Флэшмен и краснокожие - читать онлайн книгу. Автор: Джордж Макдональд Фрейзер cтр.№ 39

Первая повозка достигла реки и покатилась среди тополей. Следующая за ней подпрыгнула вдруг на кочке и потеряла колесо в тот самый миг, когда до цели оставалось шагов двадцать. Похоже, вознице удалось перерезать постромки, так как мулы побежали прочь, да и ни одного индейца поблизости не оказалось, благодаря нашей стрельбе и винтовке в первой карете девушки с охраной беспрепятственно выбрались наружу и достигли деревьев. Третий экипаж с саванеро, изображающим Дедвуд Дика ^[87], на крыше, остановился рядом с первым, и с нашего бастиона раздался торжествующий клич. Грэттен, сбежав на двор, закричал нам, и парни буквально скатились по лестнице, спеша к фургонам. Я окинул взглядом окрестности: индейцы сгрудились у восточной стены, мельтеша ярдах в двухстах от ворот; с южной стороны, между фортом и повозками у реки, не видно было ни единого дикаря.

– Идем! – орет Грэттен; он и парни уже занимали места в фургонах, готовясь к прорыву.

– Поезжайте! – ответствует ему бравый Флэши. – Я вас прикрою!

Ирландец удивился, но колебался не долее секунды – запрыгнул на козлы рядом с кучером, и фургон влетел в проем ворот.

Вы, должно быть, тоже удивились. Вам ли не знать, что вовсе не в моем стиле оставаться последним бойцом осажденного гарнизона, и это так. Но если у меня есть возможность слинять с поля боя, я предпочитаю делать это сам по себе, а за последние пять минут мне стало ясно, что Флэши совсем не по пути с этими чокнутыми фургонами. Глаза подсказывали, что по меньшей мере сорок индейцев поджидают их и не дадут во второй раз застать себя врасплох. Прежде чем фургоны успеют достичь реки, тянущие их мулы явно превратятся в решето, и тогда пассажирам придется искать правду в ногах, и каждый сам за себя. Каков шанс любого человека в фургоне добраться до реки? Пятьдесят на пятьдесят – маловато, когда существует более безопасный путь.

Очевидно было одно – пока кутерьма и веселье разворачиваются к югу и востоку от форта, на северной стороне не осталось ни одного воина. А еще за время нашей обороны стен я подметил одну любопытную вещь: когда падал подстреленный индеец, его мустанг, как правило, оставался рядом с телом. Ну, ничего диковинного в этом нет, любой кавалерист знает: при Балаклаве, под градом русской картечи, мне в память запала картина, как по крайней мере несколько скакунов останавливались, тыча мордами в своих упавших всадников. Эти же краснокожие со своими конями были ближе, чем любовники. После атаки на северо-восточный угол у стен остались стоять три или четыре мустанга. Понурив голову, они растерянно топтались рядом с телами убитых индейцев, и я не сомневался, что лошади и до сих пор там. Я могу вылезти через окно на северной стороне, вскочить в седло и, обогнув форт, добраться до экипажей у реки с запада, пока Грэттен с парнями будет отвлекать индейцев на востоке, собирая на себя все стрелы.

Я бросил последний взгляд, чтобы убедиться, не горит ли еще северо-восточная башня, и когда второй фургон под вой индейцев вылетел из ворот, пробежал по восточному парапету до последней из комнат верхнего яруса северной стены. Подбежав к окну, я осторожно выглянул: в поле зрения ни души, а внизу, у груды красных тел, стоят два индейских мустанга! «Всегда же тебе везет, старина Флэши», – думаю я, собираясь забраться на подоконник. И тут комната затряслась, как спичечный коробок в руках великана, от жуткого грохота заложило уши, и вот я лечу, лечу, лечу сквозь густой смрад или пыль и грохаюсь оземь с такой силой, что перехватывает дух, а левую лодыжку пронизывает острая боль.

Думаю, именно боль не дала мне потерять сознание. В воздухе кружилось облако пыли; пытаясь подняться на четвереньки, я закашлялся. Несколько секунд голова кружилась так, что я ничего не видел, но потом в глаза хлынул свет из открытой двери. К ней я и пополз. Было понятно, что я оказался на полу комнаты нижнего этажа – потолок обрушился, вокруг разломанные брусья и доски. Добравшись до двери, я выполз наружу.

Западная часть форта превратилась в ад. Я понимал, что произошел взрыв порохового склада, разрушивший большую часть северо-западного угла, но комнаты северной стороны тоже горели, и крытая тростником анфилада двора также занялась пламенем. Надвратная стена уцелела, но на дальнем ее конце в башне хранилось еще восемьдесят бочонков пороха, и, с учетом рассыпающих искры обломков, взрыва можно было ожидать в любую секунду. Я бросился бежать, но тут же упал, ступив на больную ногу, и на карачках пополз, кашляя, поминая черта и, разумеется, вознося молитвы, через полосу густого дыма. Треск горящего дерева слышался, казалось, отовсюду, но не далее как в двадцати шагах чернел распахнутый зев ворот, и мне нужно было только добраться до него прежде, нежели рванет вторая мина или сознание покинет меня.

В тот день я кое-чему научился: если у тебя сломана или вывихнута нога, а передвигаться надо быстро, то не ползи, а катись. При каждом обороте нога будет напоминать о себе, особенно если путь усеян тлеющими обломками, но при удаче ты достигнешь цели. Не знаю, сколько это заняло времени – может быть, всего минуту, хотя мне она показалась вечностью. Я стонал от боли и кричал от страха. Одежда на мне тлела, но я хотя бы мог видеть слезящимися глазами прерию, расстилавшуюся за воротами. Наполовину встав, я буквально прогарцевал под аркой; помню массивные железные петли, за которые цеплялся, подтягивая свое тело на руках, потом снова стало можно катиться. Даже выбравшись за ворота, я, в пыли с головы до ног, продолжал стремиться вперед, в горячей надежде убраться подальше от этого ужаса.

Быть может, сознание несколько раз покидало меня – не знаю. Мне показалось, что я слышал грохот, раздавшийся за спиной, но не обратил на него внимания. Вгрызаясь ногтями в землю, я полз и полз до тех пор, пока не обессилел. Склонив голову набок, я вдруг заметил ноги лошади, и едва успел подумать: «О, Иисусе, это же индейцы!», как чья-то ладонь опустилась мне на плечо, перевернув на спину, и взору моему предстало чудовищно бородатое лицо, выглядывающее из под меховой шапки. Ослабевшей рукой я ощутил отделанную бахромой замшевую куртку, лоснившуюся от долгой носки, а потом борода разошлась в широкой, до ушей, ухмылке.

– Так, и што тут за дела, приятель? – раздался голос. – Ну и здорово же тебя угораздило! Немного подливки – и твой окорок вполне сгодился бы на ужин!

Вот любопытный факт, которым я не раз щеголял, обедая в американских клубах: я оказался последним человеком из форта Бент. Его так никогда и не отстроили заново. Когда несколько лет спустя мне довелось снова побывать там, он так и лежал в развалинах, среди которых рыскали койоты. Но главный курьез заключается в другом: по треклятому закону подлости я мог стать последним человеком, покинувшим Бент в целости и сохранности, не окажись настолько озабочен спасением собственной шкуры. В этом кроется мораль, полагаю, да только я никогда ей не следовал.

А дело обстояло так. Как раз в тот миг, когда выехал второй фургон и индейцы готовились устроить ему теплую встречу, на тропе появилась группа не кого-нибудь, а горных охотников. Их привлекли дым и звуки битвы. Эти парни церемоний разводить не привыкли – мигом оценив ситуацию, они двинулись в атаку не хуже Тяжелой бригады, и так как трапперов было десятка четыре, индейцы живо взяли ноги в руки, оставив на траве изрядное количество трупов. Так что парни в фургонах, отправлявшиеся, как я полагал, на верную смерть или в плен, преспокойно достигли места назначения, в то время как бедный старина Флэши едва не поджарился, хорошо хоть совсем копыта не отбросил.