– Неужели? Что вы говорите? – сочувствовали все мотыльку. – Мы бы рады были вам помочь, но не знаем, кого надо искать! Нам бы подробнее ее приметы.
– Какие могут быть приметы, – кручинился мотылек, – красавица из красавиц, вот и вся примета. Ума не приложу, куда она пропала. А мне без нее и жизнь не мила, видно, и мне пропадать придется.
До гусеницы, в ее бесчувственном состоянии, вдруг все же долетел сказочный звук – гудение жука. Что-то в ней вроде бы и шевельнулось даже, но тут она услыхала, как на вопрос мотылька, не видел ли он чудную красавицу, жук ответил:
– С ума вы сошли, что ли? О какой красавице вы говорите? Если об этой мерзкой зелени – гусенице, то вам надо лечиться в психушке, мой милый.
– О какой гусенице? – встрепенулся мотылек.
– Да о той, что так мерзко и отвратительно висла на листочке березы.
– Бог мой, ведь это и есть моя драгоценная пропажа, – радостно замахал крыльями мотылек, – говорите скорее, где, где она, моя раскрасавица и единственная любовь на всю жизнь.
– Да вы дурак, мой милый, – брюзгливо прогудел жук, – и вам точно самое место в психушке. Надо же так назвать эту зеленую мерзость – красавицей! Нет, не перевелись еще идиоты.
И жук, возмущенно расправив крылья, рванулся прочь от таких придурков. Больше гусеница ничего уже не слышала и ничего не помнила. Боль в сердце была так сильна, что ей захотелось умереть. Да и зачем ей было жить, ведь теперь она уже точно знала, какой злой ее красавец-жук, как жесток он душой, самовлюблен, эгоистичен. Чуточку жаль было только бедного мотылька. Почему, ну, почему она полюбила не его. Ах, если бы все вернуть сначала, она, зная цену им обоим, бесповоротно отдала бы сердце милому мотыльку. Как славно все могло бы получиться! Но, увы, получилось все совсем по-другому, и теперь ей лучше всего умереть.
И она умерла. Грустно, конечно, но жизнь, хоть и грустна порой, все же бесконечно мудра и прекрасна. И представьте себе, что через какое-то время из-под свернутого листочка на Божий свет вылетела неописуемой красоты бабочка. Все вокруг в восторге замерло, такой совершенной красоты здесь еще не видели. Это-то и была наша гусеница. Один этап ее жизни завершился, и начался другой, и сама она была другая: яркая, легкая, совершенное чудо природы. От той прежней гусеницы всего-то и остались сочно-зеленые разводы, кое-где разбросанные на ее воздушных ажурных крыльях. А самое главное – она летала, летала так легко и свободно, что всякий сравнил бы этот полет со сказочной по красоте музыкой.
– Неужели это я? – звонко закричала гусеница в поднебесье. – Неужели я жива, я другая и умею так чудесно летать?
– Мы не знаем тебя, не знаем, кто ты, но ты диво дивное и чудо чудное, – отвечали ей все хором, – такой красоты нам еще видеть не доводилось.
Гусеница (теперь уже бабочка) счастливо смеялась и сама, любуясь на свое отражение в капельках росы, радостно восклицала:
– Кто эта чудная красавица, кто эта сказочная бабочка, неужели же я?
– Ты, ты, – в упоении подхватывал живой хор, – и лучше тебя нет здесь никого!
– Ой, постойте, да ведь это ее мотылек искал, плакался нам бедный, – вспомнил тут кто-то.
– Ее, ее, – подтвердили остальные, – он так и говорил: красавица из красавиц. Где же он, куда подевался? Вот нашлось теперь его чудо, а он сам пропал!
– Кто пропал? – раздалось знакомое бабочке-гусенице гудение, и на опушку вылетел красавец жук. – Что это вы все разохались?
И тут он увидел бабочку. Изящно сложив крылья, она грациозно присела на ромашку.
– Бог мой, какое чудо, – в восторге загудел жук, – какое совершенное создание! Да я, милая, искал вас всю жизнь. Посмотрите-ка на меня скорее! Я делаю вам предложение.
И жук согнул бархатные лапки в поклоне.
– Идите, идите за него, – зашумели окружающие, – он богат, удачлив, красавец, наконец. Вы будете чудесная пара.
– Нет, нет, – с улыбкой отмахнулась бабочка, – я так не считаю. У меня другое на уме.
– Да вы с ума сошли! – зашикали все на нее. – От такого жениха не отказываются. Знаете, сколько тут желающих выйти за него замуж? И не счесть.
– Да, – самодовольно сказал жук, – желающих действительно много. И я вам так скажу, другого такого во всей округе нет, сколько ни ищите. Посмотрите на меня получше, разве я не хорош?
И жук стал поворачиваться перед ней во все стороны.
– Я молод, силен, у меня замечательное будущее. Я и сейчас очень богат, а в дальнейшем это все умножится. Более завидного жениха трудно себе представить. Знаете, тут одна мерзкая гусеница даже умерла от любви ко мне. Правда, правда, весь лес был свидетелем, я всем об этом рассказал, и теперь все это подтвердят. А вы отказываетесь. Мне это странно даже. Я ведь полюбил вас, и пара мы были бы замечательная. Я само совершенство, и вы такая совершенная, нет, определенно мы чудесная пара. Подумайте, поразмыслите и соглашайтесь. Я вас, конечно, не тороплю, но и думать вам долго не стоит, чего лучшего-то ждать?
И жук обиженно зашевелил усиками. Со странным чувством смотрела на него бабочка. Вот он – миг отмщения, вот она – отплата за ее обиды и боль. Как ждала она в той, другой жизни от него этих слов! А их не было, вместо них ей пришлось услышать много горького, да, кстати, что он там говорил – гусеница умерла от любви к нему, и он всем и везде об этом рассказывал, хвастался. Ах, как стыдно! А ведь это была правда, уж кто-кто, а она-то точно знала. Бабочка так вся и вспыхнула от стыда, но всем показалось, что на нее упал солнечный луч, и она, засияв, стала еще прекрасней. Жук замер в восхищении:
– Милая моя, дорогая, какая же вы красавица! Как я вас люблю! Не разбивайте моего сердца, выходите за меня замуж.
И он, сраженный, упал перед ней на колени.
– Встаньте, встаньте, – сказала бабочка голосом таким музыкальным, что у присутствующих и у самого жука слезы брызнули из глаз, – не печальтесь, не надо. Вы встретите еще свою половину, – и уже чуть озорно добавила: – Но она не я.
С этими словами бабочка взмахнула своими дивными крылышками и легко полетела. Жук, онемев, как завороженный смотрел ей вслед и понимал, что такой красоты полета ему никогда не достигнуть. А бабочка была уже далеко, она порхала от цветка к цветку, от листочка к листочку, словно чего-то искала. Смятение в ней нарастало, душа замирала от испуга, и она уже очень и очень устала, у нее с самого ее второго рождения маковой росинки не было во рту, но она упорно продолжала поиски и была вознаграждена.
В таком же закрученном, как у нее когда-то, листочке лежал с закрытыми глазами и сложенными лапками мотылек. Он был почти бездыханный, и бабочка с ужасом подумала, что он умер. Но нет, чуть шевелилась еще, дыша, его грудка, когда она, подлетев, обняла его своими крылышками.