Невероятная история Вилима Мошкина - читать онлайн книгу. Автор: Алла Дымовская cтр.№ 75

– Ты что? Что ты? Не надо, а, Валь? – с беспомощной растерянностью пытался утешить Дружников. Вальку он обнял в обхват, как меньшего брата, а тот не сопротивлялся, откинул голову Дружникову на плечо, и все равно плакал.

– Павел Миронович ведь предупреждал. А я позабыл, – непонятно для Дружникова сквозь слезы и короткие, со спазмом, всхлипы пожаловался Валька.

– Какой Павел Миронович? – испуганно спросил Дружников, подозревая его в помрачении рассудка.

– Анин папа. Знаешь, я вот только что подумал, что я и его сгубил. Тогда в больнице. Я рассказал ему о стене и обо всем остальном тоже рассказал. И Павел Миронович сразу как-то успокоился, ему было уже не страшно умирать. Он перестал бороться, понимаешь? Перестал бороться, потому что перестал бояться. И умер на следующий день, – все это Валька сказал отрывисто и быстро, но Дружников уловил смысл.

– Валь, но он бы умер все равно. Ведь так? Разве что, немного позже, – слабо возразил Дружников и, пытаясь развернуть Вальку к себе лицом, с силой дернулся. От рывка одна лыжа отстегнулась, он высвободил ногу, попробовал встать и поднять Вальку.

– Может быть, умер, а может быть, нет. Случаются порой на свете медицинские чудеса. Главное – не сдаваться, – Валька всхлипнул и стукнул головой Дружникову в грудь. Отчего оба снова упали на снег.

На помощь им пришел инструктор Эжен. Но не сразу, немного погодя. Честно говоря, Эжену не очень хотелось встревать в интимную сцену, разыгравшуюся на его глазах, и оттого он некоторое время выжидал. К тому же инструктор испытывал законное любопытство. Русских на лыжных курортах он встречал редко, да и то лишь в последние годы. До этого их в Альпах не было вовсе. Теперь же из-за рухнувшего железного занавеса стали возникать изредка небольшими группками очень богатые и очень дурно воспитанные бизнесмены из России, в основном в сопровождении захватывающего вида девиц. Подобную же славную «голубую» парочку из строгой нравами Страны Советов Эжен наблюдал впервые. И русские геи ему очень пришлись по душе. Эжен и сам был геем, хотя не считал нужным подчеркивать свою ориентацию нарочитым поведением или рядиться в псевдоженские одежды. Но эта парочка была даже слишком хороша. Не понимая смысла разыгравшейся перед ним сцены, Эжен все же почувствовал, что тронут и умилен, и догадался – слезы тут не от ревности. Когда инструктор еще в начале знакомства кинул первый взгляд на Дружникова, то с чисто личным интересом подумал: с этим обезьяноподобным детиной он не согласился бы иметь дело и за миллион франков. Но теперь, наблюдая, как рыжий громила по-матерински, с неподдельной тревогой утешает своего более хрупкого и нежного «друга», Эжен переменил свое мнение. Вот это страсть, да! Эжену так в жизни не повезло, и настоящей любви он не встретил. Инструктору одновременно стало завидно, но и тепло на сердце. Он воочию удостоился созерцать божье чудо, подлинное чувство, в котором молва и жизненный опыт отказывали таким как Эжен. А вот же, есть она, «голубая» мечта! И значит, есть надежда для Эжена найти свое счастье.

Когда же через два дня рыжему здоровяку пришла пора уезжать, он на жутком, ломаном английском обратился с просьбой к инструктору присмотреть за своим «другом», который, как понял Эжен, был не совсем здоров. И сунул в руки французу целых две тысячи долларов. Эжен пообещал и деньги взял, не только из корысти, а еще потому, что знал: нельзя становиться на пути у щедрости, идущей от любящего сердца. Оставшийся на его попечении молодой человек был Эжену симпатичен, хотя и не являл собой эталона мужской красы, но Эжен вел себя исключительно корректно. Тренировал русского на спусках, тот оказался способным и делал изрядные успехи, вечером сопровождал в бары и пару раз сводил на лучшую местную дискотеку. Ни в коем случае не приставал, только изредка позволял себе принятые в их кругу вольности, брал русского за руку и иногда ласково поглаживал по плечу. Конечно, Эжен не отказался бы и сам иметь такого «друга», милого, молодого и весьма состоятельного, но великая любовь дело святое, и не его, Эжена, право становиться у нее на пути.

Валька, само собой, о заблуждениях Эжена не догадывался. А «вольности» со стороны инструктора принимал как должное. Ну, просто иностранцы, наверное, французы в особенности, такие вот общительные люди и у них это принято, и тоже приветливо улыбался и дружески хлопал Эжена по плечу. Разговаривали между собой инструктор и его подопечный более жестами, чем словами, да и общий, доступный лингвистический запас у обоих был очень ограничен. Оттого Валька и его французский опекун оставались в счастливом неведении относительно собственных ложных выводов. Отдых в горах действительно пошел Вальке на пользу. Нравственных сомнений поездка не разрешила, но Валка смог о них позабыть, наслаждаясь увлекательным горнолыжным спортом и новизной обстановки. Заграница и француз-инструктор, и смешанная курортная публика, и итальянская кухня Вальке определенно нравились. Дружников постоянно звонил в отель, осведомлялся о Валькином самочувствии и настроении. И Валька честно рапортовал ему, что все хорошо.

Олег Дмитриевич опять стоял на перепутье, и опять из-за Вальки. Уже в горах он почуял неладное. Когда у «дорогого друга» случился нервный срыв и отчасти по его вине, он с тревогой осознал, что беспокойство за Вальку выходит за рамки обычной игры. Дружников сопереживал и сострадал тогда искренне и неподдельно. И это было плохо. Это было очень плохо. Потому, что означало: его притворные чувства переходят в реальное измерение. Валька наяву выходит ему мил и дорог, врастая в его собственное «я». Из этого с неизбежностью следовало, что, когда придет срок, Дружникову может не хватить сил убрать Вальку от себя. Тогда ему придется стать таким, как Валька, потому, что Валька конечно же не сможет и не захочет стать таким, как Дружников. А это значило отказ от всего. От власти, от огромных денег лично для себя, от непомерного тщеславия и тайных амбиций, от того, что было для Дружникова благом из благ. За этим он пришел в мир, и без этого он не уйдет. Тогда Дружников решил вырвать незаконное чувство с корнем, пока оно еще не проросло его насквозь. К тому же Дружников устал. Чрезмерное, многолетнее притворство требовало немалых сил, бесконечная игра в благородство уже утомила его, не изменив его природной сущности. И более всего Дружникова злили долги, за которые он не мог расплатиться. Он брал у Вальки, он зависел от него, а Валька даже этого не подозревал. «Дорогой друг» был чистосердечно убежден, что рядом с ним находится преданный товарищ и соратник в его бредовых идеях по улучшению мирового устройства и государственного совершенствования. А Дружникову наплевать на мировое устройство, оно и так ему подходит вполне, вот от мирового господства он бы не отказался. Но об этом и заикаться нельзя. И вообще, у каждого свой путь.

Поэтому Дружников постановил, что их с Валькой дорожки по возможности скорее должны разойтись. Хватит с него детских игр, он тоже имеет право жить так, как хочет. Как только окрепнет проклятая паутина. Дружников то и дело пробовал ее на прочность, пытался по пустякам желать сам, пока ничего не выходило. Но как только это произойдет, как только заработает его личный «вечный двигатель», он сбросит ярмо, которое сам же на себя и надел. Наверное, это произойдет уже скоро, ибо он, Дружников, выкачал из Вальки столько энергий удачи, что можно было открывать вторую Саяно-Шушенскую ГЭС. А пока друг загорает на альпийских курортах, он, Дружников, сделает себе некоторое послабление и тоже немного отдохнет на свой лад.