Неделю или около того спустя я общался с одним из своих любимых «гостей» – огромным медведем-гризли по кличке Гриз.
Этот медведь прибыл к нам осиротевшим медвежонком шесть лет назад, после того как попал под поезд в Монтане. Его спас индеец из племени черноногих. Медвежонок пролежал без сознания шестеро суток в палате интенсивной терапии одной монтанской больницы и в конечном счете получил неврологические повреждения и ослеп на правый глаз. Когда мишка поправился, стало ясно, что он слишком привык к людям и травмирован психически, чтобы возвращаться к дикой жизни, так что он поселился у нас и стал постоянным обитателем центра.
Вообще-то гризли – не слишком общительные звери. За исключением брачных периодов и времени воспитания детенышей они классические одиночки. Но этот гризли любил людей. Я с удовольствием проводил время с Гризом, регулярно балуя его особым вниманием. Но даже с ним требовалась осторожность, поскольку медведь весом более двухсот пятидесяти килограммов мог непреднамеренно причинить человеку серьезный вред.
В тот июльский день я, как обычно, подошел к клетке проведать его. Ему только что подали обычную для медведей трапезу – смесь овощей, фруктов, собачьего корма, рыбы и курицы. Гриз как раз укладывался на пол с ведром между передними лапами, когда я заметил маленькое оранжевое пятнышко, появившееся из зарослей ежевики внутри медвежьего вольера.
Это был тот самый пропавший котенок. Малыш, которому было теперь, наверное, недель шесть, весил самое большее граммов триста. В иных обстоятельствах я бы подумал, что бедняжка вот-вот умрет с голоду. Но этот котенок явно пошел по кривой дорожке и мог прожить еще меньше.
Что делать? Я боялся, что, если вбегу в вольер и попытаюсь спасти котенка, он запаникует и бросится прямиком к Гризу. Так что я остался на месте и наблюдал, молясь, чтобы он не подошел слишком близко к огромному медведю.
Но именно это он и сделал. Крохотный котенок приблизился к медведю-гиганту и принялся мурлыкать и мяукать. Я зажмурился. Для любого нормального медведя этот безрассудный смельчак стал бы законным десертом.
Гриз поглядел на него. Я сжался, видя, как он поднимает переднюю лапу и тянет ее к котенку, и приготовился стать свидетелем смертельного удара.
Но Гриз сунул лапу в свою кормушку, выудил из ведра кусок курицы и кинул его голодному котенку.
Малыш набросился на подачку и торопливо потащил ее в кусты, чтобы съесть там.
Я испустил вздох облегчения. Однако экий везунчик этот кот! Он приблизился к единственному медведю из всех шестнадцати находившихся у нас, который стерпел его присутствие, – и единственному, наверное, на миллион, который был готов поделиться своим обедом.
Пару недель спустя я снова увидел, как котенок кормится у Гриза. На этот раз он с мурлыканьем терся о медведя, и Гриз потянулся к нему и подхватил за шкирку. После этого расцвела их необычная дружба. Мы назвали котенка Котом.
Теперь Кот постоянно кормится вместе с Гризом. Он трется о медведя, хлопает его лапкой по носу, устраивает на него игривые засады, даже спит с ним. И хотя Гриз – мягкосердечный медведь, медвежья мягкость бывает не такой уж и мягкой. Однажды Гриз случайно наступил на Кота. Похоже было, что медведь пришел в ужас, когда осознал, что́ натворил. А иногда, пытаясь ухватить Кота за шкирку, Гриз промахивается и хватает его за всю голову целиком. Но Кот, похоже, не имеет ничего против.
Их любовь друг к другу чиста и проста; она не признает границ физических размеров и биологических видов. Оба животных сумели успешно пережить трудное начало своей жизни. Более того, похоже, каждый из них счастлив, что нашел друга.
Джейн Мартин со слов Дейва Сиддона, основателя реабилитационного центра «Образы дикой природы»
Прекрасное животное горилла
Те из нас, кто изучает обезьян, знают, что гориллы – высокоинтеллектуальные животные и они общаются друг с другом языком жестов. Я всегда мечтала научиться общаться с гориллами. Прослышав о проекте, в рамках которого другие ученые пытались научить шимпанзе американскому языку знаков (ASL), я была заинтригована и взволнована. Мне казалось, что ASL может быть идеальным способом общения с гориллами, поскольку в нем жесты рук используются для передачи целых слов и идей. Будучи студенткой магистратуры Стэнфордского университета, я решила попробовать провести такой же эксперимент с гориллой. Все, что мне оставалось сделать, – это найти подходящее животное.
Четвертого июля 1971 года в зоопарке Сан-Франциско родилась горилла. Ей дали имя Ханаби-Ко, что в переводе с японского означает «дитя фейерверка», но все называли ее Коко. Ей было три месяца, когда я впервые увидела ее, маленькую гориллу, цеплявшуюся за спину матери.
Вскоре после этого колонию горилл охватила эпидемия. Коко едва не умерла, но ее выходили и вылечили врачи и смотрители зоопарка. Ее мать не могла о ней заботиться, и хотя Коко полностью выздоровела, она была недостаточно взрослой, чтобы жить среди других горилл. И приступить к работе с ней показалось мне идеальным решением.
Я начала ежедневно навещать Коко в зоопарке. На первых порах я явно не понравилась маленькой горилле. Она игнорировала меня или кусалась, когда я пыталась взять ее на руки. Потом, поскольку я упорно приходила к ней каждый день, Коко постепенно начала доверять мне.
Первыми словами, которым я пыталась обучить Коко на языке знаков, были «пить», «еда» и «еще». Я попросила служителей зоопарка, которые помогали в обезьяннике для молодняка, показывать руками знак «еда» всякий раз, как они давали Коко какую-нибудь пищу. Я показывала слово «пить» каждый раз, давая Коко ее бутылочку, и заодно складывала пальчики ее маленькой руки в такой же знак.
Однажды утром, примерно через месяц после, того как началась работа с Коко, я нареза́ла для нее дольками фрукты, а Коко наблюдала за мной.
«Еда», – показала она.
Я слишком удивилась, чтобы отреагировать.
«Еда», – четко показала она снова.
Мне хотелось прыгать от радости. Коко чувствовала, что я ею довольна. Взволнованная, она схватила ведро, нахлобучила его на голову и как безумная заметалась по игровой комнате.
К двум годам знаки Коко уже перестали быть простыми односложными просьбами. Она быстро усваивала знаки и нанизывала их в цепочки по нескольку сразу.
«Там рот, рот – ты, там», – показывала Коко, когда хотела, чтобы я дохнула на окно «детского» обезьянника, чтобы можно было порисовать на нем пальцами. Или «налей это скорей пить скорей», когда ее мучила жажда.
На следующий год Коко переселилась в специально переоборудованный трейлер в кампусе Стэнфордского университета, где я стала проводить с ней больше времени, а она могла сосредоточиться на своих языковых уроках и меньше отвлекаться.
Когда Коко исполнилось три года, мы закатили для нее большую вечеринку. Она аккуратно съела почти весь свой именинный торт ложечкой. Но когда пришло время для последнего кусочка, маленькая горилла не смогла устоять перед искушением. Она схватила торт рукой и запихала целиком в рот.