Дела адвоката Монзикова - читать онлайн книгу. Автор: Зяма Исламбеков

* * *

Все, что здесь написано – истинная правда. Более того, эти истории мне рассказал Александр Васильевич Монзиков – один из самых известных адвокатов нашего города. Быть может, в этих рассказах многое упущено, но это лишь оттого, что я испытывал острый дефицит общения с Александром Васильевичем, который особенно не баловал меня своим вниманием.

По профессии я – слесарь-сантехник и за перо взялся впервые. В результате перестройки заработки стали нерегулярными, часто шальными. Да и клиенты пошли не те. Приходишь в квартиру, а там такое… Иногда даже не поймешь, зачем вызывали. Случаи, когда начинаешь путать туалет с ванной или кухней стали типичны в моей профессии. Уже нет у «новых русских» привычных туалетов, нет убогих ванночек и кухонек до 5 м². Часто, очень часто, на вызовах к клиентам приходится надевать тапочки и слова «пожалуйста», «извините», и всякую другую ерунду употреблять вместо мата, т. е. через слово.

Я в жизни кем только не работал. Был и электриком, и плотником, и даже медбратом, хотя образование – 8 классов. Время теперь такое, что даже депутаты, не говоря уж о…

Читатель, извини, сорвалось, вдруг! Сев писать этот роман, дал зарок – ни слова о политике и ни слова из моего родного лексикона. Вместо мата будут вполне приличные слова. Вот и думаю, теперь, а я ли все это написал?

Когда я рассказал о своих мучениях и мытарствах Петровичу – тоже слесарю из нашего ПРЭО, то он посоветовал мне заняться сексом или кончить пить. Пробовал. Ничего не помогает. Если бросаешь пить, то на баб уже не тянет, а если завязываешь с женщинами, то можно просто спиться. Вот и получается, что надо заниматься чем-то другим. Детьми заниматься мне не надо, т. к. всю жизнь ими не занимался, а они выросли и в жизни теперь преуспевают.

Жена моя – Катенька – на самофинансировании и хозрасчете. Молодец, еще и мне нет-нет, да и поможет. Вот и выходит, что кроме писательства у меня выбора больше-то и не было. Сейчас все пишут. Пишут ведь не только в туалетах и на заборах?

Помню, попал я как-то в милицию, по-пьянке, и заставили меня написать на работе объяснительную. Написал, а начальник и говорит:

– Да, Зяма, ты прямо как писатель. Складно врешь!

Ну, писатель, не писатель, а слова эти мне в душу запали крепко, т. к. был я тогда почти трезвым. С той поры и пишу. Даже когда нет сил, заставляю себя и уж три-четыре главы за вечер «выдаю» легко.

Было воскресное утро, ярко светило солнце, стояла обычная, июльская жара. Дома делать было нечего, т. к. еще в пятницу моя Катерина уехала к мамочке. Она застукала меня с Петровичем во время распития второй бутылки спирта Рояля по случаю 300-летия граненого стакана. Вообще пятница – день тяжелый. Впереди два выходных, и, что делать с такой уймой времени – я даже не знаю. Обычно, по выходным, я хожу в гости к новым русским на сложные ремонты, после которых можно неплохо отдохнуть с тем же Петровичем, например, или купить чего-нибудь жене, детям. Но чаще получается, что выходные превращаются в отходные с опохмелением и подготовкой к новой трудовой пятидневке.

И вот, в тяжелые для моего организма часы, трезвый, гладко выбритый, с отягощенным двумя бутербродами с докторской колбасой желудком, я сидел на берегу озера и вяло созерцал купание дачников в двадцатиградусной мутно-зеленой луже, ежегодно цветущей в такую погоду.

Вдруг к скамейке, на которой я сидел, где рядом со мной лежала чья-то одежда, подошел мужчина среднего роста в мятых брюках и в рваной белой рубашке с закатанными чуть ниже локтя рукавами. С виду – вроде бы обычная хронь – на руках и безобразно волосатой груди были видны наколки. Но что-то сильно контрастировало в нем.

– Можно? – спросил с легким раздражением мой незнакомец и, не дождавшись ответа, лихо сдвинул в одну большую кучу, аккуратно разложенную на скамейке одежду.

Опустив свой непропорционально большой зад на грязную скамейку, незнакомец внимательно посмотрел на меня и спросил: «Курить будешь?»

– Можно, – ответил я.

– Тогда доставай и, это, угощай! Понимаешь мою мысль?

Когда я достал пачку Беломора, незнакомец спросил с явным удивлением: «А что, Мальборо нет?»

– Нет! Есть Беломор.

– Ну, Беломор, так Беломор. Ты, это, видишь вон ту дамочку?

– Беременную? – спросил я и взглянул на своего соседа.

– Сходи, стрельни у нее! Наверняка она плохих не курит. Понимаешь мою мысль, а? – И он начал с безразличием смотреть на озеро, небрежно прикрывая левой рукой почти беззубый рот, разинутый в львиную пасть в неимоверно долгом зеве.

Когда я принес две сигаретки и одну из них протянул соседу по скамейке, то он решительно взял обе, одну – в рот, а другую молниеносно сунул в нагрудный карман рубашки.

– А спички есть?

– Зажигалка. Устроит? – спросил я, продолжая удивляться такому развитию событий.

– Ну, зажигай. Молодец! – уже более миролюбиво буркнул с сигаретой в зубах мой сосед. После первой затяжки, не без гордости, мой сосед протянул мне небольшую и весьма безжизненную ладонь и несколько небрежно произнес – адвокат Монзиков, Александр Васильевич!

Рука была не то, чтобы мокрой или потной, но какой-то слегка влажной с аристократическими пальчиками. По виду Монзиков явно принадлежал к тому классу, который в 17-ом году называли гегемоном. А вот рука у него была, извините, вшивого интеллигента. Уголовные замашки никак не вязались с его миролюбием.

Когда я узнал, что передо мной сидит адвокат, то меня пронзил легкий холод. Затем бросило в жар, после чего начались видения и галлюцинации. Да, удар по психике оказался весьма сильным! При своей профессии я многое повидал. Общался, кстати, и с адвокатами. И если он не врал, то адвокат был, мягко говоря, нетипичен.

Судите сами, когда приходишь на ремонт к инженеру или учителю, то максимум, что может обломиться, так это чирик.

Адвокаты и стоматологи обычно отстегивают только за визит полтинник, а иногда и стольник. Бывает, что кидают зелененькие, двадцатку или даже полтишок. А здесь, адвокат стреляет закурить, да еще берет про запас.

– Зяма. Исламбеков, – вяло промямлил я и как-то судорожно сжал его руку.

– Еврей? Это хорошо! Понимаешь мою мысль, а? Догнал? – и, сощурив правый глаз, Монзиков внимательно стал меня разглядывать сверху донизу.