– Да уж! Мы смогли бы жить на эти деньги. У нас остался только московский дом. Видно, придётся его продавать.
– Надеюсь, что до этого не дойдёт, – перебила её старушка. – У меня есть два поместья во Владимирской губернии. Они приносят не слишком много, но позволяют содержать этот дом, а также кое-что откладывать. Из этих денег я дам по пятнадцати тысяч приданого твоим сестрам. Это – достойная сумма, не слишком большая, но вполне приличная, а нам с твоей матерью ещё останется на что жить. Ну а тебе я отпишу Солиту.
Речь шла о полесском имении, и Вера ахнула:
– Да что вы говорите?! Я не могу принять такой щедрый дар. Мы не в праве обирать вас из-за собственных невзгод.
Графиня сердито фыркнула:
– Перестань возражать. Это ты окажешь мне услугу! В двенадцатом году Наполеон дважды прошёл через Солиту, там всё сожгли. У меня был очень толковый управляющий – Сорин, честный и знающий человек. Я разрешила ему не присылать мне денег, а любые доходы с поместья пускать на его восстановление. Прошло уже четырнадцать лет, я знаю, что деревни давно отстроены – три года назад Сорин писал, будто приступил к восстановлению главного дома. А теперь мой управляющий болен, и за него работает дочь.
– Я могу съездить туда и посмотреть, что к чему, – предложила Вера.
– Я и хочу, чтобы ты туда отправилась, но не для меня, а как хозяйка имения, – отозвалась графиня. – Я хорошо знаю твои таланты, представляю, как ты помогала матери в делах, и даже подозреваю, что все они в последние годы лежали на тебе. Поезжай, Велл, бери имение в свои руки и добывай средства на жизнь. До войны Солита приносила очень много. Я надеюсь, ты сможешь вернуть доходы.
Вера не знала, что и сказать. Разве может она злоупотребить душевным порывом бабушки и присвоить имение? Но ведь с другой стороны – это шанс! Мама, сестры, Боб, наконец. Она бы день и ночь работала для них…
Старая графиня молча смотрела внучке в глаза, не торопила. А весы в Вериной душе всё качались – выбирали, что же важнее: честь или любовь. Наконец Вера выбрала. Она поцеловала бабушке руку и сказала:
– Наверное, вы правы. Спасибо за столь щедрый подарок! Я согласна.
Мария Григорьевна с облегчением улыбнулась:
– Ты храбрая девочка. Вытянешь и эту ношу! – Она поднялась с кресла, взяла свою трость. – Уже поздно, помоги мне дойти до постели, да и сама ложись в голубой комнате, день выдался не из легких.
Внучка проводила старую графиню до спальни, уложила, а потом прошла в следующую по коридору комнату, носящую название голубой. Раздевшись, Вера легла и зажмурилась, но быстро поняла, что не заснёт: слишком уж волнующим оказался разговор с бабушкой. Мысли её крутились вокруг Солиты. Что там сейчас с полями? Климат в Полесье мягкий, значит, и травы отменные. Может, следует держать коров? Или лучше сделать ставку на что-нибудь другое? Пшеница хорошо растёт южнее, а здесь, наверное, сеют рожь и овес.
«Впрочем, зачем гадать? Нужно поехать туда и во всём разобраться на месте», – наконец-то решила она. Вера глубоко вздохнула и расслабилась. Под веками заскользила теплая тьма, но вместо сна пришли мысли о Джоне. Неужели ей придётся выбирать между чувством и долгом?.. А что, если и так?.. Ради семьи можно и любовью пожертвовать!
Сердце ужалила боль, из-под закрытых век поползли слёзы. Как же горько, когда тебя не любят! По большому счету, выбирать было не из чего. Вера всплакнула, и ей стало легче, а потом она незаметно уснула.
И когда же ему наконец полегчает? Человеку хотелось выть, а ещё больше ему хотелось драться. Бить и крушить всё вокруг! Может, хоть тогда уйдет эта злоба, выдавится из души чернейшая зависть. Сколько можно оставаться изгоем? Сколько можно быть здесь чужаком? Он ненавидел этот проклятый город. Ледяная имперская столица уважала лишь сильных, богатых и успешных. Здесь врало всё: колоннады дворцов, шумные центральные проспекты, купола храмов. Говорили, будто они построены для каждого. Нет! Нет! И ещё раз нет! Это наглая ложь. Всё здесь только для избранных.
Его здесь просто не замечали. Издевались: ты сначала взлети, достигни высот! Вот тогда и приходи. А пока ничего, кроме оскорблений и пинков, тебе не положено. Как же всё это было унизительно! И как это вообще можно было вынести?..
Неужели здесь не найдётся крохотного свободного пятачка – места для его раненой гордости?.. Дайте! Дайте же наконец передышку! Дайте немного отдыха!..
Человек заскрежетал зубами. Плохо!.. Как же ему было плохо!
Где можно спрятаться? Где отлежаться?..
На природе!.. Природа… Вот оно – спасение… Летний сад. Что может быть лучше?.. Хотя какой же он летний, если засыпан снегом? Но всё равно там, среди ледяных аллей, можно найти покой…
Вот кружевное чудо – кованая решётка, а вот и ворота. Они открыты и зовут в заснеженную тишину. Человек ступает на девственно-белый снег: ни одна нога ещё не топтала этот сияющий зимний пух. Покой снисходит в душу. Тишина. Только снежок скрипит под ногами.
Статуи убраны до весны в большие аккуратные ящики, на их свежеструганных досках лежит снег. Человек обходит ящик и сворачивает на соседнюю аллею. Тонкая женская фигура в синей бархатной шубке маячит впереди.
«Ага, вон это кто!.. Да это подарок судьбы», – радуется человек.
Он кидается вперёд. Летит по аллее. Почему топот ног так отдаётся среди деревьев? Жертва же услышит!
Женщина оглядывается, и его пронзает восторг: чёрные локоны струятся из-под собольей шапочки, на высоких скулах цветёт румянец. Это она – его жертва, обречённая, но пока ещё ускользающая… Она бежит. Бог послал охотнику настоящую, горячащую кровь погоню. Ату!.. Держи её!
Человек бежит всё быстрее, расстояние до жертвы всё сокращается, ещё немного – и ей конец. Рука хватает соболий воротник, но пальцы скользят по блестящему меху. Ещё разок! Но он не успевает: жертва пролетает сквозь открытые ворота, и… ажурные створки с лязгом захлопываются.
Удар – и резкая боль. Ворота бьют по человека по рукам. Низкий звериный рык разрывает его грудь… и человек просыпается. Этот проклятый город сведёт с ума кого угодно. Но он-то знает, что тоже не лыком шит. Не может быть, чтобы он не победил эту ледяную столицу. Ничего! Цыплят по осени считают… Рано или поздно, но этот город ляжет к его ногам.
Глава одиннадцатая. Кузен Алекс
Так рано? Вера с бабушкой ещё даже не успели спуститься к завтраку, а Софья Алексеевна уже привезла к ним младших дочерей.
– Доброе утро, мои дорогие, – поздоровалась она с прибежавшими на зов дочерью и тёткой. – Я не дала девочкам поесть, очень спешила, но надеюсь, что вы их покормите. – Голос графини дрогнул, и она тихо призналась: – Мне нужно поехать к кузену Алексу, но я боюсь оставлять девочек одних. Вдруг без меня приедут изымать дом и выгонят их на улицу…
Вера присмотрелась к матери и совсем расстроилась: со вчерашнего дня графиня похудела ещё больше, лицо её сделалось тонким, а потухшие глаза с красными отечными веками выдавали не проходящее отчаяние. Но держалась Софья Алексеевна бодро. Она даже смогла улыбнуться, прежде чем попрощалась с родными. Дочери поглядели ей вслед и горестно переглянулись. Страдания матери рвали им сердце, но как они могли ей помочь?