— Как?
— Невозмутимо, как, впрочем, и ко всему остальному.
— Поверхностное наблюдение, — заметил Майкл. — Просто мы хорошо умеем скрывать свои чувства.
— Прославленная английская сдержанность, — подколола его Наташа. — Снаружи айсберг, внутри вулкан.
Майкл и бровью не повел.
— Так и есть. Надеюсь, что еще не раз заставлю тебя убедиться в этом.
— Ловлю тебя на слове, — улыбнулась Наташа. — Нет, правда; французы, например, очень болезненно реагируют на ошибки и всегда дают тебе это понять. А от англичан или американцев только и слышишь: «Как прекрасно вы говорите по-английски!»
— Но ты действительно говоришь великолепно.
— Я не о себе. Я в этом смысле скорее исключение, чем правило.
— И еще воплощение скромности.
— Скромность не всегда украшает, — парировала Наташа. — Какой смысл отрицать очевидное. Кстати, я знаю еще один язык, который тоже коверкают все, кому не лень. Русский.
— И как же к этому относятся сами русские?
— Спокойно. И с юмором. Так что это была за песенка?
— Предупреждение водителям, чтобы осмотрительнее вели себя на дороге. «Джа-джа» на йоруба значит «осторожно». Крутят по всем каналам с утра до вечера. На мой взгляд, пустая трата времени. Но сам факт заботы о человеке вызывает уважение.
Наташа снова принялась крутить ручку.
— Ищешь что-нибудь?
— Так, кручу наугад. Вдруг попадется.
— Что именно?
— Тогда в баре… э-э… в «Мериленде». — Наташа вдруг смутилась. Слишком много воспоминаний было связано с этим словом. — Там играли одну песню, на испанском. Я испанского не знаю, поэтому разобрала только одно слово — эль амор.
— Эль амор. Любовь. — Майкл помолчал. — Значит, ты запомнила. Это лишний раз доказывает, что мы с тобой существуем на одной волне.
Он повернулся и посмотрел на нее. Она твердо выдержала его взгляд. Ее лицо загадочно белело в темноте.
— Это был Хулио Иглесиас. Испанец. Новый Хампердинк, сладкоголосый соловей и кумир женщин. Очень модный сейчас человек. Неужели ты о нем не слышала?
Наташа покачала головой.
— До нас эта информация доходит через третьи руки и очень не скоро. А ты, я вижу, увлекаешься современной музыкой.
— Как раз нет. Предпочитаю классику. Но Иглесиас испанец, а я к Испании неравнодушен.
— Синдром Хемингуэя?
— Можно и так сказать. Тебе не нравится?
— Да нет, ничего.
— Вот погоди, надменная леди, я отвезу тебя в Памплону на фиесту. Посмотрим, что ты тогда скажешь.
— Ну конечно, в Памплону, куда же еще! Только я не Брет Эшли
[14], мне не понравится коррида.
— Никогда не отказывайся от новых впечатлений. Это обогащает, — наставительно сказал Майкл.
— Очень умно!
— Это не я сказал, а Ретт Батлер. И, между прочим, правильно сказал. Кто знает, вдруг в тебе дремлет зверь, жаждущий крови.
— Нет, я — член общества охраны животных.
— Там об этом как-то не думаешь.
Он сбросил скорость и резко вывернул руль. Машина запрыгала по гравию подъездной дорожки и остановилась у высоких ворот. За бетонным забором белел невысокий двухэтажный дом, полускрытый разросшимися деревьями. Откуда-то доносился рокот океана.
— Где мы? — почему-то шепотом спросила Наташа.
— В конце нашего путешествия.
Наташа удивленно посмотрела на него.
— Это — наше пристанище на ближайшие два дня. Я его снял на уик-энд. Так что добро пожаловать. — Он всмотрелся в ее лицо. — Ты не рада?
— Я не могу отсутствовать целых два дня. Меня будут искать.
— Будем считать, что я тебя похитил.
Он выбрался из машины и пошел открывать ворота. Наташа, не долго думая, пересела на его место. Сиденье еще хранило тепло его тела. Ключ торчал в зажигании. Пора проверить, не пропали ли зря уроки последних дней. Она решительно повернула ключ.
Мотор ожил и утробно заурчал. Майкл еле успел отскочить в сторону. Машина просвистела мимо него и встала как вкопанная перед ступеньками входа.
Наташа наблюдала в зеркальце заднего вида, как он закрывает ворота. Руки слегка дрожали, сердце стучало. Она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Напряжение потихоньку уходило.
Майкл распахнул дверцу и наклонился к ней. Наташа почувствовала его дыхание на своем лице.
— Ну и напугала же ты меня. Я…
Она не дала ему договорить. Подавшись вперед, прижалась губами к его губам. Недосказанные слова так и остались недосказанными.
Майкл с трудом оторвался от нее.
— Пойдем, я покажу тебе дом.
— Не сейчас. Сначала сходим к океану.
Наташа оперлась на его руку, и они пошли по тропинке туда, где волны разбивались о берег.
Луна уже взошла и призрачным светом озаряла все вокруг. Ее серебряный лик загадочно смотрел на них с высоты.
Тропинка вывела к пляжу. Наташа скинула босоножки и с наслаждением погрузила ступни в песок.
— Он еще теплый. Так и ластится.
Майкл последовал ее примеру, и они побрели вдоль кромки воды. Волны с шипением выплескивались на берег, обвивали их ноги и ускользали обратно. Ветер теребил волосы Наташи, сплетал и вновь расплетал, играя.
Берег, насколько хватало глаз, был погружен во тьму. Ни огонька, ни звука. Никаких признаков человеческого жилья. Только плеск волн да шепот ветра в ветвях.
— Мы здесь совсем одни?
— Как видишь. Это — наш необитаемый остров. Ночь — наше время суток. Я еще ни разу не видел тебя днем. Может быть, днем ты просто исчезаешь? Наташа, царица ночи с волосами цвета луны.
Наташа вздрогнула. Джеледе, прародительница. Белая женщина с волосами цвета луны.
— Пожалуйста, никогда больше не говори так.
— Почему?
— Просто не говори, и все. Давай вернемся.
Темнота вдруг показалась зловещей. Луна холодно и безразлично взглянула на нее и померкла, закутавшись в набежавшие облака. Наташа поежилась.
— Тебе холодно?
— Немного.
Майкл обнял ее за плечи и слегка прижал к себе.
— Ничего не бойся, когда я с тобой, — шепнул он ей на ухо.
— Я не боюсь.
— Хочешь, я отвезу тебя домой?
— Нет. — Наташа покачала головой. — Должен же ты хоть раз увидеть меня при свете утра.