– Ах, мой дорогой, только не умирайте. У нас столько счастья впереди.
Тут бабочка закапала горькими слезами на дорогое для нее создание.
И чудо, мотылек открыл глаза и сразу же увидел бабочку, которая изо всех сил махала на него своими крылышками, пытаясь оживить.
– Как, вы нашлись? Вы не исчезали, вы здесь? – радостно воскликнул мотылек.
– Да, да, я здесь, с вами и теперь уже никогда никуда не исчезну, потому что я очень, очень, очень-преочень люблю вас.
И мотылек в упоении повторял вслед за бабочкой:
– Я очень, очень, очень-преочень люблю вас.
А потом они вместе куда-то полетели, и все, кто видел этот полет, не забудут его никогда. Да разве же можно забыть полет любви? Жаль только, что редко когда удается его увидеть. Довелось увидеть вместе со всеми и жуку эту песню счастья и восторга, довелось и ему услышать шепот окружающих: «Вот это пара», и сказать себе самому, что подобной красоты и совершенства он в своей жизни не встречал.
И даже когда счастливая пара улетела, все еще долго смотрели с сожалением в опустевшее небо, печалясь, что так мало наслаждались истинной красотой. И до конца своих дней одинокий жук, мрачный, брюзгливый и замкнутый, не мог забыть дивную, чарующую прелесть бабочки.
Он помнил каждое ее движение, каждый взмах ее крылышек, каждый рисунок и развод, каждый оттенок красок. Помнил, как жадно ловил ее взгляд, но она ни разу на него не посмотрела. Все ее внимание принадлежало мотыльку. Это ему она улыбалась, с него не сводила счастливых глаз, для него кружилась в вечном танце любви. И видно было, что каждое трепетанье ее легких, ажурных крылышек – для него и только для него.
Да и он был хорош. Хоть жук судья пристрастный и хотел оговорить мотылька, но, увы, тот был также ярок, воздушен и изящен. Они кружились и кружились вместе, не в силах оторваться друг от друга, и всю свою жизнь жук, проживший диковато замкнувшись в своей скорлупе, не желающий, а потом уже отвыкший и не умеющий общаться с окружающими, только и делал, что снова и снова вспоминал.
Не только потому, что бабочка так запала в его сердце. Было в ней, в ее голосе, в ее движениях что-то такое, что тревожило каким-то напоминанием прошлого. Хоть жук за все эти годы тысячи раз перебрал в памяти каждый штрих, он не мог вспомнить, где встречался с ней раньше. А вместе с тем, глядя тогда в бездонное небо на истинную красоту, он как будто уловил что-то знакомое, прежде встреченное.
И вот теперь все дальнейшие годы его не покидало чувство, что они когда-то и где-то встречались, а вот где и когда? Нелепо было и предполагать такое, ведь подобную красавицу невозможно было не заметить, так откуда эта неуловимая ее знакомость? Откуда уверенность в том, что они встречались и раньше, до того незабываемого полета с мотыльком? Вот на этот-то вопрос и не было у жука за целую его жизнь никакого ответа.
О дереве
В небольшом курортном городке, в парке, стояло необыкновенное дерево, и вся его необыкновенность состояла в том, что оно было таким старым, что и само не помнило, сколько ему лет – сто, двести, а может, и все триста. Трудно было сказать, какой породы оно, поскольку было уже нездорово и скривлено, обросло мхом, переплелось с ветвями близрастущих соседей – деревьев и кустарников, стало таким огромным, раскидистым и толстым (каким бывает тучный человек на склоне лет), что составило одну из достопримечательностей городка, но на вопрос интересующихся, что же это все-таки за дерево, жители обычно пожимали плечами и говорили, что то ли бук, то ли граб, то ли вяз, сложно определить, если ты не биолог. Дерево же не задумывалось уже ни о чем, а равнодушно и безучастно позволяло собой восхищаться, удивляться и замирать в восторге от созерцания своей необыкновенности.
Сколько всего перевидело оно на своем веку, свидетелем каких только событий не было, какие только катаклизмы в природе и обществе не пережило – всего и не упомнить. И если где-то в далеком-далеком прошлом оно бурно реагировало на малейшее изменение в калейдоскопе дней и событий, именуемых жизнью, то с течением времени незаметно даже для себя самого очерствело, огрубело, покрылось коростой, сквозь которую не могло пробиться ни одно живое проявление, ни одна струя свежести и интереса. И самому дереву, и окружающим казалось, что уже никто и ничто не в силах оживить или хотя бы встряхнуть этот древний усыхающий реликт, который собрался в равнодушной покорности дотянуть до своего конца.
В один из летних, сказочных в своей прелести вечеров на скамейку в парке рядом с нашим деревом села молодая женщина с хорошенькой девочкой лет пяти-шести. Женщина раскрыла книгу, так как еще было достаточно светло для чтения, а девочка начала прыгать и скакать вокруг нее. Конечно же, ее внимание привлекло необыкновенное дерево. Она подбежала к нему, взобралась на ближайший сук и закричала:
– Мамочка, посмотри, какое славное дерево! Оно ведь волшебное, правда? Мамочка, ну посмотри же скорее, это ведь о нем ты мне читала в сказке про заколдованную фею?
Женщина оторвалась от книги и ласково посмотрела на дочь:
– Конечно, моя родная, это заколдованная чудо-фея.
– Она исполняет желания? – снова закричала сидящая на суку крошка.
Мама улыбнулась:
– Выполняет, солнышко.
– Вот здорово, – защебетала девочка и мягкими, нежными ручонками начала осторожно гладить замшелый сук, на котором сидела. – Я так и знала, что когда-нибудь найду ту фею, которая делает всем людям добро и исполняет все желания.
– Добрые желания, – уточнила мать, с нежностью глядя на дочь.
– Добрые желания, – эхом в задумчивости повторила та, не переставая ласково гладить кору дерева.
Вот так и случилось, что этот, казалось бы, обыкновенный вечер больше чем все удары молний встряхнул наш реликт. Ничего подобного с деревом никогда не происходило, и оно уже думало, что никогда не произойдет. Трудно описать состояние, в которое крошка повергла предмет своего восхищения. Где-то в неведомой ему самому глубине, ломая все преграды, равнодушие, очерствение и коросту, горячая живительная струя вырвалась на свободу и заставила трепетать каждую жилку, каждый листочек.
Бархатная детская щечка, нежно прильнувшая к замшелому стволу, совершила самое настоящее чудо. Дерево ожило, сбросило с себя оцепенелость, спячку, потянулось к ласковым прикосновениям ребенка, доверчиво обнявшего его ствол и гладящего его кору маленькими трогательными ручками. Соки жизни, пробуждения, обновления, весны, молодости, любви, со стремительной неожиданностью и непонятно откуда взявшиеся, заструились в его жилах.
Дерево вмиг ожило, помолодело, пробудилось к ощущению и восприятию, и эти ощущение и восприятие были сказочно прекрасны.
– Мамочка, мамочка, посмотри, дерево меня обнимает, – в восторге закричала девочка. И так оно и было на самом деле.
– Конечно, конечно, – поспешила согласиться мать, только бы не разочаровать и не огорчить дочь, потому как кто же из нормальных людей способен поверить в такое. – Но нам пора домой, дорогая, уже становится холодно, да и поздно, тебе пора спать.