Персональный миф. Психология в действии - читать онлайн книгу. Автор: Вера Авалиани cтр.№ 19

– Позже поговорим на эту тему. Пока читай дальше.

Он выпустил шумом воздух из носа, недовольный её тоном, но продолжил читать текст.

«Я пошла в школу. Первое сентября прошло тихо и мирно. Мне всё понравилось. И я понравилась мальчишкам. Они напропалую хулиганили, чтобы мне понравится. Тот, с которым меня посадили, был щекастым тупицей. Он доставал меня своими тупыми шутками. И я молча разбила ему об голову чернильницу. Он был потрясён. И попросил его пересадить от меня. Зато я взяла нужный тон. Мальчишки сочли меня «принцессой на горошине» и пытались мне услужить. Но после пострадавшего Панюкова меня усадили за одну парту с отличницей Машей. Она была подчёркнуто правильной. С покатыми плечами и дворянской осанкой, что, как оказалось позже, соответствовало её происхождению как правнучке генерала-губернатора Восточной Сибири. Она всегда вела себя ровно, будучи очень воспитанной девочкой. Только худышкой, несмотря на фамилию, свидетельствующую об обратном.

Но время от времени меня пересаживали к какому-нибудь отпетому хулигану. И чтобы понравиться мне и закрепиться на позиции рядом, тот резко исправлялся. Потому что с возрастом я всё хорошела. И становилась очень кокетливой снова, когда миновал период маминого пьянства и моей заброшенности и тоски.

В восемь лет случилось самое знаковое событие в моём детстве – я пришла на большую сцену. В смысле, что во Дворце пионеров сцена зала, где занималась театральная студия, была просто огромной. Я отправилась туда без мамы на отборочный тур. И прошла его с успехом. Преподавали нам там два режиссёра с республиканского телевидения – Людмила Ивановна – изящная брюнетка, небезуспешно копировавшая стиль Одри Хепберн, и молодой красавец с волнистой и шелковистой гривой волос и тонким интеллигентным лицом – Юрий. Он только недавно закончил вуз. И все старшие девочки сходили по нему с ума – в студии были участницы лет четырнадцати-пятнадцати и мои ровесники. Я сразу выбрала направление режиссуры и много читала об этой специальности. Я вообще читала запоем лет с шести, когда научилась читать. И не сказки. «Госпожа Бовари» и «Театр» были в числе прочитанного. Потому что мне не понравилось, что нужно интриговать, чтобы получить роль. Напоминаю тем, кто забыл, что у меня сразу, с младенчества было взрослое восприятие жизни.

Мы учились небольно падать, плакать по команде, расслабляться, петь, используя помощь диафрагмы, и всё в таком же духе. И вот через год мне предложили сыграть первую роль – сестру Малыша в спектакле «Малыш и Карлсон». Но я попросилась на роль Фрекен Бок. Что просто поразило обоих режиссёров. Я была очень худенькой и симпатичной девочкой девяти лет. А образ домоправительницы из мультфильма, как все и по сей день помнят, представлял собой даму с огромной грудью и «дулькой» на голове. Так что меня высмеяли. Но я потребовала. Грудь сделали мне из надувных шариков и подложили их в бюстгальтер. Закрасила чёрным пару зубов впереди. И разучила с назначенным на роль Карлсона (мальчиком моих лет) пару диалогов.

На показе, играя, я сохранила надменность Фрекен, даже усилила её снобизм. Но переставила акцент роли на то, что Домоправительница в Карлсона ни в коей мере не влюбилась. Она постоянно разглядывала его сквозь лорнет на палочке с явным неудовольствием, даже брезгливо. У меня была короткая челка. И я незаметно ставила её взмахом руки почти дыбом. И от этого за каждым словом маленького «ловеласа с пропеллером» смех публики только усиливался.

И знаменитую фразу в конце спектакля в ответ на вопрос Малыша о Карлсоне: «Он улетел, но обещал вернуться» я произносила с интонациями наоборот по сравнению с мультфильмом: радовалась, что он улетел, и была очень расстроена только тем, что обещал вернуться. Так было ещё смешнее. И мне дали эту роль и сразу выделили среди других малолеток. Наш спектакль сняли для телевидения и показали в эфире от редакции детского вещания. И тут началась моя слава в школе. Ну ладно, не слава – фанфар и букетов не было. Но я стала негласной гордостью школы. И это ощущение отделения себя от всех, кто не на сцене, мне очень понравилось. Оно ударяло в голову, как шампанское. Но зазнаваться я не собиралась. Просто мне нравилось, что меня узнавали на катке, где я на фигурных коньках проводила все зимние вечера, и в пионерских лагерях, куда наша студия-театр регулярно ездила на гастроли.

Денег нам никаких не платили. Но на ёлках мы получали подарки, а летом оставались в каждом лагере на пару дней на полном пансионе. А тогда актёрами восхищались до преклонения. Словом, мне нравился и «гарнир» к сцене, но сама она просто завораживала. Вы делаете шаг из-за кулис, и как-то само собой получается, что говорите другим голосом, по-другому двигаетесь, произносите чужие слова, как свои, и, увы, переживаете чужие трагедии до сжимания собственного сердца. Но зато и веселитесь за двоих – за себя и свой персонаж. А уж зрители откликаются и усиливают любое ваше чувство мощной волной сопереживания. И через какое-то время ты начинаешь чувствовать источаемое изнутри себя нечто, какое-то излучение. Вдохновение это, или драйв, или волна, которая выносит что-то из подсознания наружу, – не всё ли равно. Но кто испытал такое – не может не захотеть повторить снова и снова.

Мы с партнёрами всегда импровизировали, особенно с Игорем, носившимся по сцене с вентилятором за спиной, частенько гнали отсебятину – почти на каждом спектакле. Помню, был один мальчишка лет семи, который нас из зала уличал: «А вы вчера на спектакле вместо этой фразу говорили такую-то». И цитировал без бумажки. Тоже своего рода талант – неимоверная память. Наверное, следователем стал. А может, театральным критиком?

Когда мне было лет восемь, произошло ещё одно знаковое событие в моей жизни. По мнению психологов, после него я должна была бы всю жизнь не верить людям, не просить их ни о чём, не бояться.

В одном классе со мной училась девочка – Таня. Мы очень друг другу симпатизировали. Их дом был на соседней улице. И вот однажды Танина мать, она сама и младшая сестрёнка в панике прибежали днём в воскресенье к нам домой и, достучавшись в дверь, бросились в зал и спрятались под стол, на котором свешивалась до пола скатерть.

Вслед за ними мелькнул в окне кухни мужчина с топором в руках.

– Это мой папа, – прокричала Таня нам с моей мамой. Я стояла, растерявшись, а мама одним движением бросилась к двери и задвинула её на засов. Заскочила в кухню и поставила чайник греться. А я всё стояла в растерянности.

– Зови людей на помощь, – скомандовала мама мне спокойным голосом.

Я помчалась в спальню к окну, ведущему на улицу. И закричала:

– Помогите!

Отец Тани – рослый и свирепый пытался вышибить ногами нашу дверь.

За окном уже к тому моменту стояло трое человек – видно, видели, как гнался за семьёй Лариных их папаша. На мои крики подошли все Соколовы. Все с азартом и благоговейным ужасом на лице наблюдали, как, не преуспев в выламывании двери, стал рубить раму окна на кухне. Дерево трещало, стекла сыпались. Люди ничего не предпринимали – даже не бежали звонить в телефон-автомат. Боялись пропустить развязку.

– Всех порублю, сволочи! Водку они вылили, твари! – орал он пьяным голосом. Видно, не всю водку удалось вылить тварям. Кстати, двоих из них именно он «натворил». И кажется, придерживался принципа «сам тебя породил – сам тебя и убью».