– Велел князь в случае неповиновения тебя убить.
– Десять ударов! – приказал Афанасий Лаврентьевич капитану Захарову.
Капитан и впрямь умел наказывать кнутом. На шестом ударе Василий Зеленов потерял сознание. Было очевидно, еще несколько ударов – и с ним будет покончено.
– Убить? – лаконично поинтересовался Захаров у воеводы, помахивая орудием пытки.
– Бог ему судья! Поехали, – решил воевода. – Хочу засветло до монастыря добраться. Да и кваску монастырского испить не мешало бы.
Оказывается, Афанасий Лаврентьевич тоже очень хотел пить.
…Вдова кузнеца Авдотья Круглова незаметно подкралась к князю Ивану Хованскому сзади и стала покрывать его затылок поцелуями. Князь, хоть и не ожидал «нападения», среагировал быстро: поднял любовницу на руки и понес на ложе. А она тем временем обняла его за шею и жадно целовала прямо в губы.
Нелегкое испытание выпало недавно на долю Авдотьи. Осталась она одна, в чужой стране, к воеводе занятой русскими войсками крепости обращаться было смерти подобно. Нашла вдова выход: прибилась к группе русских купцов, возвращавшихся на Русь. Готовила им еду, работала старательно. А себя при этом блюла, сумела добраться до Пскова, даже не заплатив за возвращение купцам такую цену, какую нередко платят в критических ситуациях красивые женщины. Добралась до князя Хованского, доложила ему все. Князь словно забыл о своем обещании Авдотью наградить. Но какое это имеет значение?! Главное – усладил ее любовью. И безразлично было вдове кузнеца Кругловой в тот день, что будущее ее туманно, а все больше горожан стали на нее в Пскове пальцами показывать и нехорошие слова о ней говорить. Умел-таки князь Хованский влюбить в себя женщину.
И вот он снова положил ее на постель. И только обнажил любящую женщину полностью и приготовился к потехе сладостной, как вошел холоп Ивашка. Вроде и уважал он Авдотью, а князя просто боготворил, но так и не научился стучаться в дверь, чтобы князь успел хоть прикрыть наготу любовницы, вместо того чтобы голое тело ее холопу своему демонстрировать.
Нисколько не стесняясь Авдотьи, почти касаясь ее, Ивашка наклонился к князю и стал что-то шептать ему на ухо еле слышно. Изменился в лице Иван Андреевич. Рявкнул на Авдотью:
– Вон!
Она схватила одежду и молча вышла. Даже не обиделась: ей ли судить, какие у князя-воеводы заботы?! У лестницы, что на первый этаж вела, обнаженная Авдотья одеваться заторопилась. Вдруг услышала шаги. Оказалось, мимо как раз княгиня Хованская проходила. Посмотрела на Авдотью презрительно, замахнулась. Сжалась в комок Авдотья. А княгиня на сей раз даже бить ее не стала. Впрочем, быть может, лучше и ударила бы. А то назвала вдову емким русским словцом, каким женщину непорядочную называют. И вздохнула Авдотья Круглова про себя: «Везет же некоторым!» Если бы у нее такой муж был, как у этой княгини! А жена Ивана Андреевича еще гневается на сирую и убогую, что кусочек счастья заполучила!
Когда Авдотья вышла, холоп Ивашка повторил:
– Князь! Поступили дурные вести о десятнике Зеленове.
– Говори!
Когда Иван Андреевич услышал о том, что произошло в Печорах, то испытал невиданные доселе злость и гнев. Когда же этот худородный Ордин-Нащокин наконец получит по заслугам и перестанет путаться у него под ногами?! Еще его стрельца пороть вздумал! Совсем обнаглел!
Князю Хованскому казалось, что он рожден для больших дел. Порой Иван Андреевич даже дерзновенно размышлял о том, что именно царь Алексей Михайлович делает не так и как поступил бы на его месте сам князь, окажись он на троне. Он бы показал, чего стоит! Али не любят его стрельцы?! Али не он разбил Делагардия?! И что же?! Только он решил вновь отправиться в воинский поход, готов был осадить Нарву, как тут же пришло царское повеленье: войну прекратить! И вот он, потомок князя Гедимина, сидит в захолустном Пскове, а о том, как решать государственные дела, царь советуется с дьяком Посольского приказа безродным Алмазом Ивановым да с каким-то Юрием Никифоровым из приказа Тайных дел, да с Афонькой Ординым-Нащокиным! Вот и на переговоры со шведами поедет этот наглый Афонька, покуда сам Иван Андреевич от скуки развлекается в Пскове с какой-то вдовой кузнеца. Обидно, пусть даже вдовушка и хорошенькая.
И никак не удается ему этого худородного Афоньку извести! Мало того. Теперь этот наглый Афонька еще станет жаловаться государю и требовать наказать Хованского.
– Перо! – скомандовал князь верному Ивашке.
Пылая гневом, сообщал он государю всея Руси, как Афонька Ордин-Нащокин напал на его заставу, как чуть было ни лишил жизни отважного стрельца Василия Зеленова. Пока Хованский писал царю, то и сам почти уверовал: он выставил заставу для того, чтобы на Русь не ехали люди из чумного края. Кипя от возмущения, Иван Андреевич даже сравнил дерзкого Афоньку с Малютой Скуратовым. Мол, государь все время напоминает, что Ордин-Нащокин умен, так ведь и Малюта был человеком умным… Знал Хованский, что не люб доброму царю Алексею Михайловичу палач Малюта. Закончив письмо, князь порадовался, пусть теперь Афонька ответит перед царем за свою дерзость! Будет знать, как нападать на княжеские заставы!
Глава IV. Царь находит дурака
Новая встреча думного дворянина Афанасия Ордина-Нащокина и подьячего приказа Тайных дел Юрия Никифорова получилась поначалу безрадостной. Из старого приятеля подьячий волей-неволей превратился для Афанасия Лаврентьевича в грозного следователя.
Государь был озабочен и недоволен: переговоры со шведами так и не начались, воеводы Пскова и Царевичев-Дмитриев града вместо того, чтобы радеть о заключении выгодного мира, ругались между собой и писали друг на друга жалобы в Москву. В конце концов Алексей Михайлович возмутился и послал Юрия Никифорова выяснить, в чем причина губительного разлада, а главное, помирить строптивцев, потребовать, чтобы радели об интересах государственных, а не друг с другом боролись.
И вот воевода и подьячий сидели друг перед другом за круглым дубовым столом. Так как день выдался теплым, перед каждым из собеседников слуга Сильвестр поставил по глиняному кувшинчику с квасом. Подьячий Никифоров попивал квас и слушал воеводу. Причем чем сильнее горячился Афанасий Лаврентьевич, тем флегматичнее и печальнее становился Юрий Никифоров.
– Пойми, сына моего он на цепи держал! Меня унизить и убить хотел.
– А как ты это докажешь? Ведь князь Хованский спросит: почто напраслину на него возводишь?!
– Он же заставу поставил, чтобы меня изловить!
– Опять неправда. Заставы поставлены были по воле великого государя, чтобы не пускать путников из моровых мест. Воевода Пскова всего лишь выполнял государево повеление. Десятник стрелецкий Васька Зеленов беспокоился, не привезешь ли ты на Русь чуму.
– Не было в Царевичев-Дмитриеве чумы и сейчас нет!
– А Ваське Зеленову то было неведомо. А ты верного слугу царя ранил, выпорол, чуть было раньше времени на тот свет не отправил. Как же так?!