметил полковник Зборовский. – Я готов к такой судьбе своей родины и всецело поддерживаю замысел короля Сигизмунда.

– Боярское правление предложило нам стать постоем в Москве и таким способом словно бы господствовать над всею державой, – продолжал Жолкевский, выслушав Зборовского. – Но у меня есть опасения и возражения по сему делу. Москва – город большой. Может быть, самый большой среди всей Европы. Город людный, ибо почти все жители Московского государства сходятся в Кремль по своим судебным тяжбам.

– Ну и пусть себе москали судятся между собой сколько им приспичит, если это не касается поляков, – усмехнулся иронически пан Тышкевич, человек грубый и желчный.

Гетман помолчал и продолжил строго, как бы не принимая насмешливый тон Тышкевича и бодро-веселый полковника Зборовского.

– По предложенным планам я должен стать в Кремле. Вы – все другие полки – в Китай-городе, где узкие улицы, много лавок, церквей и огромное число снующего целый день народа. Еще другие – часть нашего войска – расположатся, по боярским планам, в Белом городе. Но в Кремле бывает иногда по пятнадцати, по двадцати тысяч человек, и вшистко ^[114] мужчины сходного возраста, а многие могут быть вооружены. Им ничего не будет стоить, выбравши удобное время, истребить нас там, ибо пехоты у меня нет. А вы люди до пешего боя неспособные. У них же в руках ворота. – И гетман заключил: – Мне кажется, лучше разместить войско по слободам около столицы. Она таким образом будет словно в осаде.