– Нашего вожака зовут Ян Искра, – сказал воин, перейдя с венгерского языка на свой родной. – А откуда господин знает нашу речь? Тут ведь никто её не знает.
– Откуда я знаю вашу речь, я расскажу вашему вожаку. Проводите меня к нему, – повелел Влад.
Про Яна Искру он знал много, потому что до недавнего времени следил за его судьбой, – как же не следить за жизнью одного из вечных врагов семьи Гуньяди, причём очень необычного.
Искра был ярым последователем гуситского учения, которое католики называли страшной ересью и ядом, ведь по убеждениям гуситов всякий человек мог вести диалог с Богом напрямую, без помощи церкви.
– Священники хотят за наш счёт обогатиться и потому твердят, что без них мы не сможем говорить с Богом, – полагали гуситы.
Конечно, за такую речь каждому грозила смерть на костре, и потому вольнодумцы, не желая быть сожжёнными, начали ополчаться и так создали несколько армий, которые раз за разом успешно били рыцарей, вдохновляемых Римом на борьбу с ними. Правда, между гуситами не было полного согласия, и порой случалось, что их армии воевали не с католиками-крестоносцами, а друг с другом. Однако Искра уже давно не воевал со своими единоверцами. Он ушёл из Богемии, родины гуситского движения, на север Венгрии, где его войско много лет бродило от города к городу и воевало только с местной знатью или с венгерскими королевскими военачальниками, в том числе с Яношем Гуньяди.
Янош выступал в поход против Искры не раз, не два и не три, но никак не мог победить, тем более что к Искре присоединились также местные «смутьяны» – словацкие крестьяне, жившие на севере Венгрии. Они говорили с богемцами почти на одном языке, поэтому «гуситский яд» проникал в словацкие головы очень легко, и венгры ничего не могли с этим поделать.
Даже тогда, когда Яношу казалось, что он одолел Искру и заставил покинуть венгерские пределы, гуситский вождь лишь посмеялся – сам ушёл, но не взял с собой своё войско, а оно в отсутствие твёрдой руки так распоясалось, что вся Северная Венгрия задымилась.
Через полтора года делегация местного дворянства слёзно молила изгнанника:
– Вернись и восстанови мир!
– Отчего же вы сами не хотите усмирить еретиков и разбойников? – спросил тот.
– Мы это сделать не в силах!
– Тогда попросите Яноша Гуньяди.
– Он тоже ничего сделать не может!
Искра снова возглавил армию, но с теми, кто чересчур разгулялся и не захотел вернуться под его начало, вождь особо не церемонился. Северная Венгрия снова оказалась во власти этого «еретика», а теперь из слов воинов, встреченных Владом на дороге, следовало, что Искра обменял Северную Венгрию на некие владения в Трансильвании и на спокойную жизнь.
«Очевидно, никто не смог его победить. Искру победила лишь собственная старость. Разменивать седьмой десяток – это не шутка, поэтому гуситский вождь, конечно, жаждет отдыха или хотя бы ясного будущего, чем и воспользовался Матьяш», – так рассуждал Влад, услышав про Искру от воина на дороге, но догадываться, что за армия расположилась здесь, начал ещё раньше. Подсказку давал не только язык, так похожий на славянскую речь, но и боевые повозки, которыми всегда славились гуситы.
Между тем воин, с помощью которого Влад хотел попасть к Искре, попросил:
– Ты хоть назовись, господин, а то я не могу вести к нашему вожаку незнамо кого.
Пришлось назвать имя, но для гуситов это всё было пустым звуком. Они не знали Влада так хорошо, как он их, однако продолжали оставаться ему весьма интересными.
Подъезжая к лагерю за горой, Влад отметил, что для воинов, находящихся на отдыхе, гуситы вели себя на удивление тихо – не было слышно ни сквернословия, ни пьяных песен. Значит, правдивы оказались сведения о том, что гуситы всерьёз желали уподобиться людям, которым посчастливилось застать дни земной жизни Христа и слушать Его проповеди. Собираясь вокруг Спасителя, никто не ругался, не пил, не играл в азартные игры, не пел, не плясал, не приставал к женщинам. Вот и гуситы почитали очень тяжким грехом делать всё это, пока находятся в своём лагере.
Правда, со временем правила насчёт песен, плясок и женщин стали мягче, ведь многие гуситы жили в лагере вместе со своими жёнами и детьми. Из-за неугомонных крестоносцев и из-за внутренних распрей между самими гуситами многие люди в лагере Искры стали изгнанниками и скитальцами, вечно находящимися в походе… Возможно, поэтому служба у Матьяша стала для гуситов желанна, – теперь, когда Его Величество дал Искре землю в Трансильвании, войско «еретиков» снова смогло бы жить осёдло.
– Мы тут с начала лета, – рассказывал воин-гусит. – Землю уже размежевали, а скоро будем делить деньги, чтоб начать домы строить. Король ведь дал нам сорок тысяч золотых. Если делить хорошо, то должно хватить на всех.
«Сорок тысяч, – подумал Влад, – где-то я уже слышал это число. Кажется, папа римский дал Матьяшу на войну с турками именно такую сумму». Конечно, для войны этого не хватило бы. В Венгрии один только пеший солдат требовал жалованья по меньшей мере полтора золотых в месяц – дешевле никого не наймёшь. Всадник требовал три. А вот на то, чтобы купить мир с Искрой, сорока тысяч оказалось достаточно. «Неужто это те самые сорок тысяч? – мысленно усмехнулся Влад. – Вот тебе и добрый католик Матьяш. Папа дал ему денег на войну с нехристями, а Матьяш отдал эти деньги еретику. Но если я прав, и деньги, предназначенные для войны, потрачены на другое – значит, Матьяш воевать всё-таки не намерен, что бы мне ни обещал. Однако строить дома это тоже хорошее дело».
Самому Искре строить себе жилище не требовалось – он со своими самыми близкими соратниками поселился в замке на вершине горы, которая при ближайшем рассмотрении казалась похожей на двугорбого турецкого верблюда. С одного горба на другой тянулся деревянный мост на высоких каменных опорах, и вёл он прямо в ворота крепости.
Несмотря на то что у Влада был местный провожатый, на подступе к мосту пришлось опять останавливаться и называть своё имя. Отдать оружие гость отказался. Отказался это сделать и Войко, вызвавшийся тоже идти в гости, поэтому им обоим пришлось дождаться, пока весть об их прибытии дойдёт до Искры и тот вынесет решение – готов ли принять вооружённых или нет.
Наконец, из замка явился человек и сказал, что гостей можно пропустить, как есть, однако этого человека нельзя было назвать слугой Искры. У гуситского вождя не могло быть слуг, потому что среди гуситов не было господ. Однако, даже не имея слуг и оставаясь холостым, Искра оказался окружен заботой. Жены его соратников взяли за правило вести хозяйство сообща – готовили не только для мужей, но и для неженатых, обстирывали всех заодно и обживали очередное пристанище Искры, как умели.
В замковом дворе висело бельё, кудахтали куры, и здесь же играла целая ватага ребятишек, которые при виде новоприбывших не разбежались, а, наоборот, обступили их и начали рассматривать. Влад и Войко, ведомые всё тем же посланцем Искры, спешились и вошли в замковые покои, затем поднялись по какой-то тёмной каменной лестнице и вот оказались в небольшом зале. В глаза ударил яркий дневной свет.