– Очень любезно с вашей стороны захватить для меня весточку из дома, – заметила она. В её голосе вновь зазвучали привычные интонации светской дамы. Стало жаль – смущенная и растерянная Вера Чернышёва нравилась Платону гораздо больше, чем прекрасная графиня из дома на Мойке.
– Конверт лежит в саквояже, разрешите мне его достать. Подождите минутку.
– Да, конечно, я побуду здесь.
Платон зашёл в свой номер и, не разбирая, вывалил содержимое саквояжа на кровать. Кожаный мешок с документами, где хранилось и драгоценное письмо, лежал на самом дне и сейчас выпал последним. Платон развязал шнурок и достал маленький конверт с ярко-алой сургучной печатью. На нём четким почерком, без единой помарки были выведены титул и имя адресата. Надин Чернышёва оказалась умной и деловитой (в чём князь успел убедиться лично), но своими повадками сильно напоминала боевой таран.
«Ну и сестрицы! И как с ними только обращаться? Впросак бы не попасть», – успел подумать Платон.
Он вернулся в полутёмный коридор. Вера по-прежнему ждала у своей двери. Она уже взяла себя в руки, лицо её сделалось невозмутимо-спокойным, а взгляд фиалковых глаз – холодновато-любезным. Она протянула руку за письмом:
– Нашли? Благодарю.
– Да, вот оно. Только, пожалуйста, не уходите. Ваши бабушка и сестра сказали, что я могу обратиться к вам с просьбой, – поспешил заявить Платон.
Он замолчал, ожидая ответа. Его собеседница застыла – похоже, испугалась подвоха, но потом откликнулась:
– Слушаю вас…
– Дело в том, что в Хвастовичах меня ждут сестры. Они должны были приехать туда ещё две недели назад. Я отправил их в имение вместе с гувернанткой – понадеялся, что мадам Бунич не откажется присмотреть за ними до моего приезда. Но при встрече ваша бабушка сообщила, что наша общая соседка скончалась, вот мне и пришлось срочно выехать в поместье, чтобы устроить девочек самому. Вы разрешите привезти их в Солиту и представить вам?
– Конечно, привозите, – согласилась Вера, – мы пробудем здесь два-три дня и вернёмся в имение. Я буду рада видеть ваших сестёр.
«Только сестёр», – отметил Платон. Стараясь не выдать досады, он уточнил:
– Вы здесь с родными?
– Я приехала с исправником нашего уезда и своей помощницей. Родных у меня здесь нет.
Подтверждая её слова, в конце коридора показались высокая девушка с чайным подносом в руках и несущий самовар мужчина в мундире. Кавалер едва доставал спутнице до уха.
– Вот и они, – сообщила Вера. – Приходите к нам на чай, я вас познакомлю.
– Благодарю, – только и успел сказать Горчаков, как его собеседница исчезла в своём номере.
Колоритная парочка с любопытством оглядела князя и прошествовала вслед за Верой, а Платону пришлось идти к себе.
Подождав для приличия четверть часа, Платон постучал в соседнюю дверь. Ему открыл давешний офицер, только теперь он уже был без самовара.
– Проходите, ваша светлость, – пригласил офицер и улыбнулся. Получилось это у него забавно – косо, на один бок – но зато темноглазое лицо сразу стало молодым и приятным. – Меня зовут Пётр Петрович Щеглов. Я – капитан-исправник нашего уезда, – представился офицер, а потом обернулся к дамам. – Её сиятельство вы знаете, а это – Марфа Васильевна Сорина.
Высокая девушка с короткими каштановыми кудрями поднялась из-за стола и сделала что-то вроде книксена, а графиня Вера просто кивнула, указав Платону на свободный стул. Горчаков пожал руку капитану, поклонился Сориной и сел.
– Вы надолго к себе в имение? – спросила Вера и подала Платону чашку с чаем.
– Нет, мне нужно вернуться в столицу, у меня там осталось незаконченное дело, – дипломатично ответил он: он надеялся, что его поймут правильно.
Платон не ошибся, молодая графиня запнулась, но обсуждать при посторонних их общую беду не захотела и заговорила о другом:
– Вы сказали, что сейчас в Хвастовичах живут ваши сестры…
– Да. Они – погодки. Сестры очень похожи друг на друга, только цвет волос и глаз у них разный: Полина – рыжая с зелёными глазами, а Вероника – голубоглазая брюнетка, как вы.
Вера явно смутилась, и Горчаков сообразил, что не следовало так подчеркивать своё явное внимание к её внешности. Пытаясь сгладить неловкость, он заговорил о сестрах:
– Их отец был вторым мужем моей матери. Девушки не так давно потеряли сразу обоих родителей, и теперь их опекуном стал я. В моих ближайших планах отставка и переезд в Хвастовичи.
– Это замечательно! – воскликнул Щеглов. – Пока хозяева имений не вернутся в уезд, довоенного благосостояния здесь всё равно не достичь.
– Почему? У меня в имении отличный управляющий.
– Да будь ваш управляющей хоть семи пядей во лбу, нашему уезду от этого ни жарко, ни холодно, потому что доход с имения вы забираете в столицу. А если вы сами станете здесь жить, вы и денежки будете вкладывать на месте. Так же будут делать и остальные. Жизнь в усадьбах оживится, праздники станут устраивать, в гости друг к другу ездить – вот и воспрянет наше общество.
– На это и возразить нечего, – улыбнулся Платон, – вы совершенно правы.
– Пётр Петрович за наш уезд всею душой радеет, – опустив глаза, сказала Сорина.
– Да, это точно подмечено, – поддержала её молодая графиня, – капитан Щеглов – истинный патриот нашего уезда.
– Ну, вы уж слишком сильно меня хвалите, – отмахнулся исправник.
Платону капитан очень нравился: Щеглов казался основательным, по-настоящему надёжным и при этом молниеносно соображал, вот и сейчас он сразу же нашёл предлог, чтобы отвлечь разговор от собственной персоны:
– А когда коронация, ваша светлость, не скажете?
Платон и сам хотел бы это знать, но увы… Так что ответил как есть:
– Теперь этого никто не знает. Когда я по дороге сюда останавливался в Москве, пришло известие, что по пути из Таганрога в столицу скончалась императрица Елизавета Алексеевна. Она умерла в Белёве. Уже объявили траур.
– Да что вы говорите? Какая жалость! – расстроился Щеглов. – В армии её очень уважали, знали, как она вдовам и сиротам помогает. Чистый ангел!
Осмелев, разговорилась и Марфа:
– А правду говорят, что покойная государыня была очень красивой? – поинтересовалась она.
Горчаков подтвердил, но Марфе этого показалось мало. Она подробно расспросила гостя и о новой императрице Александре Фёдоровне, и о её детях. Выслушав, мечтательно вздохнула:
– Как хорошо, четверо деток…
Не зная, что на это можно ответить, Платон улыбнулся, но в разговор вмешался Щеглов:
– Ваша светлость, так это получается, что ваши сестры сейчас одни в имении? Я так понял, что они еще не взрослые?