Невероятная история Вилима Мошкина - читать онлайн книгу. Автор: Алла Дымовская cтр.№ 67

Один из них, Тихон Приходько, самый одноклеточный и наименее противный, изображал при Дружникове что-то вроде камердинера. Спал на кушетке в кухне, бегал по домашним поручениям, с лакейской прытью подавал Дружникову пальто, портфель, газету и вообще, старательно делал «что прикажут». Валька, бывая на Беговой, намеренно не замечал этой несколько неприглядной обложки домашнего быта Дружниковых, да и Тихона считал достаточно безобидным и убогим существом. К тому же Валька придерживался святого правила о недопустимости вторжения посторонних уставов на частную территорию монастырского владения. Но вот двое других пришлых станичников вызывали в нем одновременно и беспокойство, и весьма ощутимую неприязнь.

Восточный человек Муслим был еще туда-сюда. Груда мышц и полупустой чердак, скудно оборудованный лишь небогатой разбойной хитростью, плюс почти полная неспособность связно передавать мысли посредством речевого аппарата. Происходил он из обширной ингушской семьи, в доисторические времена военного коммунизма переселившейся в низинные ставропольские станицы. Служба же на дальней амурской границе придала этому накачанному абреку некоторые самоуверенные черты человека, якобы повидавшего большой мир. Пока же Муслим был определен Дружниковым в частную школу подготовки личных телохранителей.

Но хуже всех был последний. Некий Филя, Феликс Кошкин. К нему, как ни к кому другому подходило короткое и емкое определение: «жлоб». И это определение, как выяснилось впоследствии, оказалось еще не самым худшим. На фирме Филя занимался периферийными, загадочным для Вальки хозяйственными делами, в частности закупал бумагу и порошок для ксерокса, заказывал бланки и рекламные ручки с логотипами, и даже приобретал оргтехнику. За что один раз, пойманный на воровстве, безропотно вынес от Дружникова кулачную расправу и повреждение физиономии, после чего красть стал уже куда тише и скромней. Но пакостнее всего было то, что Кошкин любил почти до оргазменного восторга унижать и обижать зависимых и пасующих перед ним людей. Он третировал и оскорблял пошлыми шуточками секретарш, гонял с нарочной бессмысленностью офисных уборщиц, и вообще старался принизить и задеть каждого, кто не был способен дать ему надлежащий отпор. Однажды Кошкин сделал первую и последнюю попытку «наехать» на Вальку.

Валька и впрямь как нельзя лучше подходил для Кошкина на роль очередной жертвы. Во-первых, Филю не могла не раздражать душевная и трогательная близость отношений Вальки и Дружникова, которого Филя предопределил себе в единственные хозяева и покровители. А во-вторых, именно Валька являл собой тот человеческий тип, который Кошкин на белом свете ненавидел более всего. Мягкотелый на вид интеллигент, с пионерскими представлениями о добре и зле. К тому же к самому Филе Кошкину относящийся со скрытым пренебрежением, как к нечистому животному. Филя был достаточно наблюдателен и для того, чтобы подметить некий прелюбопытный факт. Сам Дружников иногда тяготился вынужденным пребыванием на позициях чести и долга и иных ценностей, навязанных ему со стороны своим ближайшим сподвижником. Поэтому Кошкин самочинно постановил себе разобраться со «слюнявым чистюлей». И однажды, при всех, в общей зале их офиса Филя обложил исполнительного директора, всего-навсего попросившего его оставить в покое секретаршу Надю, по матери, посоветовал в спешном темпе узнать свое место, иначе он, Кошкин, быстренько ему его укажет, и тогда кое-кому не поздоровится.

Последовавший за тем эффект, что называется, был велик. На шум и возмущенные крики общественности из кабинета пулей вылетел Дружников, и Филе Кошкину прошлый мордобой показался прогулкой по райским яблочным садам. Немедленное увольнение и призыв Быковца для доставки не прописанного в Москве элемента в ближайшее отделение милиции с последующей высылкой в бесперспективную станицу, заставили Кошкина прилюдно ползать по полу, обнимать ноги и слезно умолять о прощении поочередно Вальку и Дружникова, клясться на будущее во всех добродетелях сразу. Валька, смущенный и одновременно одолеваемый рвотными позывами, попросил Олега прекратить, и пусть Кошкин живет, как живет. Филю простили, но Дружников строго-настрого запретил ему и на пушечный выстрел приближаться к Вальке. Впрочем, Филя отныне скорее поцеловал бы взасос гадюку, чем позволил себе хоть один косой взгляд в сторону исполнительного директора Мошкина.

Не то, чтобы Валька не мог справиться с ситуацией сам. О нет, Дружников нисколько не сомневался на этот счет. Но в то же время и прекрасно осознавал, что Валькино разбирательство, зашедшее слишком далеко, может потенциально стоить глупцу Кошкину жизни. А Филя еще наверняка пригодился бы Дружникову.

Поздняя осень в том году выдалась хлопотливой и печальной. Вальке опять пришлось заниматься похоронными делами, на сей раз уже в собственной семье. Внезапно и скоропостижно от обширного инсульта умерла бабушка Глаша. Ее соседка, Марья Дамиановна, разбуженная среди ночи неугомонными звуками работающего за стеной телевизора, сначала пыталась решить вопрос миром, звонила бабушке по телефону. Потом, осердясь, не поленилась выйти на лестничную клетку, долго жала кнопку звонка, тарабанила кулачком в дверь. И не дождавшись никакого ответа, не на шутку испугалась. Были вызвана «скорая» и милиция, а после, само собой дочь скончавшейся Аглаи Семеновны.

Валька и мама горестно поплакали над бабушкиной кончиной, стараясь утешить друг друга тем обстоятельством, что смерть случилась внезапно и не могла оттого причинить Аглае Семеновне особых мучений. Барсуков, хоть слез и не проливал, но скорбел непритворно, ибо к теще за все время своей семейной жизни привык и относился к Аглае Семеновне положительно. И то сказать, бабушка Глаша была не теща, а настоящий, нерукотворный клад. Ни во что не встревала, ехидных замечаний не делала, вообще зятем гордилась и прилюдно всегда отпускала ему похвалы и витиеватые, старомодные комплименты.

После похорон Валька с согласия мамы и Барсукова переехал в бывшую бабушкину квартиру, куда его еще при совершеннолетии дальновидно и с немалыми трудами удалось прописать. Не то, чтобы в собственном доме у Вальки возникали напряженные моменты или недоразумения, но хотелось самостоятельности. К тому же рабочий график его как ответственного совладельца фирмы был непредсказуем и уплотнен до предела, Валька запросто мог вернуться, скажем, из командировки, и в час, и в два часа ночи. Близких беспокоить не хотелось, а те не спали, мама в тревоге, Барсуков из почтения и любопытства, из первых рук ожидая совершенно ему ненужных и непонятных новостей.

Викентий Родионович давно уже никаких трений с пасынком не имел, напротив, Валька отныне составлял предмет его неслыханной гордости и бесконечную тему для разговоров. После несчастливых событий августа 1991 года Барсуков, конечно, утратил пост партийного руководителя. Но осмотрительно предупрежденный заранее Геной Вербицким, ничем себя не опорочил, даже сумел выплыть, и тоже благодаря Вальке. Можно сказать, его почти что собственный сын стоял в самом пекле на баррикадах в те дни, когда партсекретарь Барсуков лежал беспомощно, пораженный сердечным недугом, вызванным не чем иным, как бессовестной узурпацией власти правыми реакционерами. Викентий Родионович за свою дальновидность и сердечные страдания был вознагражден сполна. Его назначили, наконец, заместителем декана и именно по учебной части. Барсуков обзавелся новым комфортным кабинетом, и даже пожилой, опытной секретаршей Маргаритой Федоровной. Само собой, в курсе Валькиных успехов теперь были и самые распоследние лаборанты, а уж Маргарита Федоровна со слов своего начальника знала об удачах «Дома будущего» куда больше его владельцев.