– Просто я велел своим ребятам присмотреть за твоей квартирой: а вдруг какие-нибудь ниндзя в нее полезут?
– Спасибо. Я как-раз собирался тебе звонить. Шофер мой, который сбрендил от страха… ну, тезка нашего министра обороны… так вот, он при мне трижды повторил одну фразу: «В моторе “жигулей” стучит один цилиндр, машина съедает много бензина». И можешь себе представить мое состояние, когда мы ехали обратно, Борис – нынешний шофер мой, говорит: «В моторе этих “жигулей” стучит один цилиндр, машина съедает много бензина». А! У меня чуть волосы на голове не зашевелились.
– От этого волосы могут зашевелиться и на заднице. Просто эта машина участвовала в налете на детский сад. Только цвета она была другого – синего, а сейчас стала красной. Они ее перекрасили. И номер, кхе-кхе, имела другой. А это вообще проще простого – сменить номер. Перевесил – и все.
– У них что, целое подпольное производство?
– Представь себе! А дома ты все-таки побывай. Жена, наверное, заждалась.
Белозерцев вновь почувствовал, как по шее у него забегали шустрые мурашки с колючими острыми лапками.
– До вечера ничего с ней не сделается, – сказал он, взяв себя в руки. – Я с Ириной в ссоре.
21 сентября, четверг, 11 час. 25 мин.
– Ну что, с почином! – Клоп потер руки над распахнутой горловиной сумки, из которой выглядывали пачки денег – целая гора. – С такими деньгами нигде не пропадешь. Даже на Северном полюсе.
– Заткнись, дурак! – грубо обрезал его Деверь.
Клоп не обиделся, вновь азартно потер руки.
– Хороший гонорар за маленький видеофильм! – вкусно потянув носом, Клоп изобразил на круглом, с брылами, лице мечтательное выражение, воскликнул незнакомым медовым голосом: – Удачу положено обмывать. А что – неплохое это дело… Обмыть бы его несколькими стопками ледяного «Абсолюта» да пивком вдогонку… А? Это, мля, класс! И пара бутербродов с ветчиной, чтоб легла на дно желудка… на самую задницу… А? Класс!
– Тебе сегодня еще за руль садиться.
– Когда?
– Когда скажут!
– За это время все выветрится.
– Я же сказал: «Нет!» – Деверь повысил голос, ожесточенно почесал страшноватую шишку, проглянувшуюся у него из волос на голове справа, смягчился: – Впрочем, бутербродами можешь хоть обожраться. И арбузенка покорми! Нам его надо держать в форме.
– Арбузенок спит. Как вчера подсыпали ему в молоко толченого димедрола, так с тех пор и спит.
– Ладно, пусть спит, – решил Деверь, оттянул створки жалюзи, поводил носом из стороны в сторону, будто чувствовал жареное. – Что-то такое не то происходит, – сказал он.
– Цицерон! – похвалил его Клоп. – «Что-то такое не то…» Тебя цитировать, как Ленина, надо.
– Можешь занести в свою записную книжку. Когда нет своих мозгов – пользуйся чужими.
– Ах-ах-ах!
– Чувствую запах пороха и крови. Только вот откуда пахнет – не пойму.
– С Петровки пахнет, да еще с Лубянки, откуда же еще!
– Ваши бы лапти да к нашим ногам. – Деверь опустил пластинку жалюзи, та с жестяным щелканьем вернулась на место. На улице было пусто, солнечно, пыльно. Ни машин, ни людей. С другой стороны, угол здешний – медвежий, в нем карнавалов и гуляний не бывает – всегда тихо и угрюмо. – Надо бы проверить оружие.
– Проверяли, когда выезжали на свиданку с твоим этим… как ты говоришь, большим арбузом.
– Надо проверить еще.
– Во, мля! – в сердцах воскликнул Клоп. Командирские замашки Деверя ему не нравились.
– А около арбузенка должен постоянно находиться человек с автоматом. Медуза, это будешь ты! – приказал Деверь.
– Когда поедем на вторую встречу с нашей дойной коровой?
– Скажут! – Деверь похлопал ладонью по чехлу сотового аппарата, висевшего у него на поясе. – Действуем по плану, который никто не отменял. Поскольку арбуз собрал все деньги целиком и сообщил нам об этом, то сегодня и произойдет ченч. Нам – деньги, все целиком, дойной корове – отпрыска. Тоже целиком, не частями.
– Хорошая была операция, – похвалил Клоп.
– Не каркай! «Была»… Она еще не закончилась, – Деверь нервно заходил по комнате. Остановился, метнулся в угол, встал за косяк окна, чтобы его не было видно, снова приподнял пластинку жалюзи, глянул на пустынную, будто бы вымершую, улицу. – Не пойму, где люди? Где люди, люди, люди? В этом городе Задрищенске люди есть?
– Успокойся! – Клоп сделал мягкое движение рукой, пытаясь усадить Деверя на стул. – Все есть, как и везде, только народ сидит на дачах, копает картошку.
– Какие могут быть дачи? Сегодня четверг, рабочий день. Четверг!
– Во, мля! – не выдержал Клоп. – И долго ты над нами измываться будешь?
Деверь ему не ответил, и когда Клоп сделал вторичное движение, стараясь успокоить его – придвинул стул, положил руку на плечо, – Деверь резко сбросил его руку с плеча.
– И телефон молчит! – Деверь колупнул ногтем кобуру сотового телефона. – С таким мешком денег мы можем запросто спечься, – он покосился на сумку с долларами, – стоит только о нем кому-нибудь узнать.
Клоп подумал о том, что перестрелять бы сейчас всех – втихую, из пистолета с накрученным на ствол глушителем, – подхватить эту сумку, выдернуть брата из его МУРа и исчезнуть. С такими тугриками где угодно не пропадешь! Он глянул на сумку, из которой выглядывала долларовая гора, облизнул губы. Деверь с треском застегнул молнию сумки, пробормотал ворчливо:
– Ладно, уговорили, славяне, – дернем по паре стопок «жидкого хлеба».
В ответ Клоп помахал в воздухе рукой – он словно бы отгонял от себя наваждение: конечно же, никогда никого он не пристрелит – внутренняя закваска у него не та, и «банан», сорванный компанией, он никогда не присвоит себе. И брат из МУРа вряд ли уйдет – там он при эполетах, а значит, при власти, при почете, при железках, которые ему ляпают на грудь одну за другой. Лицо у Клопа сожалеюще подобралось, глаза обрели задумчивый блеск, он подошел к окну, приподнял пластину жалюзи, как это только что делал Деверь.
Улица по-прежнему была пуста, словно людей в этом районе поубивали, от земли поднимался тихий прозрачный пар – по улице только что прошла поливалка, у телефона-автомата, расположенного от дома наискось, отвалилась одна петля, и дверь скособочилась, на самой будке сидела сонная жирная ворона с задумчиво склоненной набок головой, улица была не московской, а провинциальной, глухой, бедной: ни один исследователь, если улицу запечатлеть на фото, не догадается, что она – столичная.
– Чего там увидел, Клоп? – спросил Деверь.
– То, чего не увидел ты! – Клоп говорил правду, к ограде их дома подкатила черная «Волга», остановилась, мягко качнувшись на рессорах. Над крышей машины торчал бойкий хромированный шпенек радиотелефона, номер был украшен большим трехцветным флажком, что означало: машина возит важную шишку.