Невероятная история Вилима Мошкина - читать онлайн книгу. Автор: Алла Дымовская cтр.№ 111

На звон разбитого стекла и удушливый запах гари из двух соседних квартир выскочили встревоженные мужчины. Они и нашли на лестничном пролете нелепо опрокинутый навзничь труп, с опаленным дочерна лицом и осыпавшимися пеплом волосами. Поднялся крик. А вскоре кто-то уже бежал к телефону, звонить в милицию.

Валька не слышал и не мог слышать криков на лестнице, но о Зулиной гибели он узнал в тот же миг, когда она случилась. Особенно резкий и мощный болевой удар уведомил его об исполнении желания. После боль поднялась в нем привычной, высокой волной. Но в Вальке, помимо боли, пребывали никуда не подевавшиеся гнев и невыносимая обида. Они-то и столкнулись с накатившей на него черной, раздирающей череп, мукой. И Валька очутился вдруг на ничейной территории.

Это было престранное ощущение. Словно бы его тело отделилось от его сущности, оставив ей лишь наблюдательные способности и голый, абсолютный разум. Валька как бы увидел себя со стороны, увидел, как боль постепенно растворяет в себе воды его гнева, и захватывает одну позицию за другой. А он следит за безмолвной битвой из своего ментального пространства, и знает, что телу его плохо. Но сам Валька, кроме знания, не чувствовал ничего. Потому, что чувств у него попросту не было.

Правда, собственное тело очень скоро сделалось Вальке неинтересным. Ну, чего смотреть, если и так все ясно. Гнев отступит и сгинет, ведь физическая боль сильней всего на свете. Пока, до своего возвращения в чувство, он может осмотреться.

Пространство вокруг Вальки было невероятно неподвижным и в то же время изменчивым, но как-то неоднородно и дискретно. Все сущее здесь предстояло перед ним в виде идеальных геометрических форм, возникавших словно из ничего и ниоткуда. Валька захотел пойти и посмотреть поближе, на вопрос «куда именно?» он тут же ответил себе, что, хотя бы вон до того дальнего, прозрачного октаэдра. Едва он подумал так, как очутился вблизи геометрической конструкции без всякого с его стороны движения. Вот это да! Октаэдр тем временем поменял цвет. Сначала на фиолетовый, потом на абсолютно черный. Валька понял, что именно эти цвета он и хотел увидеть. И тут его позвали.

Валька обернулся и обнаружил рядом с собой человеческую фигуру. Необычную и странную, но человеческую. Светящуюся, белую, идеально четкого контура. Одни линии и более ничего.

– Ты кто? – спросил фигуру Валька. Как и чем он спросил, Валька не знал сам, ведь никакого материального языка у него не было. Однако, слова не только получились в его сознании, но и нарисовались в пространстве синими, печатными знаками. Так что их попросту можно было прочесть.

– Я, – скромно ответила фигура. Ее ответ тоже возник, начертанный в ярко зеленом цвете.

– Здравствуйте, Павел Миронович, – неожиданно сказал Валька. Но уже понял, что не ошибся, и ничего неожиданного в появлении перед ним Аниного папы нет вовсе. Он ведь втайне желал увидеть Павла Мироновича и вот, увидел. – Вы настоящий? Или я вас только что придумал?

– Настоящий. Но, конечно, относительно. В том, что ты меня видишь, ничего удивительного нет. Ты позвал, я пришел. А ментальное пространство общее для всех. Кто, разумеется, не имеет тела. Или, временно выходит из него.

– Понятно, – ответил Валька, хотя на самом деле ничего понятно ему не было. – Значит, вы теперь здесь живете? В смысле, существуете?

– Нет, существую я в ином месте, – после этих слов в пространстве вспыхнула в скобках надпись: «ироническая улыбка». Однако, Павел Миронович продолжал:

– Сюда я лишь иногда захожу. Не очень-то интересно. Здешний мир – это, так сказать, «res cogitans». То есть, вещь мыслящая. В чистом виде. Абсолютная и строго логичная. Игры разума и ничего кроме.

– Я сейчас убил человека. Нарочно. И в первый раз ничуть об этом не жалею, – сообщил Аниному папе Валька. Он захотел и нарисовал вокруг множественные картины из своей памяти. Непременно желая рассказать Павлу Мироновичу в точности все, что с ним, с Валькой, случилось после его смерти.

– Что же, – ответил Анин папа после короткого раздумья. – Теперь тебе придется таким же намеренным образом убить во второй раз.

– Почему? – спросил Валька. Рядом с его вопросом в скобках возникли слова «недоверчивый ужас».

– Потому, – сказал Анин папа. И в ответ нарисовал для Вальки это самое «почему?».

Валька долго вникал в увиденное, потом спросил:

– Другого выхода нет?

– Нет, – возникло одно короткое зеленое слово. А в скобках значилось «категорически». – Ты это породил. Тебе и расхлебывать.

– Но как? Я же не могу. Я же показал вам, что над Ним у меня более нет власти.

– Есть. И твою власть Он ныне питает сам, – ответил ему папа Булавинов.

– Я не понимаю. Все равно. Объясните мне. Пожалуйста, – Валькины слова теперь походили на телеграфный текст.

– Догадайся сам. Знаний у тебя достаточно. Так что соображай, не маленький, – за фразами Павла Мироновича возникла скобка «задиристый смех». – А я тебе более не скажу ничего. И мне пора. Приятно было повидаться. Когда пожелаешь вернуться, просто напиши слово «назад» и подумай о нем, как о приказе.

Павел Миронович исчез. На месте, где он только что был, осталась надпись: «Выбрать можно и в другую сторону три точки но иногда выбор нужно послать к черту».

Валька стал думать. Мыслить было необходимо здесь и сейчас, в мире, где чувства не имели над ним власти. Итак, исходя из увиденного, он должен уничтожить Дружникова. Что же, цель ясна. Но как это сделать? Ответ прост: один вихрь должен одолеть другой вихрь. Поправка: у Вальки никакого вихря нет. И не надо. Все еще проще. Актер! Любовь – это иногда смертельная штука. Посмотри в глаза и возлюби. И вечный двигатель сам убьет своего хозяина. Но где взять столько любви? Чтобы хватило на единственный, последний вихрь? Как всегда, папа Булавинов прав. Дружников сам придаст ему силу. Изо дня в день заставляя Вальку любить его по-прежнему. И очень хорошо. Отныне он не будет сопротивляться, наоборот, станет впитывать каждую каплю этой любви.

Это, конечно, все очень складно на словах. Но что если эта безмерная любовь (а она должна непременно стать безмерной) не позволит Вальке осуществить задуманное? Что, если он не сможет уничтожить Дружникова? Которого непременно нужно уничтожить. После всего, что он видел. И как тогда быть? Тоже очень просто. Он убьет Дружникова из любви к самому Дружникову. Потому что смерть для его дорогого друга станет высшим благом, и даже спасением. По крайней мере для его бессмертной души. И вообще, как учил его в свое время Дружников? Поставь себе цель и забудь о ней. Иначе никогда ее не достигнешь. Что же, вот Валька и запрограммировал себя. Теперь надо вернуться и там, на месте, обдумывать практические пути спасения его дорогого друга. Пусть программа так и называется: «операция спасения». Валька вывел в пространстве Абсолюта, и впрямь малость скучноватом, одно слово. Назад.

В мгновение ока очутился он на полу в своей кухне и в своем теле. И взвыл от боли. Но это были уже сущие пустяки. Валька дотянулся дрожащей рукой до столешницы, приподнялся, ухватил за горлышко едва начатую бутылку, стал планомерно переливать ее содержимое себе в рот. Может, будет полегче. Тем более, что эта бутылка отныне последняя. И больше не предвидится. На работе пить не полагается. Вот он и напьется в последний раз. Вдрызг. Валька сделал несколько прожорливых глотков. Многоградусная жидкость свирепо обожгла горло. Но ничего. Вроде бы боль и вправду немного отступает. По меньшей мере Вальке теперь хватит сил добраться до кровати.