Последний бой Пересвета - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Беспалова cтр.№ 65

– Обоих в колодки. Одну пакость сотворили – сотворят и другую. Как в Орду войдём с такой обузой за плечами?

Никита приподнялся на локте, принялся всматриваться в Яшкино лицо.

– Нам Орды не миновать, слышишь ли, Яша?

– Как бы самим не попасться… – отозвался тот.

– Был я там. Помню большие пространства, не чета нашим лесам. Тьмы народу кочуют. Разного народа, русских среди них немало: и невольников, и купчин. А уж земляков нашего ухаря-Вяхиря и вовсе без счёта. Бог даст, затеряемся в степи, перемешаемся с толпой. Надо только от брони сперва избавиться…

– Зачем? – изумился Яков. – Как же без неё? А коли воевать придётся?

– Утопим в Дону. Доспех, на Бронной слободе изготовленный, в любом торжище отличат от прочих и в нас москвичей опознают. Нехорошо.

– Тогда уж лучше продадим…

– Как продать? Кому в пустой степи продашь?..

Яков не ответил. Он уже спал. Сизые степные туманы оберегали его сон. Снились Якову резные наличники на окнах вельяминовых палат. Снился посыпанный песком широкий двор, где довелось учиться ратному делу. Снилась седеющая борода Пересвета и его пронзительные стальные очи. Снилась и Марьяша, весёлая, раскрасневшаяся. Вот только почему глаза у неё миндалевидные? Почему из-под сарафана расписного видны шаровары, которые она отродясь не носила? И почему Митька Вельяминов вдруг так раздобрел и в росте прибавил? Рожа такая круглая и упитанная стала, что глаза сделались, будто щёлочки? И грозит по обыкновению, грозит, а слов не разобрать. «Ипать тую», – слышится Якову, а Марьяша всё улыбается, и приветливо так, ласково.

* * *

К устью Сосны возвращались с опаской. Коней и кибитку Никитка с Зубейдой гнали по берегу, остальные шли рекой на ладье. В селении на берегу Дона оказалось пусто. Тут забили волов. Добро из кибитки перенесли на ладью, а саму кибитку сожгли. Зубейда перед тем, как поднести факел к войлоку, поплакала немного. Полакала и тогда, когда её тряское пристанище обратилось в пепел и головешки. Не позволила никому притронуться к сундуку с нарядами. Сама, закусывая губку и сопя, оттащила сундук на ладью. Коней заводить не стали, ведь теперь, когда стало их не четверо, а шестеро, не поместились бы все в ладью. Да и народу прибавилось. Пусть не было Прошки с Севастьяном, зато появились четверо пленников, один из которых казался столь огромен, что стоил троих. Потому и решили, что Никита погонит коней вдоль берега, а когда надо, будет перебираться с ними вплавь на другую сторону реки. Остальные же люди поплывут в ладье.

Подняли парус, отошли от пристани. С серого, продрогшего неба на головы опять посыпал мелкий дождь.

– Надо спешить! – крикнул Никита с берега. – Если нам судьба зимовать в аланских землях, то надо пройти по степи до снега.

– Снег имати и землу, и небу, и мею, и тую, и еху, – подтвердил Челубей.

Постепенно Дон становился всё шире. Вот уж он вобрал в себя и Острую Луку, и Кривой Бор, и Воронеж. Яшка называл имена рек: Червлёный Яр, Бетюк, Хопёр, Медведица, Белый Яр. Зубейда слушала внимательно, склонив набок головку, прикрытую синим платком. Она брала в руки Прошкины гусли-бандуру, задумчиво, на свой лад, перебирала струны. Мелодия у неё получалась затейливая, тягучая, под стать её песням. Лились, сочились они из её уст подобно сладкому нектару отцветших степных трав, подобно печальному зову летящих к югу птичьих стай. Вот и неприкаянные путники, как птицы, двигались к югу.

Челубей возлежал посередь ладьи, окруженный неустанными заботами Зубейды. Яков не снимал правой руки с тетивы. Он зорко всматривался в проплывающие мимо берега, надзирал за Ястырем и Тишилкой, прилежно налегавших на весла.

– Обуяши еми батогами, – вяло советовал Челубей. – Посуем, поешем.

– Чолубэ говорит: медленно плывем. Накажи пленников, – пояснила Зубейда.

– Это мы-то пленники?! – возмутился Вяхирь. – Кто ж нас пленил?!

Но он умолк, остановленный грозным взглядом Челубея.

– Чолубэ – смелый воин, почитаемый самим Мамаем. Он знатен, он силен, он владеет пятиглавой горой! – пояснила по-русски Зубейда. – Многие кланяются ему, многие подчиняются ему. Он сильный, он смелый, он мудрый! О, Чолубэ!..

Местность по берегам реки менялась. Пологие холмы и перелески сменила плоская, как стол, пустая степь. Вдали виделись дымы кочевий и несметные табуны. Мироздание готовилось к наступлению зимы. Днём солнце нещадно пекло, а по ночам становилось так холодно, что путники жались друг к другу и к костерку, надеясь хоть как-то согреться. Они не заходили в кочевья. Не было нужды покупать у степняков пищу, потому что воловье мясо, тщательно пересыпанное солью, обнаружившейся в седельной сумке Зубейды, всё никак не кончалось. Да и рыба ловилась хорошо. На одном из торжищ предусмотрительный Никита выменял всю выловленную за два дня рыбу на пару поношенных тёплых халатов и островерхих войлочных шапок.

– Всё равно, не похожи мы с тобой на татар, – смеялся он, рассматривая переодетого в обновки Якова. – У тебя хоть оснастка ордынская, а у меня! Эх, не обучен я саблей орудовать! Придется обходиться тесаком!

* * *

В тот день, в начале октября, они наконец достигли волока. Дон в этом месте широко разлился, густо оброс пойменным лесом. Река пестрела стягами и парусами. Были тут и простенькие двухвесельные лодчонки, были плоты. Трепетали спущенными парусами струги, бусы ^[54], ушкуи, малые и большие ладьи.

Долго пришлось лавировать меж судами, прежде чем удалось найти место, где пристать. Ястырь ловко обмотал пеньковую веревку вокруг причального столба – пристани в этом месте не было, лишь торчали из воды вбитые в илистое дно почерневшие брёвна. К этому месту на берегу Никита подогнал коней.

Спускался вечер. Путешественники разложили костерок, отужинали.

– Я вернусь на ладью, – шёпотом произнес Никита. – Эх, Яшка, темны мне замыслы наших спутников…

– Зачем темны, Тропарь? – отозвался Яков. – Зубейда сказала, будто по осени на волоке бывают большие воинские состязания. Челубей надеется на богатый выигрыш и…

Яков умолк, осекся, заметив насмешливый взгляд Тропаря.

– Я – на ладью, Яшка. А ты бди неусыпно, – Никита погрозил ему пальцем. – Нам и свои шкуры надобно уберечь, и Прохора с Севастьяном выручить.

– Думаешь, живы они?

– Чую, живы.

Тропаря поглотила темнота. Яков слышал лишь плеск донской водицы у друга под ногами да сонную брань потревоженного Челубея.

* * *

В темноте Тропарь не спеша спрятал меч: сначала благоговейно поцеловал матовое лезвие, вложил в ножны, обернул заранее заготовленной чистой рогожкой, засунул под лавку ближе к корме. Никита всё же сомневался, надёжен ли тайник, и потому утром, пока вместе с Яшкой и Ястырём взбирался по крутой тропке на невысокий, поросший колючим кустарником холм, несколько раз обернулся в сторону ладьи, боролся с желанием пойти и проверить.