SPQR. История Древнего Рима - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Бирд cтр.№ 102

Однако у отношений между сенатом и цезарем была и другая сторона. После Цицерона самый известный римский мастер эпистолярного жанра – Плиний Младший, оставивший после себя десять дошедших до нас сборников писем: 247 писем в первых девяти книгах и более 100 в десятой, и все они фиксируют события его сенаторской карьеры при Нерве и Траяне с некоторыми экскурсами в предшествующее правление Домициана. Книги с первой по девятую содержат письма к различным друзьям, гораздо более изысканно написанные, чем послания Цицерона, расположенные в специальном порядке и, скорее всего, подвергшиеся существенному редактированию, чтобы вышел цельный автопортрет. Десятая книга резко отличается: возможно, меньше доработанная, она почти полностью состоит из писем, которыми Плиний обменивался с Траяном. Большинство из них были написаны после того, как в 109 г. Траян послал Плиния в качестве своего специального представителя управлять провинцией Вифинией на Черном море. Плиний регулярно писал, спрашивая совета у императора по административным вопросам и отчитываясь о своих делах обычно в таких сферах, как местные финансы, излишне амбициозные строительные проекты или празднование дня рождения Траяна в провинции. Последний пункт был важным протокольным мероприятием даже для такого, по общему мнению, прагматичного императора, как Траян.

На протяжении всего корпуса писем Плиний предстает как образец культурного и добросовестного служащего, какими, должно быть, мечтал видеть своих сенаторов Август. Он был оратором и адвокатом, в основном снискавшим себе имя в суде по наследственным делам. Его политическая карьера, начавшаяся при Домициане и продолжившаяся при его преемниках, включала важные управленческие задачи, в том числе финансирование армии и заботы о водном хозяйстве Тибра, а также все еще обычную для того времени последовательность политических постов. Панегирик Траяну, который среди прочего затрагивает вопрос деторождения и усыновления, Плиний произнес, когда формально вступал в должность консула в 100 г.

Письма Плиния полны жалоб и раздражения: он ссорится со своим коллегой-адвокатом Регулом, чью репутацию изничтожает на протяжении всей переписки, изливая насмешки по поводу его макияжа и наклеек для век; и он злится, обнаруживая недостаток чувства юмора, когда коллеги-сенаторы портят бюллетени для голосования непристойными шутками. Но в целом письма создают благополучный и несколько самодовольный образ сенаторской жизни. Плиний пишет об удовольствии от ужина у императора (никаких могильных плит), о покровительстве своему родному городу в Северной Италии, включая дар местной библиотеке, о поддержке друзей и клиентов, о своих литературных трудах и любительском увлечении историей. Более того, ответ Плиния на письмо от его друга Тацита дает нам единственное дошедшее до нас свидетельство очевидца об извержении Везувия в 79 г. (в молодости Плиний оказался недалеко от вулкана в момент катастрофы, и много лет спустя историк, изучающий этот отрезок времени для своего труда, попросил его поделиться воспоминаниями). Он даже поддерживал дружеские отношения с неким человеком, который хранил у себя бюсты Брута и Кассия – без очевидного риска для жизни и свободы.

Самый заметный элемент в карьере Плиния – его успех при разных царствованиях и династиях, начиная с убитого Домициана, который первым его заметил и стал продвигать, и до пожилого Нервы и усыновленного Нервой военачальника Траяна. Эта модель была достаточно обычной. В одном из своих писем он описывает банкет у Нервы, скорее всего в 97 г. Речь зашла об одном из самых порочных сторонников Домициана, который недавно умер. «Что он претерпел бы, будь сейчас в живых?» – спросил император с наивностью, возможно, деланой. «Он обедал бы с нами», – ответил один из трезвомыслящих гостей. Суть в том, что требовалось лишь незначительно подстроиться под новые времена и в должной мере высказать свое осуждение предыдущего правителя, и вот вы остаетесь званым гостем за столом нового императора и карабкаетесь выше по карьерной лестнице. Даже Тацит, особенно едкий критик Домициана, признается, что его собственная карьера процвела под ненавистной рукой последнего. Вот еще один признак того, что черты конкретных императоров значили не так много, как пытается нам это преподнести биографическая традиция.

Итак, чем объяснить разницу между этими двумя картинами сенаторской жизни, между джентльменской коллегиальностью и атмосферой террора, между спокойным и самоуверенным Плинием и теми сенаторами, которые становились жертвами жестоких выходок императора или его «штурмовой бригады»? Были ли это два разных вида сенаторов: с одной стороны, незадачливое и, возможно, надоедливое меньшинство, которое отказывалось подстраиваться под систему, принимало шутки и демонстрации императора слишком близко к сердцу, высказывало свое несогласие и платило за это; с другой стороны, молчаливое большинство из тех, которые почитали за благо служить и процветать в кругу света от императорского двора, кем бы ни был сам цезарь, готовы были голосовать за сжигание книг, когда это требовалось, и не считали ниже своего достоинства праздновать день рождения императора или заведовать очищением русла Тибра?

Отчасти так оно и было. За первые два века нашей эры сенаторы так или иначе постепенно менялись. Все большая их часть, подобно Плинию, происходила из новых или относительно новых семей, и все возрастало количество выходцев из дальних провинций. Вероятно, их гораздо меньше трогали фантазии о республиканском прошлом, меньше нервировали худшие образцы императорского самодурства и радовала возможность получить должность такого масштаба. Также ясно, что самая несокрушимая оппозиция императорам имела тенденцию передаваться по наследству: традиция диссидентства переходила от отца к сыну, иногда к дочери. Зять Тразеи Пета Квинт Гельвидий Приск последовал его примеру, и его постигла примерно та же участь; например, он настаивал на обращении к императору Веспасиану просто по имени, а однажды сенат так упорно не давал Приску высказаться, что буквально довел его до слез.

Однако не все так просто. Плиний не пребывал в блаженном неведении о том, что случилось с некоторыми противниками императора при Домициане, при котором сам он процветал. Более того, его письма аккуратно подобраны таким образом, чтобы многократно подчеркнуть близкие отношения с жертвами Домициана. Одно из них многозначительно описывает тяжелую болезнь пожилой дамы по имени Фанния («Лихорадка не покидает ее, кашель усиливается»), а дама эта не кто иная, как дочь Тразеи Пета и вдова Гельвидия Приска. Это дает Плинию повод похвалить ее благородную судьбу в семье сенатских диссидентов и подчеркнуть свою поддержку таким людям («Я был к их услугам в счастье и в несчастье; я утешал их, высланных, я мстил за них, возвратившихся»). Это не совсем сочетается с его успехом при Домициане, а нелестный толкователь мог бы представить Плиния в качестве соучастника преступлений, пытающегося выставить себя невиновным при новом режиме Траяна и придумывающего себе несуществующую дружбу с оппозицией. Но есть тут и другой момент.

Большинство римских сенаторов избрали своей позицией смесь коллаборационизма и диссидентства, которую неуклюжий компромисс первого Августа между высоким статусом сенатора и подчиненностью того же сенатора сделал практически неизбежной. Откровенные противники режима, без сомнения, были людьми четких принципов, но в то же время они были слепы (можно даже сказать, жестоки) по отношению к шаткому равновесию и тонкой эквилибристике, которая придавала хрупкую стабильность отношениям между императором и сенатом. Большинство сенаторов было иным: более реалистичными, менее упрямыми и менее уверенными в своей нравственной правоте. По вечерам среди друзей они, возможно, развлекали друг друга теми страшными рассказами об унижениях и злоупотреблении властью, о которых мы читаем до сих пор. Вне всякого сомнения, они были неравнодушны к героическим подвигам мучеников за дело свободы. Но по большому счету, подобно Тациту и большинству других античных историков, они вели свои баталии в прошлом против императоров, демонизировать которых стало уже безопасно. В настоящем же они, как Плиний, продолжали исправно исполнять роли сенаторов – как бы поступило и большинство из нас.