– Я бы очень удивился, если бы вы сказали, что меня будет оперировать косорукий дебил, – ядовито произнес пациент.
– Я говорю вам правду. И зря вы на себя наговаривали, сердце у вас неплохое, и анализы вполне приличные, кроме лейкоцитов.
Он назначил премедикацию, чуть более жесткую, чем обычно. После нее бывший физик обмяк, расслабился, рассказал Стасу несколько старых анекдотов и в превосходном настроении поехал в операционную.
А Стас, наоборот, разнервничался. Он очень не любил, когда больные предрекали себе смерть. А вдруг? Ведь ни об одной операции нельзя сказать, сложная она или простая, до ее окончания. Иногда врачи делают нелепые ошибки, а бывают моменты, когда на врача накатывает необъяснимый ступор, и он делает явную глупость, но не осознает этого.
«Вот сейчас возьму и поставлю интубационную трубку вместо трахеи в пищевод и всю операцию буду вентилировать желудок, а больной тем временем помрет от асфиксии, – мрачно думал Стас. – А я всю жизнь потом буду мучиться угрызениями совести, думать: у него было предчувствие смерти!»
У пациента должна быть воля к выздоровлению, иначе все бессмысленно. Если человек хочет умереть, его не спасет даже самый искусный врач.
Стас кивнул Колдунову. Тот взял у сестры инструмент с раствором антисептика и начал обрабатывать операционное поле. Зоя Ивановна оделась в стерильный халат. Вдвоем с Колдуновым они слаженными движениями накинули на пациента стерильные простыни, ограничивающие операционное поле.
Колдунов взял скальпель:
– Можно?
Стас важно кивнул.
– Как я рад, что ты согласилась мне помочь, – сказал Колдунов Зое, прижимая салфетку к кожному разрезу, чтобы остановить кровотечение из мелких сосудов. – Хороший ассистент обеспечивает девяносто процентов успеха операции.
– Ладно, не скромничай.
– Серьезно, дорогая. Даже самый виртуозный хирург провалится, если ему будет помогать, а точнее мешать, плохой ассистент. Это как в семейной жизни. Если жена знает, чего хочет муж, и мыслит на шаг впереди него, то их совместная деятельность будет приятной и успешной.
Зоя фыркнула и, не дожидаясь команды, ввела лопасти крючков в разрез мышцы. Растянув крючки, она открыла брюшину.
– Ого, – сказал Колдунов, – средневековье какое-то.
Стас заглянул в рану из-под руки профессора. Париетальная
[13] брюшина была тусклой и серой, хотя в норме ей надлежало иметь приятный цвет слоновой кости.
– Нужно ограничить рану, прежде чем вскрывать брюшную полость. Иначе вся дрянь хлынет в подкожную клетчатку, и рана нагноится.
– Она и так нагноится, не переживай. – С этими ободряющими словами Ян Александрович тщательно закрыл подкожную клетчатку и мышцы салфетками.
Стас наладил инфузию антибиотика и проверил показатели гемодинамики. Пока все шло гладко, несмотря на чрезвычайно запущенный гнойный процесс.
Зоя, следуя классическим канонам, пыталась взять край брюшины в зажим, но воспаленная ткань расползалась.
– Ваши кохера не держат, – заметила она и уронила крючок.
– Зоя Ивановна! – возмутилась операционная сестра. Упавший инструмент считался плохой приметой.
Значит, в их смену будет еще одна экстренная операция.
– Что там у нас упало? Фарабеф?
[14] О, тянет как минимум на ножевое! – Колдунов улыбнулся под маской. – Тебе хорошо, Зоя Ивановна, ты домой пойдешь, вот и кидаешься инструментами. Так, шутки в сторону. Посмотри, какой кошмар в животе.
Все дни, что больной просидел дома, его организм яростно боролся с болезнью, окружая воспаленный аппендикс мощным воспалительным валом. Это спасло от распространенного гнойного перитонита, но работа хирургов многократно затруднилась. Нужен огромный опыт, интуиция и, что лукавить, везение, чтобы выделить червеобразный отросток из отечных, слипшихся между собой тканей. Можно ранить толстую кишку, в этом случае безобидная аппендэктомия моментально превратится в большую полостную операцию. Миллиметр за миллиметром продвигаясь в этом месиве, Ян Александрович, кажется, не дышал от напряжения.
Наконец он захватил основание отростка:
– Есть! Давай кетгутишку!
[15] Сейчас от купола слепой кишки отойдем, дальше проще будет.
Через минуту отросток покоился в майонезной банке, залитый формалином. Самый трудный этап операции позади, теперь всем членам операционной бригады можно немного расслабиться.
– Надо же было довести себя до такого! Его счастье, Ян, что ты дежуришь. Другой бы кто не рискнул разбирать этот гнойник, сунул бы салфетку с мазью и ушел из живота. Я смотрю, тебе вообще везет со сложными случаями. И им с тобой, конечно, тоже.
– Задолбали уже эти вихри яростных атак. Что ни смена, то или полостная операция, или эксклюзив, как сейчас. Со мной никто дежурить не хочет, карма, говорят, у вас плохая. Ну, карма не карма, а голова точно ни к черту не годится. Другой раз как зомби хожу.
– Как ты свихнуться не боишься, работая в таком режиме?
– Да мне хорошо, Зоя! – Колдунов кинул последний взгляд в брюшную полость, тщательно осушил ее и, попросив сестру сверить количество тампонов и инструментов, стал зашивать брюшину. – Я занимаюсь любимым делом ради любимых людей, что еще нужно?
Прооперированный больной прекрасно выходил из наркоза, и Стас решил сесть за очередную порцию дневников. Он гордым взором окинул реанимационную палату, словно падишах свои владения. Пациент, выведенный из клинической смерти, чувствовал себя вполне прилично, показатели гемодинамики оставались стабильными, и сердце устойчиво держало синусовый ритм. Бывший физик пришел в сознание и, убедившись в том, что жив, улыбался Стасу.
Спасены две жизни, а дежурство еще не кончилось. Какие еще приключения готовит сегодняшняя ночь? Стас чувствовал, что ему все по плечу.
Вдруг ему нестерпимо захотелось рассказать о сегодняшнем дне Любе. Но она замужем и слушает сейчас кого-то другого. Он представил, как они с мужем сидят на кухне, Люба наливает чай, смешно округляет глаза и кивает в такт его словам. Нужно привыкнуть к тому, что они никогда не будут вместе. Теперь он знает, где Люба живет, но идти туда нельзя.
Несколько дней назад Зоя приглашала его в гости…
Наверное, ей что-то было от него надо, например, починить компьютер. Пришлось отказаться, поскольку Стас знал – если он окажется в Любином доме, никакая сила не удержит его от звонка в ее дверь. Увы, он не только вожделел эту женщину, потребность просто говорить с ней, хвастаться своими достижениями и горевать о неудачах была едва ли не более сильной, чем желание.