Болотное гнездо - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Хайрюзов cтр.№ 13

Вскоре Анька уехала в Бодайбо, потом начались экзамены, и он на время забыл о ней. Но после экзаменов послал открытку, она ответила длинным письмом. И тут он узнал: Анька пишет не только ему. Женька Брюхин, встретив его, сказал, что собирается в Бодайбо в гости к Галеевым. И Сергей не ответил на письмо. Ему показалось, Анька ведет двойную игру.

В конце июля он узнал от Дохлого, что Анька прилетела, была на Барабе, спрашивала про него.

– Я не шучу, спрашивала, – поймав недоверчивый взгляд, сказал Гришка. – Она сегодня с матерью на море уезжает.

Сергей – бегом на остановку, впервые в жизни остановил такси и помчался на железнодорожный вокзал, почти успел, поезд еще стоял. Заглядывая в окна, он побежал вдоль вагонов, но в это время поезд тронулся. Он увидел ее, она смеялась, махала кому-то в окно. Сергей остановился и поглядел, кому – она махала Женьке Брюхину.

Проснувшись, Сергей не сразу понял, где находится и что за потолок у него над головой. Он быстро, по цепочке восстановил последние дни, облегченно вздохнул: ну вот и сбылось, наконец-то он проснулся не в казарме, не в палате госпиталя и не на полке вагона, а дома. Точно боясь пропустить для себя что-то радостное и важное, он соскочил с дивана, оделся, пошел на кухню, глянул в окно и, пораженный, замер. Он увидел то, что вечером было скрыто темнотой. За колодцем на огороде лежал свежераспиленный брус, чуть дальше аккуратной стенкой доски, поддоны с кирпичом, бревна. Забор, который когда-то отделял их от Брюхиных, был снесен.

«Торопятся соседи, – ощутив, как уходит из него радостное чувство, подумал Сергей. – Был бы жив отец – не позволил».

Когда он ехал в поезде, то первым делом наметил сходить в военкомат, встать на учет, затем съездить в интернат, зайти в школу, встретиться с учителями, но сейчас собрался к брату – выяснить, почему он надумал продавать дом. Но вдруг он поймал себя на мысли, что ему не хочется видеть брата после того, что он увидел здесь.

Сергей решил вначале сходить к отцу с матерью. Еще там, в Афганистане, дал слово: если останется жив, первым делом пойдет на кладбище.

Родители были похоронены в Ново-Ленино, на горе. Раньше это место называли Порт-Артуром, говорили, в память о Русско-японской войне, но потом название забыли, как забывают многое, что случается на земле. Поколебавшись, Сергей отправился пешком. Он спустился к озеру, свернул в переулок, ведущий к тому месту, которое они раньше называли Песочными Ямами. Теперь здесь была свалка: напротив домов бочки, ведра, банки, заржавевшие кровати и кроватки, трубы, драный толь, битое стекло – не утруждая себя, люди валили мусор себе под нос. Скособочившись, с заколоченными окнами, безучастно смотрел на болото недостроенный дом Яшки-старателя.

Минут через двадцать Сергей поднялся на мостик, который был переброшен через железную дорогу. Справа в лесочке, за озером, из тумана глянула на него маленькая деревянная церквушка. Обгоняя его, обдавая бензиновой вонью, шли по дороге машины, навстречу им ползли переполненные автобусы. Московский тракт отодвинулся от Ангары, спрятался от Барабы за железной дорогой. Слева по болоту строилась объездная дорога, желтая насыпь, горбясь, шагала через болото. В заросших камышом озерках черными точками, как поплавки, торчали дикие утки, и Сергей, увидев их, почему-то обрадовался: надо же, кругом скрежет, грохот, звон, а птицы вопреки всему живут. Значит, еще не все потеряно.

После смерти матери он впервые шел этой дорогой, и вот сейчас, при виде голубых оградок, его охватило чувство вины: почему не приходил раньше? Боялся? Может быть. Это после пришло понимание: меньше всего надо бояться мертвых. А страх, скорее всего, появлялся оттого, что именно здесь понимаешь: всему есть конец. Но ходить сюда надо для того, чтобы не забывать: те, кого мы помним, живы.

Вскоре он пересек объездную дорогу, нашел покосившуюся деревянную оградку, внутри которой из засохшей травы выглядывали завалившиеся, полусгнившие деревянные тумбочки. Он вспомнил, брат с сестрой говорили, что надо поставить родителям памятник, но, видно, так и не нашли времени.

Сергей открыл у оградки дверку, нашел палку и, точно совершая самую важную и главную в своей жизни работу, стал выгребать мокрые листья, пожухлую, накопившуюся за многие годы, траву. Прибрав могилы, смахнул с глаз внезапно проступившие слезы, огляделся. Кладбище жило своей, отстраненной от всего мира, жизнью. На тополях свили гнезда вороны, сновали меж кустов сороки, – наверное, привыкли к тому, что люди приносят на могилы, по обычаю, что-нибудь съестное. Должно быть, считали – приносят для них.

Сергея, привыкшего к армейскому порядку, поразило царившее на кладбище запустение, обилие мусора и хлама. Так и не сблизившись, не став братьями и сестрами на земле, они и здесь, уравненные смертью, огородились друг от друга; все, что видели глаза, подтверждало: смерть есть продолжение жизни, только в другом измерении. Он вдруг подумал: возьми «дух» на сантиметр пониже – и его в цинке привезли бы сюда, и лежал бы он сейчас рядом с отцом и матерью, тихо и спокойно. Но, видно, еще не пришло его время. Родители в той неподвластной его пониманию стороне смогли уговорить кого надо оставить ему жизнь.

Почему-то он вспомнил застолье в доме, сидящего с баяном отца. Обычно он играл две-три ходовые в то время песни, а уж под конец, когда гулять начинали всерьез, когда затевались пляски, доставал клееную-переклеенную балалайку и переходил на частушки. Сергей любил забираться под стол, оттуда можно было увидеть многое, чего не увидишь за столом. Ему нравилось пробираться туда незамеченным, осторожно, как разведчик. Он знал, если поймает мать, вытурит на улицу. Отец смотрел на все сквозь пальцы – он наяривал по струнам. В уголочке рта чудом висела погасшая папироса. Мало что осталось в памяти, отец редко бывал дома, пропадал в тайге, работал по договору в коопзверосовхозе, заготавливал ягоды, охотился. За отца дома был брат, и Сергей привык во всем подчиняться ему.

Дом, в котором жил брат, напоминал съехавший с рельсов многоэтажный трамвай. Уходя косо от дороги, он снес на своем пути целый квартал, сдвинул потемневшие от времени деревянные домики, наткнувшись левым плечом на белокаменную церквушку, согнулся посредине и, видно, осознав, что залез не туда, куда следует, остановился. Очутившись в непрестижной компании, он, казалось, ждал, когда его утащат туда, где за трамвайной линией выстроились в ряд пятиэтажные панельные дома-близнецы. Вдоль гладких, облицованных черной плиткой стен гулял ветер, разогнавшись по кривой, вышвыривал на дорогу песок, оставленный строителями мусор, обрывки газет. А пока суд да дело, люди на свой лад и вкус обживали дом: чистили, красили окна, мыли стекла. Во дворе, возле одинокого, как сторож, тополя копались в песке ребятишки.

Поднявшись на крыльцо, Сергей толкнул дверь и попал в тесный коридорчик, дальше шла вверх узенькая лестница. Она обегала вокруг бетонного колодца, внутри которого находился неработающий лифт. Сергей поднялся на несколько пролетов и, не отыскав привычных жилых дверей, остановился. Справа были все те же голые, время от времени разделенные этажным окном, стены, слева четырехугольный, уходящий куда-то ввысь, лифтовый колодец. И если бы не периодически вздрагивающая от пролетающего внутри мусора металлическая труба мусоропровода, то можно было подумать, он ошибся и попал в какой-то подсобный нежилой подъезд.