Уже через 10 минут у Долбенко в животе началась революция. Его начало пучить, живот стал раздуваться и продолжать беседу стало просто невозможно.
Лишь через сутки Олег Пантелеевич пришел в себя и смог войти в привычный ритм. С тех пор он не может спокойно смотреть ни на мороженое, ни на томатный сок.
* * *
Монзиков стоял на автобусной остановке, когда из-за поворота на большой скорости выехал профессорский джип. Не прошло и пяти секунд, машина с визгом остановилась напротив Монзикова. Адвокат без раздумья хотел, было сесть на переднее сиденье, но оно было занято. Рядом с профессором сидел дедуля, одетый ни то в железнодорожную, ни то в форму лётчика. Погоны были расшиты золотом. На заднем сидении важно расселся мужчина лет пятидесяти. Адвокат сел рядом с ним и все четверо понеслись на встречу с Олегом Долбенко.
Видимо, в молодости, профессор был гонщиком. Он без труда обгонял крутые иномарки и грузовики, демонстрируя такую технику скоростного вождения, которую не увидишь и в кино. При этом его выражение лица было невозмутимым и спокойным. Было видно, что он не напрягаясь, полностью контролировал ситуацию на дороге. Машина неслась по городу со скоростью 100 – 110 км/ч, фонарные столбы и деревья вдоль дороги мелькали с такой частотой, что не представлялось возможным прочитать даже название улиц на табличках домов. Создавалось впечатление, что транспорт на дороге стоял. Инспекторы ДПС джип не останавливали. Да и при всем своем желании они вряд ли смогли бы тормознуть ракету. Как только они предпринимали попытку остановки заляпанного грязью джипа, машина либо пристраивалась за большим автобусом, либо уходила на другую полосу движения, либо пролетала мимо с большой скоростью.
Профессор рассекал российские просторы на тридцать девятом по счёту принадлежавшем ему автомобиле. Всё время он кому-то звонил, что-то говорил и записывал.
Через сорок минут экипаж прибыл к ресторану, где и состоялась встреча с клиентом. Олег Пантелеевич не стал на встречу приглашать адвоката, с которым крутил бизнес и который, по сути, и организовал диссертационный проект. Зато на встречу он пригласил адвоката Монзикова, который успешно решал кризисные ситуации по ресторанному бизнесу. Его мнением Олег Пантелеевич дорожил и к советам его прислушивался. Единственное, что не нравилось в Монзикове Долбенко, это его беспросветный атеизм. Более того, Монзиков на дух не переносил попов и нес такую хулу в их адрес, что Олега Пантелеевича бросало в дрожь уже только при одном упоминании Монзикова об опиуме для народа.
– Здорово, хохлятская твоя морда! Понимаешь мою мысль, а? – Монзиков радостно обнял Олега Пантелеевича, троекратно облобызал его и начал представлять своих спутников. – Это – академик, ну, ты его знаешь, да? Это – Сан Саныч – тоже профессор, а это – ну, как там его, – Монзиков вдруг забыл имя отчество пожилого профессора, работавшего на кафедре Сан Саныча.
– Тихон Феофанович, – представился уже убеленный сединами пожилой профессор.
– А я – Олег, – и Долбенко протянул для рукопожатия всем руку.
Его рукопожатие было скорее формальным, нежели обычным крепким, мужским. Зато каждому из своих гостей он внимательно заглянул в глаза.
Меню в ресторане заказывал доцент-профессор, который неплохо разбирался и в спиртном, и в закусках. Ему удалось удовлетворить виноводочные пристрастия каждого. Оказалось, что Сан Саныч – большой любитель коньяка, особенно за чужой счет. Тихон Феофанович решил попробовать еще и красного полусухого винца под судак в кляре, после чего он откушал икру с блинами и отведал армянского коньяка восьмилетней выдержки. Профессор и Монзиков налегали на водочку, причем один запивал ее вишневым и томатным соком, чередуя их попеременно, а другой, разумеется, адвокат, пивом.
– Сам кирпич диссертации Вам обойдется тысяч в пять – шесть, не более, – ворковал заплетающимся языком Сан Саныч, – я думаю, что за год – полтора мы с Вами выйдем на совет.
– Да, быстрее не получится, – вторил ему Тихон Феофанович, который тоже был прилично накачен спиртным.
– Вот, Тихон Феофанович – наш профессор, будет с Вами делать кирпич, – Сан Саныч говорил не быстро, активно жестикулируя столовыми приборами. При Этом он еще успевал курить и попивать коньяк, который всё время ему подливал Монзиков.
– А почему так дорого? – спросил, наконец Долбенко у Сан Саныча. – Мне кажется, что пять штук – это та сумма, за которую мне просто должны принести уже готовый диплом.
– Нет, что Вы! Под ключ для Вас будет стоить восемь – десять… Как пойдет, – Сан Саныч не пытался форсировать разговор. Он с удовольствием курил, пил и пробовал деликатесы, которые даже он не мог себе позволить в повседневном своем рационе.
– А ведь Вам ещё надо будет сдать три экзамена, сделать публикации, – Тихон Феофанович говорил слегка покашливая. Вероятно, он начал курить с раннего детства. За час с небольшим о выкурил сигарет десять, если не больше.
– Что-то я не пойму, – Долбенко с аппетитом кушал шашлык из тигровых креветок, – если я плачу такие бабки, то зачем мне надо всё это знать, а? Мне надо диплом! Я максаю, а вы – делаете. А?
– Да ты не п…и! Догнал, а? – Монзиков решил поддержать профессуру. Ему льстило уже одно то, что его пригласили на переговоры.
– А чего ты мне указываешь, что мне делать, а? Ты, чмо, жрёшь в моем кабаке, пьёшь и меня ещё учишь? А? – Олег Пантелеевич саркастически ухмылялся. Он никак не мог понять, почему профессура заламывает такие деньги?! Будучи от мозга до костей торгашом, он решил, что с ним просто торгуются, и что, в конце концов, будет найден компромисс, точно такой же, как например, счет на свадьбу или корпоративную вечеринку.
– Ладно, Олег, не суетись, – доцент-профессор доел свое мороженое, и старался не делать резких движений, чтобы набитое до отвала брюхо не порвало пуговиц на рубашке. – Возьми пару дней на раздумье, обменяйся телефонами, а там – видно будет…
– Вот моя визитка, – протянул Долбенко свою визитку Тихон Феофанович, изготовленную на тонкой бумаге на цветном струйном принтере.
– А у меня визитки нет, – заметил Сан Саныч, – но со мной можно связаться через Тихона Феофановича.
На том и порешили. Через неделю Олег позвонил своему профессору и предложил встречу на избе. И было у них четыре встречи и уйма телефонных разговоров, где Долбенко торговался, а профессор был непреклонен. В конце концов, Олег дрогнул и принял профессорские условия, которые сводились в материальном плане к пяти тысячам долларов, неограниченном кредите на избе, безлимитному мобильнику и оплате всех накладных расходов, связанных с диссертацией.
В середине 90-ых годов группа московских ученых создала ВМАК – высший межакадемический комитет, зарегистрировав его в Минюсте. Первоначальная цель ВМАКа была связана с альтернативной аттестацией ученых, которые по тем или иным причинам не могли защититься в ВАКе. И действительно, в течение первых двух-трех лет по все России были созданы в крупных городах отделения ВМАКа, где на коммерческой основе стали проводиться защиты кандидатских и докторских диссертаций. ВМАКовские услуги были на порядок меньше ВАКовских при внешней схожести не только дипломов, но и самой процедуры. Принципиальных отличий было всего четыре. Во-первых, ВМАКовский диплом не порождал каких-либо правовых последствий, т. к. государство, разрешившее, с одной стороны, подобный род деятельности, с другой стороны не признавало лжеученых, купивших за деньги ученые степени и звания. Правда, заграница не делала никаких различий между дипломами ВАК и ВМАК, т. к. у них государственная аттестация, как таковая, отсутствует и, более того, на Западе даже не знают, чем отличается кандидат от доктора наук. Ведь во всем мире существуют только два вида диссертаций – магистерская и докторская. Именно поэтому в России стали защищать по версии ВМАК диссертации соискатели из Швеции, Германии, Франции и т. д. Апостиль, прилагавшийся к ВМАКовскому диплому – разумеется, за отдельную плату, устранял национальные признаки бумажки, именуемой дипломом.