Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации - читать онлайн книгу. Автор: Елена Прудникова cтр.№ 91

Как собирали продналог в 1921 году, трудно даже представить – но все-таки удалось собрать 233 млн пудов хлеба да 166 млн купили за границей, расплачиваясь всем, чем было можно. Голодающие губернии получили 85 млн пудов зерна на питание и 53 млн для посева. Было организовано общественное питание на 3 250 000 человек.

Неожиданно большую помощь страна получила из-за границы, и, что удивительно, основная ее доля пришлась на Соединенные Штаты – притом, что США признали СССР только в 1933 году. Благотворительная организация под странным названием «Американская Администрация помощи» (АРА), которой руководил тогдашний министр торговли и будущий президент Гувер, собрала 45 млн долларов, из которых 20 млн предоставило американское правительство. АРА ввезла в РСФСР почти 29 млн пудов продовольствия и сумела помочь 10,5 млн человек, в основном детям. Знаменитый исследователь Арктики Нансен организовал частный фонд, который передал РСФСР почти 5 млн пудов продовольствия.

Но продукты мало собрать – их надо еще привезти, доставить на место, распределить по уездам и волостям и снова доставить, теперь уже в деревни. Все это на колоссальной территории с еле живыми железными дорогами, на падающих от бескормицы лошадях и в постоянном ожидании сперва бурана, потом распутицы. Иногда помощь опаздывала – так, с большим опозданием поступила она в голодающие губернии Украины и Крыма, но часто все же успешно доходила до людей. 14 миллионов, получивших ее, для того времени и того состояния страны – много.

Однако одними смертями вызванные голодом беды не ограничивались. Сокрушительный удар был нанесен и сельскому хозяйству в целом – тем более что голодали производящие губернии! Правда, крестьяне до последнего старались сохранить скот.

Из донесения уездного комитета помгола г. Пугачева:

«У большинства крестьян имеются тенденции сохранить какой-либо скот, даже в ущерб себе, дабы весной была возможность хоть что-нибудь да посеять. Поэтому приходится наблюдать такие факты, что крестьянин, имея лошадь или даже корову, умирая сам с голоду, сохраняет их, а не режет себе в пищу, в надежде, что кто-либо останется до весны в живых и сколько-нибудь посеет» ^[208].

Потери скота, возможно, и не были так катастрофичны, как людские потери, потому что голодали и умирали в основном бедняки, – но уж посевного зерна всяко не осталось никакого. И если его срочно не изыскать и не доставить на место, то голод 1922 года естественным путем перейдет в голодомор 1923-го.

К счастью, механизм военного коммунизма еще не был размонтирован – страшно подумать, что произошло бы, случись такая беда в середине 20-х. Проходившая в декабре 1921 года XI Всероссийская партконференция своим решением признала необходимым «энергичное участие всей партийной организации сверху донизу в сельскохозяйственной кампании». Решение было чрезвычайно своевременным, потому что экономические механизмы парализовало почти сразу.

Для начала захлебнулся транспорт – не хватало паровозов, вагонов, угля. Потом выяснилось, что у местных органов нет денег, чтобы заплатить за погрузку и разгрузку зерна, за вывоз его со станций – нэп! Не хватало подвод, зерно скапливалось в пакгаузах, лежало под открытым небом, гнило, разворовывалось. Между тем его надо было доставить на места до 1 марта, чтобы успеть развезти по деревням до начала распутицы.

На местах власти очень быстро вспомнили военный коммунизм – в ход пошли дополнительные налоги, хлебные займы, зерно перераспределялось между малоурожайными и совсем неурожайными уездами внутри губерний. Распределением в губерниях и уездах занимались специальные семенные тройки – председатель исполкома, продкомиссар и заведующий земотделом; в волости назначались уполномоченные; в селах председатель сельсовета составлял списки на получение семян, которые утверждал волисполком. И все равно недосев оказался почти 20 %: в 1922 году площадь под зерновыми культурами составила 66,2 млн дес. против 79,8 млн в 1921-м ^[209]. По сведениям Наркомзема, в голодных губерниях в среднем было посеяно вдвое меньше, чем в 1916 году; в Самарской губернии недосев составил 69,5 %, в Башкирии – 63 %, в Царицынской губернии – 60 %. Особенно сократились посевы яровой пшеницы и ячменя: с 17 млн до 8,9 млн дес. и с 9 млн до 4,6 млн дес. соответственно ^[210]. Впрочем, с учетом того, что пшеница и ячмень были до революции основными экспортными культурами, оно и неудивительно – крупные помещичьи хозяйства исчезли, а крестьяне, сеющие хлеб для себя, предпочитали более климатически неприхотливую рожь.

К счастью, урожай в 1922 году был вполне приличным. Однако некоторые районы опять поразила засуха, и весной 1923 года голод снова, хоть и в разной степени, охватил 32 губернии и республики. Опять несчастное Поволжье: Чувашская область – 380 тыс. чел., Башкирия – 850 тыс. (34 % населения), Царицынская губерния – 150 тыс., Немецкая коммуна – 170 тыс. Как водится, голодал вообще никогда не евший досыта Северо-Запад, и даже в Сибири не обошлось: Челябинская губерния – 400 тыс. Тюменская – 45 тыс., Омская губерния…

В 1924 году – снова засуха. В Тверской губернии погибла половина посевов, валовой сбор зерна покрывал внутренние потребности (из расчета 12 пудов на душу) на 50 %; в республике немцев Поволжья, в некоторых кантонах Татарии погибли все посевы, в Саратовской губернии – половина, на уцелевших же десятинах не собрали даже на семена, в Воронежской – 33 %, в Саратовской намолачивали 1,5 пуда с десятины. Как следствие, зимой 1924 года – снова голод. Весна 1925 года: Воронежская, Орловская, Тамбовская губернии – массовый голод, есть умершие. А ведь каждая голодовка – это еще и обессилевшие люди, погибший или проданный скот, еще большее ухудшение качества обработки земли и как следствие – еще худшие урожаи.

Несмотря на все эти тяжелейшие обстоятельства, после 1921 года сельское хозяйство стало кое-как восстанавливаться и к 1927 году почти достигло довоенного уровня. «Почти» – это значит, что, по разным оценкам, уровень производства сельхозпродукции составлял от 85 до 121 % к 1913 году. По наиболее убедительным данным, которые приводил тогдашний предсовнаркома Рыков, в 1928 году посевная площадь всех культур составляла 96,6 % от 1913 года, зерновых – 90 %, средняя урожайность зерновых в 1924–1928 годах была 51,2 пуда с десятины против 54,9 пуда в 1909–1913 годах. Учитывая ситуацию, на удивление приличные показатели. Однако дальнейшее развитие советского сельского хозяйства уперлось точно в ту же стену, что и за двадцать лет до того развитие хозяйства русского.

Как мы помним, до революции основными проблемами русского аграрного сектора были мельчайшие размеры хозяйств и крайняя их бедность. С этим попытались справиться с помощью Столыпинской реформы, которая вызвала обратный эффект – в результате колоссальных аграрных беспорядков столь желанные для «англо-саксонского варианта» крупные собственники были уничтожены как класс, и когда страна вынырнула из войны, проблема стала намного глубже. Совхозов или, как называли их крестьяне, «советских помещиков», было во много раз меньше, да и образцовым ведением хозяйства они, как правило, похвастаться не могли.