Превратности судьбы, или Полная самых фантастических приключений жизнь великолепного Пьера Огюстена Карона де Бомарше | Валерий Есенков | страница 166 | LoveRead.ec

Пьер Огюстен ещё раз удаляется победителем и тоже не подозревает о том, что такой славной победы у него больше не будет. Дурную карту вытаскивает из колоды в тот весенний вечер король. Семерка пик никому не приносит добра. Не успевает Пьер Огюстен после спектакля попраздновать, попировать, как получает подлый удар, и получает его, главное, с той стороны, с какой никакого удара вовсе не ждет.

Общество по распределению парижской воды процветает. Его акции стоят высоко. Биржевые акулы, как водится, затевают с ними игру, в надежде, не вспахав, не посеяв, сорвать большой куш. Двум известным банкирам Паншо и Клавьеру, приходит в голову сыграть на понижение, скупить по дешевке эти доходные акции, получить контрольный пакет и с благородным видом стричь дивиденды. Играют. Игра почему-то не получается. Курс растет и растет. Они вбухивают кучу денег, а им хоть бы что, они продолжают расти. А кто виноват? Всему Парижу известно, что Пьер Огюстен чрезвычайно удачливый, преуспевающий коммерсант, умеющий делать деньги из ничего. Виноват, стало быть, он! Денежек, разумеется, уже не вернешь. Однако надлежит отомстить. Каким образом отомстить? Вот, как всегда, в чем вопрос.

Отомстить действительно трудновато. Устроить ему какую-нибудь пакость на бирже? Возможно, и пробовали, только больше во вред себе, чем ему. Крупнейший финансист, предприниматель и коммерсант, он сам кому угодно устроит любую пакость, и не только на бирже, и единственное спасение от его незаурядных способностей единственно в том, что не пакостник он. Купить у короля тайный приказ об аресте и сгноить в королевской тюрьме? Заманчиво, очень заманчиво, многие пользуются этим безотказным приемом, однако только что видели все, что с ним таким образом не пошутишь, что подобные шутки дороговато обходятся и самому королю. Можно, конечно, убить, жаль, что на дуэли его не убьешь, дерется как черт, а наемные убийцы пока что не в моде. Остается нанять какого-нибудь злобного пса и попытаться убить его имя памфлетом, да где же взять такой отчаянной смелости пса, ведь всем известно, что он владеет пером, как пистолетом и шпагой.

Правда, такого рода журнальными и газетными псами хоть пруд пруди, и во все времена, а нашим банкирам этот пес собственной охотой в лапы идет. Зовут его Габриэль Оноре Рикетти де Мирабо. Он граф. Ему тридцать шесть лет. За это довольно короткое время ему удается совершить столько гнусностей, учинить столько скандалов самого грязного свойства, что любому другому хватило бы на несколько жизней. Никому не удается сосчитать, сколько жен он соблазнил, скольких жен увел от мужей, сколько их бросало его, сколько брошено им. Он и теперь живет с одной из них совершенно открыто, будто бы в браке, и воспитывает сына от другой.

Природа наделила его такой склочной натурой, что он не может ужиться ни с кем, ни с богатым деспотичным отцом, ни с ещё более богатой, тоже деспотичной и подверженной истерикам матерью, ни с расчетливой хитрой бездушной женой. Его преследуют отец, мать, жена и многочисленные мужья. Тайные приказы короля сыплются один за другим. Кажется, он проходит через все известные узилища Франции. Ему приходится побывать и на острове Ре, и в замке Иф, и в крепости Жу. Его приговаривают к смерти и откладывают исполнение приговора на неопределенное время. Он получает пожизненное заключение в Венсене и отбывает там сорок два месяца. И ни разу карающий меч не обрушивается на него за государственное преступление. Вовсе нет, он всего лишь жертва своих безумных страстей. Его гонят и клянут всего лишь за склочный характер и неутомимую страсть совращения.

Немудрено, что тайный приказ короля становится для него чем-то вроде красной тряпки, которой разъяряют быка. В этих приказах воплощается для него вся сущность существующего режима, хотя, по правде сказать, по таким субчикам действительно плачет тюрьма, и ещё неизвестно, что для таких субчиков неотвратимей: свободный суд или тайный приказ короля. Тем не менее он никогда и ни в чем не считает себя виноватым. Это деспотизм виноват в том, что он никак не может ужиться ни с отцом, ни с матерью, ни с женой, с которыми, впрочем, довольно трудно ужиться. Это деспотизма виноват, что его преследуют обесчещенные мужья, эти олухи и лопухи, которые не умею удержать своих жен от соблазна ни любовью, ни деньгами, ни плетью. По этой причине он сочиняет хлесткий трактат. В трактате слабо просматривается философская мысль, которой так славится эта эпоха, зато он переполнен самой напористой, самой яростной декламацией, которая прославит следующую эпоху, эпоху насилия. Единственная цельная мысль трактата заключается в том, что с тиранией и деспотизмом каждый народ имеет священное право бороться вооруженной рукой, причем понятие деспотизма так неопределенно, так скрыто завесой хлестких эпитетов, что стоит любого правителя обозвать тираном и деспотом, чтобы оправдать самый кровавый мятеж.

Однажды Габриэль Оноре дергает ручку звонка на улице Вьей дю Тампль. Его принимают, как принимают почти всех кто звонит. Он предстает перед Пьером Огюстеном во всей своей неповторимой красе: голова кабана, как он сам называет её, покрытая копной черных волос, лицо рябое, угреватое, покрытое шрамами, сумрачный взгляд из-под густых нависших бровей, могучий торс и крупный, точно вздувшийся нос.

Он появляется в блеске свежей, только что завоеванной славы. Она обрушивается на него в том самом Эксе, в котором Пьер Огюстен так блистательно выиграл процесс против графа и генерала Лаблаша. Но вот что бросается ему в глаза с первого взгляда. Тогда он отстаивал свою честь, он сражался за свои права человека и гражданина и выиграл, честь его была восстановлена, права были возвращены. Теперь и речи не заходит ни о какой чести, ни о каких правах человека и гражданина. Этот Габриэль Оноре, невернейший из мужей, пытается судебным порядком добиться возвращения в лоно семьи своей столь же неверной жены, причем не во имя семьи, а всего лишь ради того, чтобы завладеть её богатейшим наследством.

Безнравственная цель и, натурально, безнравственные средства. С обеих сторон на процессе пускается в ход клевета, читаются частные письма самого нескромного содержания и грязь всех сортов льется рекой. Тем не менее эту грязь взволнованная публика, набившаяся битком, слушает с большим вниманием, чем та же публика слушала разоблачения, которыми Пьер Огюстен громил лживого графа и генерала Лаблаша. И это не всё. Пьер Огюстен выиграл свой процесс и был покрыт заслуженной славой, тогда как Габриэль Оноре свой процесс проиграл, он всего-навсего произносит на суде громовую речь, полную такой ярости и напыщенной декламации, что адвокат противной стороны падает в обморок. Тем не менее его слава безмерна. Перед ней слава Пьера Огюстена не только померкла, но и забыта.

Все-таки он принимает Габриэля Оноре как соратника. Они сходятся по-приятельски. Их видят вместе, как когда-то Пьера Огюстена видели вместе с герцогом Шоном. В самом деле, граф де Мирабо и герцог де Шон чем-то очень похожи. Может быть, Пьера Огюстена и настораживает вовремя это нелестное сходство. От обоих так и несет анархией, разрушением, неуправляемым буйством. Оба способны разнести в прах и пепел всё, что ни встретится им на пути.

Но, может быть, отталкивает Пьера Огюстена от нового приятеля не столько это опасное сходство, сколько поистине устрашающее различие. Герцог де Шон был благородный, порядочный человек, всего лишь несчастная жертва своего неисправимого темперамента. Граф де Мирабо не обладает и тенью порядочности и благородства. Он порочен до мозга костей. Он человек без морали, законченный циник. Он живет долгами, не платит долгов и не собирается их отдавать. Он всех и вся предает, прежде всего потому, что не имеет ни убеждений, ни сердечных привязанностей. Он готов служить любой идее, любому подлецу, любому тирану, лишь бы за его службу хорошо заплатили. Это отвратительный тип, от которого лучше держаться подальше.