– В чем дело, господа? Что вам угодно?
А про себя подумал: «Этот Коарасс обо всем рассказал прокурору. Теперь я должен быть сильнее всех на свете».
– Вы маркиз Жак де Матален? – спросил жандарм, стараясь, чтобы его голос звучал помягче.
– Совершенно верно, – ответил маркиз.
– Именем короля и на основании ордера, выданного господином королевским прокурором, вы арестованы.
Вид у Маталена был ошеломленный. Он и правда был поражен до глубины души. Только что ему нанесли тяжелейший удар, отразить который было очень и очень трудно. Тем не менее он, не теряя хладнокровия, сказал:
– Какое же я совершил преступление? В чем меня обвиняют?
– Этого я вам сказать не могу.
– Вы будете не против, если я побреюсь?
– У вас полчаса, чтобы привести себя в порядок и следовать за нами.
– Отлично.
И Матален стал спокойно водить лезвием по щекам, заодно обдумывая ситуацию и размышляя над тем, как из нее выпутаться.
А когда закончил, принял решение.
– Я к вашим услугам, господа.
– Вы не желаете взять с собой что-нибудь почитать, чтобы было чем заняться в за решеткой?
– Нет, – ответил Матален, – в этом нет надобности, я не пойду в тюрьму.
Когда жандарм услышал этот ответ, его губы расплылись в сардонической улыбке, тайну которой так тщательно оберегают представители его профессии. Затем он косо посмотрел на маркиза и спросил:
– В самом деле? Вы не пойдете в тюрьму?
– Нет, с апломбом ответил маркиз.
– Вот тут вы ошибаетесь, потому как я тотчас же вас туда препровожу.
– Я хочу видеть господина королевского прокурора.
– Господин маркиз, – ответил на это жандарм, – человек, которого арестовывают и ведут в тюрьму, не в том положении, чтобы выказывать желания.
– Это значит что…
– Это значит, что прокурора вы увидите только тогда… когда он сам того захочет. Не раньше.
Матален кусал губы. Но поражение принял мужественно. Его отвели в Форт дю Га и поместили вместе с толпой разбойников всех возрастов и мастей. Камеры в те времена изобретены еще не были.
Теснота пришлась бретеру не по вкусу, но у него не было другого выхода, кроме как безропотно покориться судьбе.
Впрочем, ждать ему пришлось недолго. В полдень маркиза вызвали к следователю, который встретил его такими словами:
– Вас обвиняют в причастности к убийству, похищении и незаконном лишении свободы. У вас есть что на это ответить?
– Сударь, вы не могли бы выражаться яснее? – ничуть не смутившись, сказал Матален. – Для меня неприемлема подобная формулировка вопроса. Сама по себе она содержит в себе слишком много фактов, чтобы я мог дать вам надлежащий ответ.
– Будь по-вашему. Постараюсь быть более конкретным. Вы знакомы с так называемой баронессой де Мальвирад?
– Да, сударь.
– Что вам известно об этой даме?
– Что никакая она не баронесса и что на самом деле ее зовут Меротт.
– Вы в этом уверены?
– Заявляю, что ее зовут Меротт и что я знал ее под этим именем. Могу добавить, что считаю эту женщину наиопаснейшим врагом общества.
– Что вы говорите! Но тем не менее вы поддерживали с ней знакомство.
– Да, сударь.
– Вы это признаете?
– А почему я должен это отрицать? Знакомство с ней, давшееся мне с большим трудом, позволило сорвать завесу с низких, коварных происков этой мегеры.
– Что вы имеете в виду?
– Сударь, сегодня утром вы отдали приказ меня арестовать. После всего, что случилось позапрошлой ночью, это не стало для меня неожиданностью. Более того, я даже жаждал этого ареста. Он даст возможность доказать молодым людям, считающим меня своим врагом, что каждый шаг, каждый поступок, который я совершал в течение последнего месяца, имел своей целью лишь принести им пользу.
– Продолжайте.
– По воле случая я узнал, что Меротт вынашивает планы ужасной мести в отношении нескольких жителей Бордо, в частности, против графини де Блоссак и ее близких, братьев Коарассов и Мэн-Арди, полковника де Сезака и майора Монсегюра. И что, по-вашему, я должен был делать? Предупреди я полицию и правосудие, это ни к чему бы не привело. На основании лишь моего доноса вы не стали бы арестовывать эту женщину. И тогда она приступила бы к воплощению своих планов в жизнь, а предпринять что-либо против нее можно было бы только тогда, когда случилось бы непоправимое. Я же, напротив, сблизился с этой мнимой баронессой, втерся ей в доверие и теперь в курсе всех ее прожектов. Мне известны все ее подручные и сообщники. И если бы в восемь часов меня не арестовали, в десять я сам пришел бы к вам, выложил бы все начистоту и сказал: защитите всех этих людей.
Эту маленькую речь Матален произнес с невиданным хладнокровием и апломбом. Присутствие духа и храбрость он терял исключительно в присутствии Меротт, поддаваясь какой-то непонятной слабости. В иных случаях его наглость и самоуверенность не знали границ.
– Все это хорошо, – с ледяным спокойствием сказал следователь, никак не выражая чувств, которые породили в его душе откровения Маталена. – Но что конкретно вам известно?
– Я знаю, что мадемуазель Эрмина де Женуйяк жива. Где ее держат, для меня тоже не является тайной. Мне также известно, где находится Годфруа де Мэн-Арди…
– Вот как! Вам, обвиняемый, это, оказывается, известно. С момента похищения мадемуазель де Женуйяк прошло уже четыре дня, а вы почему-то сообщаете об этом только сегодня, когда вас арестовали.
– Да, сударь.
– Берегитесь, обвиняемый. Ваши ответы неслыханны по своей дерзости.
– При всем уважении к вам, осмелюсь заметить, что я не боюсь ничего, ведь совесть подсказывает мне, что я выполнял свой долг.
– Так поведайте мне, что там говорит ваша совесть, а то я что-то никакого долга не вижу.
– Сударь, выслушайте меня, – сказал Матален. – Да, мадемуазель Эрмина де Женуйяк действительно была похищена четыре дня назад. Но где ее держат, я смог выяснить только позавчера, несмотря на все оказываемое мне Меротт доверие. Я уже собрался было бежать к господину королевскому прокурору, но тут прознал сразу о двух ловушках – посредством одной хотели схватить Мэн-Арди, с помощью другой убить Коарасса, двух неутомимых защитников мадам де Блоссак и ее детей.
– Что же было дальше?
– А дальше, чтобы разузнать все до конца, мне пришлось ждать. Позапрошлой ночью для меня перестали быть тайной и остальные гнусные прожекты этой мнимой баронессы.
– Что же это за прожекты?
– Она задумала последовательно избавиться от мадам де Блоссак, мадам де Женуйяк и ее старшей дочери, с тем чтобы младшая стала единственной наследницей старого еврея Самюэля, обладающего огромным состоянием. Подробностей я не знаю, но мегера каким-то образом намеревается стать опекуншей девочки и в результате завладеть несметным богатством, которое отойдет ей после смерти Самюэля.