Это деловой город, здесь ходит трамвай и имеется несколько
первоклассных отелей.
До Голливуда меньше сотни миль, и, если у меня будет время,
я постараюсь туда попасть до отъезда. Жаль, что тебя нет рядом. Я совсем сплю.
Этой ночью я славно отдохну. Попрошу разбудить меня в десять утра. Завтра поищу
в округе еще… Бесполезно, я сплю и уже не вижу клавиатуру».
Затем следовало слово, тщательно забитое буквой «х». На
столе рядом с машинкой лежал конверт с адресом: Миссис Чарльз Брауер, 613,
Сентрал-стрит, Миллбэнк, Невада.
— Похоже, он перебрал снотворного, — сказал Рекс Брэндон. —
Мы проверили в книге регистрации, по прибытии пастор заполнил карточку. Зовут
Чарльз Брауер, прибыл из Миллбэнка, Невада. Живет на Сентрал-стрит, 613, что
соответствует адресу на конверте. Все прекрасно сходится. Бедняга очень хотел
спать… Что ж, крепче уснуть невозможно.
Селби кивнул, соглашаясь, а затем спросил:
— Как ты полагаешь, почему он не только запер дверь, но и
подпер ее стулом?
— Спроси что-нибудь полегче, — ответил Брэндон. Начальник
полиции решил предложить свою версию.
— Видите, какой это малыш, — сказал он. — К тому же
служитель церкви. Такие люди часто бывают трусливы как кролики, особенно когда
им приходится путешествовать. Обратите внимание, как он пишет о нашем городе —
отелях, трамвае. Держу пари, что ему не довелось много странствовать, Мэдисон
кажется ему огромным городом после Миллбэнка.
— Коронер
[1]
уже извещен? — задал вопрос Селби.
— Да, конечно. Сейчас он на похоронах, мы ждем его с минуты
на минуту.
— Успели произвести осмотр личных вещей? — обратился Селби к
Брэндону.
— Пока нет. Мы должны подождать коронера.
— Я провел множество дел с Гарри Перкинсом — нашим
коронером, — заметил Ларкин, — он не держится буквы закона. Думаю, если мы
начнем досмотр без него, Гарри не поднимет шума. По совести говоря, я вообще не
очень представляю, зачем мы здесь. Скорее всего, парня подвел мотор. Двойная
доза снотворного просто заглушила двигатель.
— Интересно, — сказал Селби, — есть ли среди его вещей
что-то ценное, за сохранность чего он опасался. Все-таки я до сих пор не
понимаю, почему он не только запер дверь, но и подпер ручку стулом.
Селби подошел к постели, осторожно приподнял угол подушки и
заглянул под нее. Все это он проделал, не сдвинув труп с места. Ничего не
увидев, он не успокоился и сунул руку под подушку. Пусто.
— Нам необходимо точно установить причину смерти, — бросил
прокурор, приподняв одеяло. Труп был облачен в толстый фланелевый халат. Селби
прикрыл тело и продолжил: — Пока ничего не вызывает подозрений. Но это
обязательная процедура. Надо известить жену.
— Я попросил Джорджа Кашинга телеграфировать ей, — сказал
шериф Брэндон, — пусть она решит, как поступить с телом.
Начальник полиции слегка помрачнел:
— Зря вы это сделали, шериф. Здесь как раз тот случай, когда
коронер предпочитает действовать самостоятельно. Вы же знаете, что он владелец
похоронного бюро и в телеграмме обычно указывает, что готов подготовить тело
для похорон.
— Гарри в это время был на похоронах, — неторопливо
заговорил шериф, — а мне нужно было что-нибудь предпринять. Если он захочет, то
пошлет жене еще одну телеграмму.
Селби осмотрел комнату. Жилет и сюртук пастора были
аккуратно развешаны в стенном шкафу. Обшлага сложенных по складке брюк зажаты
верхним ящиком комода, пояс почти касался пола. Единственный чемодан был открыт
и лежал на стуле.
— Что, это весь багаж? Чемодан и пишущая машинка?
— Пальто и портфель в шкафу, — сказал Брэндон.
— Что в портфеле? — поинтересовался прокурор.
— Какие-то газетные вырезки и листки с машинописным текстом
— проповедь или рассказ, короче, множество слов, стоящих друг за другом.
— Успели просмотреть карманы?
— Нет.
— Давайте сделаем это сейчас. Осмотрите одежду, а я потрясу
чемодан. Не могу отрешиться от мысли, что у покойника было что-то ценное, иначе
зачем он забаррикадировал дверь? Да и письмо намекает на это.
Селби обратил внимание, что чемодан был упакован чрезвычайно
тщательно, одежда аккуратно сложена. Он извлек две чистые сорочки, комплект
тонкого белья, несколько крахмальных воротничков, Библию в потертом кожаном
переплете, очки в футляре, на котором был вытеснен адрес окулиста в
Сан-Франциско, и полдюжины простых черных носков. Селби нашел также
продолговатую коробочку для пилюль с ярлычком, на котором было написано
карандашом и чернилами: «Успокоительное». В чемодане оказался кожаный футляр с
импортным миниатюрным фотоаппаратом.
— Посмотрите, — сказал Селби, — весьма дорогая штучка для
пастора из крошечного городка. Камера стоит долларов полтораста.
— Многие люди его типа — страстные энтузиасты, — заявил
начальник полиции. — У человека обязательно должно быть хобби, несмотря на то
что брюки блестят, а локти пальто протерты чуть ли не до дыр.
— Где был его бумажник? — поинтересовался Селби.
— В кармане сюртука.
— Визитные карточки, еще что-нибудь?
— Да, несколько штук, на них напечатано: «Чарльз Брауер,
Миллбэнк, Невада». Еще девяносто шесть долларов бумажками и около двух мелочью.
Водительское удостоверение, конечно.
Селби еще раз бросил взгляд на неподвижную фигуру в постели.
Вдруг он ощутил во всем происходящем какую-то чудовищную несправедливость.
Селби показалось, что он подглядывает в щелку за жизнью человеческого существа,
у которого были свои надежды, страхи, разочарования, устремления. Его
оправдывало лишь то, что он должен выполнять свои обязанности. Он понял, что
чувствуют медики, осматривая больных, когда им приходится становиться
поверенными абсолютно чужих для них людей и узнавать о самых интимных сторонах
их жизни.
Неожиданно для самого себя Селби решил, что на сегодня с
него достаточно.
— Ладно, — сказал он. — Кажется, проблем нет. Пусть немного
поработает коронер. Возможно, он захочет провести расследование. Кстати, Джордж
Кашинг будет благодарен, если вокруг этого события не поднимется газетный шум и
особенно если не будет поднята версия о самоубийстве. По-моему, мы имеем дело с
естественной смертью.
Прокурор повернулся к двери, ведущей в триста двадцать
третий номер, еще раз осмотрел сломанный замок и спросил небрежно: