Очаг возгорания был крупным, так что, кроме нас, на место прибыли «мастера крюка и лестницы» и из других компаний. Нам сказали, что все люди, которые были в здании, успели благополучно выбраться. Действительно, я очень на это надеялся, ибо весь гараж был объят пламенем, и в любом случае попытки спасать в нем кого-то были обречены на неудачу. Потребовалось немало времени и множество пожарных, чтобы наконец взять гигантский очаг пожара под контроль.
После этого я смог поискать кошек, чей плач слышал до сих пор. В помещении гаража по-прежнему было много дыма, от него так и пыхало жаром. Видимость была плохая, но я шел на звук мяуканья, пока не добрался до местечка на тротуаре примерно в полутора метрах от фасада гаража. Там, плача и прижимаясь друг к другу, сидели три перепуганных маленьких котенка. Потом я нашел еще двух, одного прямо на улице, а другого – на противоположной ее стороне. Должно быть, они были в здании, поскольку их шерстка оказалась сильно опалена. Я крикнул, чтобы принесли коробку, и кто-то из собравшейся вокруг толпы протянул ее мне. Посадив всех пятерых котят в коробку, я отнес их на веранду соседнего дома.
Начались поиски кошки-матери. Очевидно, она бегала в горящий гараж и выносила оттуда на тротуар каждого из своих малышей, одного за другим. Пять концов, пять вылазок в адский жар и смертельно опасный дым – это трудно было себе представить. Потом она попыталась перенести их через улицу, подальше от здания. Опять-таки по одному. Но не смогла закончить эту работу. Что же с нею сталось?
Один из полицейских сказал мне, что видел, как кошка забежала на пустую парковку недалеко от того места, где я нашел последних двух котят. Там она и оказалась – лежала на земле и плакала. Она была ужасно обожжена: глаза скрылись под превратившимися в волдыри веками, лапы почернели, шерсть на всем ее теле была опалена. В некоторых местах сквозь прожженный мех была видна покрасневшая кожа. Она была слишком слаба и не могла больше двигаться. Я медленно приблизился, заговорив с ней мягким, успокаивающим тоном. Как мне показалось, это была дикая кошка, и я не хотел ее напугать. Когда я поднял ее на руки, она заплакала от боли, но не стала вырываться. От бедного животного несло паленой шерстью и плотью. Она одарила меня обессиленным взглядом, потом расслабилась в моих руках, насколько позволяла боль. Я чувствовал ее доверие ко мне, горло у меня сжалось, и глаза налились слезами. И тогда решил во что бы то ни стало спасти отважную маму-кошку и ее семейство. Их жизнь буквально была в моих руках.
Я уложил кошку в ту же коробку, к мяукающим котятам. Даже в своем жалком состоянии ослепленная мать принялась кружить по коробке и прикасаться к котятам носом, чтобы убедиться, что все они здесь и в безопасности. Несмотря на боль, она успокоилась только тогда, когда сосчитала всех котят.
Кошачьему семейству явно требовалась неотложная медицинская помощь. Я вспомнил об очень необычном приюте для животных на Лонг-Айленде – «Лиге животных Северного берега», куда отвозил нескольких обожженных собак, которых спас одиннадцать лет назад. Если где-нибудь и могли помочь этим кошкам, так только там.
Я позвонил, чтобы предупредить «Лигу животных» о том, что еду к ним с сильно обожженной кошкой и ее котятами. Не переодеваясь, все в той же покрытой пятнами сажи пожарной форме я сел за руль своего грузовика и погнал машину к приюту, стараясь добраться туда как можно быстрее. Притормозив на подъездной дорожке, я увидел две команды ветеринаров и санитаров: они стояли на парковке, поджидая меня. Медики тут же унесли кошек в лечебную палату; одна команда уложила на стол мать, а вторая отнесла всех котят на другой стол.
Совершенно изнуренный борьбой с огнем, я стоял в сторонке, стараясь не путаться под ногами. Я почти не надеялся, что эти кошки выживут, но почему-то просто не мог уйти и бросить их. После долгого ожидания ветеринары сказали мне, что будут наблюдать кошку и котят всю ночь, но шансы кошки на выживание не внушают особого оптимизма.
Я вернулся туда на следующий день, и снова потянулись часы ожидания. Надежды почти не осталось, но потом ветеринары наконец вышли ко мне. Они принесли добрые вести: котята точно должны были выжить.
– А их мать? – спросил я, страшась услышать ответ.
– Пока слишком рано говорить об этом, – сказали они.
Я приезжал в приют каждый день, но ответ неизменно был одним и тем же: пока ничего нельзя сказать наверняка. Примерно через неделю после пожара я ехал туда в мрачном настроении, думая: Наверное, если бы кошка-мать могла выкарабкаться, она уже сделала бы это. Сколько еще она сможет балансировать между жизнью и смертью? Но когда я переступил порог, ветеринары встретили меня широкими улыбками и победными жестами! С кошкой не просто все будет в порядке – она даже сможет снова видеть!
Теперь, когда стало ясно, что все закончится благополучно, надо было как-то назвать спасенную. Один из санитаров предложил имя Скарлетт
[4] – по ассоциации с ее покрасневшей кожей.
Поскольку я знал, что́ Скарлетт вынесла ради своих котят, на сердце у меня потеплело, когда увидел воссоединение кошачьего семейства. И что же мама-кошка сделала первым делом? Снова пересчитала их по головам! Она коснулась и обнюхала каждого из своих детей, нос к носу, чтобы удостовериться, что все они живы и здоровы. Она рисковала своей жизнью, и не единожды, а целых пять раз – и ее мужество принесло свои плоды. Все ее малыши выжили.
Мне, пожарному, каждый день случается видеть проявления героизма. Но то, что продемонстрировала в тот день Скарлетт, было вершиной героизма – того рода мужеством, какое рождает только материнская любовь.
Дочь солнечного света
Эта малышка-горилла родилась в зоопарке. У ее матери Лулу было недостаточно молока, чтобы прокормить дочку, и служители зоопарка решили вмешаться. Они работали посменно, круглосуточно нося двухмесячную обезьяну на руках, подражая поведению настоящих горилл, заботящихся о своем потомстве. Малышка расцвела и росла необыкновенно ласковым и мягкосердечным созданием. Смотрители зоопарка назвали ее Бинти Джуа, что означает на суахили «дочь солнечного света».
Поскольку Бинти Джуа родилась в неволе, она вполне довольствовалась такой жизнью, лазая по деревьям в своем вольере и радостно играя с другими гориллами.
В зоопарке жил старый самец гориллы, огромный, с седой спиной, который никогда не выказывал никакого интереса к воспитанию детенышей. Что-то в Бинти Джуа привлекло старого самца, и когда Бинти исполнилось шесть лет, она забеременела.
Смотрители зоопарка опасались, что, поскольку у молодой гориллы не было перед глазами примеров материнского поведения, она, возможно, не будет полностью готова к заботе о собственных отпрысках. И они стали давать ей уроки. Вместо детеныша использовали мягкую игрушку и учили обезьяну прикладывать «ребенка» к груди и постоянно носить его на руках, как делают гориллы в дикой природе.