– Так чаще всего и бывает, – посочувствовал Стас.
– Хорошо еще, Дмитрий меня знает, поржал, и все. А мог бы на основное место работы передать.
Пока Зоя рассказывала, Стас выписал все осложнения и похолодел от ужаса. На счету Максимова не было ни одного выздоровевшего больного. Приглашенный профессор, он оперировал в клинике от случая к случаю, интервалы между его визитами составляли иногда больше месяца, за это время неудача забывалась или ей находили разумное объяснение. Поражение хирурга всегда можно объяснить плохим состоянием пациента или объемом опухоли или списать все на ошибки анестезиолога. «Поэтому мы и есть такие въедливые и вредные, требуем собрать перед операцией множество анализов и ругаем хирургов за плохую технику, – вздохнул Стас. – Ведь именно нас потом винят во всех неудачах. Только и слышно – не справился с острой кровопотерей! А зачем ты ее устроил, скажи на милость?» В отсутствие прямой угрозы жизни Стас безжалостно отстранял больных от операции, если у них не хватало хоть одного анализа, зная, что это может обернуться крупными неприятностями именно для него. Как-то за чаем они обсуждали великих хирургов прошлого, и Зоя сказала, что Ларрей во время Бородинского сражения сделал триста ампутаций. «Если бы тогда был Грабовский, он бы и тридцать не сделал!» – заметил Колдунов, больных которого Стас несколько раз завернул из-за плохой кардиограммы, несмотря на профессорский авторитет.
Так что для неудачи каждой отдельно взятой операции Максимова всегда находилось оправдание, а статистику никто не вел.
Увидев результаты, Зоя даже повеселела:
– Убойный компромат! Сейчас напишу на красивой бумажке и завтра же положу на стол начальнику! Пусть знает!
Она села печатать докладную записку, злорадно напевая: «Враг бежит, бежит, бежит», а Стас отправился смотреть больных.
Не найдя в их состоянии ничего тревожного, он остановился поболтать с дежурной сестрой.
Девушка смотрела на него с обожанием – после истории с кардиографом Стас стал народным героем. Его всюду встречали с почестями. Даже опытные сестры реанимации, раньше смотревшие на него как на желторотого мальчишку и с видимой неохотой выполнявшие его распоряжения, теперь обращались с ним едва ли не почтительнее, чем с заведующим реанимацией.
А вчера Стас удостоился высшей формы уважения – санитарка из буфета лично изволила спуститься к нему в реанимацию, чтобы узнать, что он хочет на ужин – рыбу или котлеты.
Это было очень приятно, и Стас ничуть не жалел о своем поступке, несмотря на то что в руководящих кругах буря еще не улеглась. Статья в газете, которой пугали родители наркомана, так и не вышла. Скорее всего, это был блеф.
В коридоре появилась каталка с больным в сопровождении двух взмыленных сестер с терапии.
– Инфаркт у нас! – выкрикнула сестра постарше.
– Не у вас, а у больного, – поправил Стас, помогая женщинам переложить пациента с каталки на кровать и приклеивая к его груди датчики кардиомонитора. – Расскажите, что случилось.
– Внезапная потеря сознания. Давление шестьдесят на ноль. Мы решили, что быстрее всего будет его к вам привезти.
Стас кивнул. Больной, мужчина лет пятидесяти, был ему знаком. Несколько дней он пролежал в реанимации с инфарктом, прежде чем его подняли в терапию. Почему же его состояние вдруг резко ухудшилось? Тромбоэмболия легочной артерии? По клинике похоже, правда, нет характерной синей окраски кожи лица, так называемого цианоза. Повторный инфаркт? Обычно он проявляется отеком легких, а не внезапным падением давления. Стас пощупал пульс – не определяется. Только на сонной артерии он уловил слабые неритмичные толчки. Фибрилляция?
– Ставь пока глюкозу с калием и срочно снимай ЭКГ! – скомандовал он постовой сестре. – А ты, Алиса, быстро накрой мне столик для подключички.
Волнуясь, он взял шарик со спиртом и обработал подключичную область пациента. Ситуация такая, что нужно попасть в вену с первого раза, времени на поиски нет.
Он потянул на себя поршень шприца и радостно заметил в нем струйку темной венозной крови. Попал! Быстро по проводнику установил катетер и сразу подключил капельницу, которую медсестра уже успела зарядить.
Через три минуты была готова пленка ЭКГ – фибрилляция предсердий и желудочковые экстрасистолы. Очень неблагоприятное сложное нарушение ритма, требующее филигранного подбора препаратов.
Стас набрал номер приемного отделения:
– Кардиолога мне срочно!
– Яволь, мой генерал, – услышал он жизнерадостный голос Сони и немного успокоился, зная, что она немедленно найдет нужного специалиста. Теперь надо решить, интубировать больного или нет. Если стабилизируется сердечный ритм и поднимется давление, он сможет дышать самостоятельно.
Вдруг кардиомонитор тревожно завыл. Черт, остановка! Стас подбежал к пациенту, поставил скрещенные ладони ему на грудину и принялся толкать, раскачивать сердце. На экране рисовалась прямая.
– Атропин, адреналин, соду в подключичку быстро! Ларингоскоп сюда!
Алиса подала ему включенный ларингоскоп и вместо Стаса начала непрямой массаж сердца.
– Адреналин пошел! – Вторая медсестра, Леля, отбросила пустой шприц и приготовилась помогать на интубации.
Стас запрокинул голову больного, вывел челюсть и, убедившись, что Леля стоит наготове с интубационной трубкой, ввел клинок ларингоскопа.
– Стоп, не качай! – Увидев гортань, Стас молниеносно пихнул в нее трубку. – Теперь качай.
Наладив аппарат ИВЛ, он сменил запыхавшуюся Алису на массаже сердца. На мониторе пошла фибрилляция желудочков, и у больного был абсолютно мертвый вид.
– Еще атропин, адреналин. Алиса, давай дефибриллятор. Заводи мотор!
«Как хорошо, что сегодня дежурят такие компетентные сестры», – мимоходом отметил Грабовский. Другие бы заволновались, заметались и в итоге упустили время.
Алиса подала ему утюжки дефибриллятора и включила накопление заряда. Утюжки тревожно загудели.
– Все отошли! – Стас установил утюжки на грудной клетке. – Разряд!
На мониторе зеленая прямая превратилась в хаотичные зубцы. Фибрилляция желудочков, уже кое-что.
– Давай еще раз стукнем.
После второго разряда на мониторе появились уверенные сердечные комплексы. Синусовый ритм, ура!
Стас поднял веко больного – зрачок, еще минуту назад растекшийся во весь глаз, подобрался. На глазах исчезала синеватая бледность лица, успевшие застыть черты мягчели, теплели.
Через минуту появилось давление и быстро поднялось до ста.
– Снимай кардиограмму. Сейчас кардиолог придет. Стас опустился на табуретку. По телу разливалась усталость, руки болели.
– Нужно рентген легких сделать. Как бы я ему ребра не сломал.
Стас тупо смотрел на монитор. Тот уютно попискивал, регистрируя нормальный сердечный ритм, и показывал стабильные цифры давления. Сколько длилась клиническая смерть? Минуты три, не больше, хотя в адреналиновом запале время ощущается совсем иначе. Нет, определенно не больше трех минут.