Наполовину уступив перед лицом такого обаяния и артистизма, Ролан тем не менее все еще держал оборону. Тогда женщина прижалась к юноше еще теснее и завертелась вокруг него ужом. Несколько минут, после обмена нежнейшими поцелуями, Коарасс вымолви столь желанные для нее слова: – Я остаюсь.
Ролан никуда не пошел. И даже остался дольше, чем нужно было, потому что на следующее утро, опьяненный окружавшей его атмосферой любви, вновь уступил сирене и больше не заикался о том, чтобы уйти, а Анжель только этого от него и добивалась.
Тем временем Годфруа, в чьем сердце жили лишь две страсти – глубокая, пылкая, неувядающая любовь к Филиппине де Женуйяк и лютая ненависть к баронессе де Мальвирад и Маталену, – отправился к помощнику королевского прокурора – господину де Кери.
Несчастный судейский был совсем плох. У изголовья его постели за развитием болезни внимательно следил доктор Мулинье.
– Что это может быть за хворь? – спрашивал он себя. – На сибирскую язву не похоже.
Годфруа подошел к больному, который поприветствовал его взглядом, и внимательно осмотрел опухшие участки рук и груди. На коже уже кое-где стали появляться небольшие синюшные пятна. Распухшее лицо было мертвенно-бледным, непомерно большие губы едва открывались при каждом вдохе и выдохе.
– Не соблаговолите показать мне вашу ладонь? – спросил он.
Не дожидаясь ответа, юноша схватил руку больного, разжал плотно сжатые пальцы, присмотрелся к крохотной дырочке, ставшей причиной болезни и теперь грозившей вот-вот обернуться гангреной, и воскликнул: – Черт возьми! Это же яд.
Эскулап смерил его презрительным взглядом.
– Какой яд? – спросил он.
– Доктор, я осведомлен и о вашей учености, и о заслугах. Но есть вещи, перед которыми бессильна вся европейская наука.
– Вот как?
– Да, доктор, и чтобы познать тайны некоторых болезней, нужно окунуться в одиночество Нового Света. На самом деле господина де Кери отравили. Укол был сделан преднамеренно с помощью небольшого приспособления с ядом, которое преступник держал в руке.
– Осмелюсь повторить свой вопрос: что это за яд?
– Индейцы с Ориноко пользуются им для изготовления отравленных стрел.
– Кураре?
– Совершенно верно.
– И противоядия от него, стало быть, нет, – добавил врач.
– Отчего же? Есть.
– Какое же?
– Вот это!
С этими словами Годфруа достал из кармана небольшую коробочку из нержавеющей стали и открыл ее. Внутри оказались два отделения. В первом лежала небольшая склянка со странного вида жидкостью, поигрывавшей огненными отблесками, будто кто-то заточил в этот крохотный сосуд закатное солнце.
Во втором отделении, значительно больше первого, располагалась баночка с какой-то коричневой мазью.
– Хотя болезнь уже наделала много бед, эти мазь и эликсир, надеюсь, исцелят больного.
– Но я не знаю, должен ли позволять вам пользоваться этим снадобьем… – нерешительно протянул врач.
– Доктор, – возразил ему Годфруа, – разрешите задать вам вопрос, один-единственный – вы гарантируете, что этот пациент будет жить?
Врач подумал, опустил голову и ответил:
– Увы, я ничего не могу гарантировать.
– В таком случае не препятствуйте мне. Если он умрет, вам не придется упрекать себя, что в попытках вернуть его к жизни вы пренебрегли теми или иными средствами на том лишь основании, что они не внушают вам доверия.
– Вы правы. Я готов вам помочь. Что нужно делать?
– Велите принести ром, масло, лимон и побольше корицы.
Доктор Мулинье позвонил и приказал принести все перечисленные Мэн-Арди ингредиенты.
Во время этого разговора, который собеседники вели вполголоса, несчастный помощник прокурора внимательно следил глазами за их жестами, взглядами и выражением лиц.
Минуту спустя им принесли все необходимое.
– Теперь, доктор, слушайте меня внимательно.
– Говорите.
– С помощью небольшой губки я буду протирать больному руку вплоть до плеча. Как только я обработаю тот или иной участок кожи, вам нужно будет тут же покрывать его мазью, чтобы жидкость не испарялась.
– У меня как раз есть с собой небольшая лопаточка, которая в нашем случае окажется очень даже полезной.
Годфруа тут же принялся протирать кисть обильно смоченной губкой, но при этом обошел место, с которого начала свое шествие болезнь, затем обратился к доктору и сказал: – Теперь ваша очередь. Мажьте как можно скорее, но не трогайте дырочку, которую я оставил сухой.
– Готово, – несколько мгновений спустя сказал доктор.
Свою процедуру старый эскулап провел просто виртуозно.
– Так, теперь займемся предплечьем, – сказал Годфруа.
И они стали пользовать больного дальше. Эликсир, а затем и мазь постепенно покрыли предплечье, плечо, часть шеи и груди пациента.
Годфруа позвонил в колокольчик.
– У вас есть смалец? – спросил он у явившегося на зов слуги.
– Смалец?
– Да, топленое свиное сало.
– Ах, сало! Полагаю, что есть.
– Принесите как можно больше.
И повернулся к эскулапу:
– Доктор, когда принесут свиной жир, нанесете его толстым слоем на все участки, обработанные мазью. Я же возьму болезнь приступом в ее крепости.
Мэн-Арди разрезал лимон и выжал из него сок на место укола – первоисточник всех бед, которые нанесли чудовищный ущерб организму, еще два дня назад пышущему здоровьем.
Под воздействием кислоты рука помощника королевского прокурора судорожно сжалась.
– Хороший знак, – произнес Годфруа.
И без лишних слов капнул две капли – ни больше, ни меньше – на пораженные участки тела. Больной застонал, из груди его вырвался сдавленный крик.
– Я закончил, – сказал доктор Мулинье.
– Отлично. Теперь как можно тщательнее измельчите корицу, влейте в нее приличный стакан рома и стакан масла, хорошо перемешайте и пусть больной это все выпьет.
– Больше ничего?
– Ничего. После этого питья участки тела, не пораженные хворью, станут обильно потеть. Но на руке, предплечье и плече потоотделение приведет к отторжению яда, который сначала разложится под действием эликсира, а затем будет поглощен мазью.
– Сколько времени понадобится, чтобы добиться ощутимых результатов? – спросил доктор, напоив помощника прокурора этим отвратительным пойлом.
– Самое большее три часа.
Пока Годфруа и доктор Мулинье лечили молодого судейского, наступила ночь.