Мировая борьба. Англосаксы против планеты - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Фурсов cтр.№ 80

Корейская война сблизила «кузенов» до такой степени, что в течение какого-то времени МИ-6 и ЦРУ начали работать в тесном контакте, вплоть до планирования совместных операций.

Итак, Корейская война подарила США новый «баланс сил» в мире. Но «баланс сил» не есть нейтральное понятие. Это так – для простачков. Как писал в 1923 г. Норманн Энджел, один из ярких политических публицистов Великобритании, «“баланс сил” в действительности всегда означает стремление создать превосходство сил на нашей стороне […] Принцип “баланса сил” означает в действительности требование превосходства. Требование превосходства сил означает акт агрессии».

Ай да англосакс! Ай да сукин сын, чётко излагает классовую и национальную позицию: установление баланса сил достигается посредством агрессии, а сам баланс сил есть фундамент и плацдарм для агрессии – англосаксонское credo. Впрочем, об этом по поводу англосаксов очень хорошо ещё в 1854 г. написал в работе «Политическое равновесие и английская империя» (второе издание – 1877 г.) блестящий русский географ и экономстатистик Иван Вернадский – отец великого геохимика и дед известного историка, сформулировавший задолго до англосаксов их теорию анаконды. Задолго до Энджела И. В. Вернадский написал, что политическое равновесие для англичан – это господство везде, где только представляется удобный случай. Корейская война создала такой «баланс сил» для США, который улучшал их позицию и облегчал агрессивные действия.

Поскольку Япония стала важным фактором обеспечения безопасности США, а американцы не хотели восстановления традиционных японо-китайских экономических связей, стало необходимым, как подчеркнул госсекретарь эйзенхауэровской администрации Джордж Фостер Даллес, развитие торгово-экономических связей Японии с некоммунистическими странами Азии, включая таковые Юго-Восточной Азии и Южную Корею, получение от них сырья, весьма желательно. О том же говорил американский банкир Джозеф Додж. Ирония истории, заключавшаяся в этих предложениях, состояла, пишет Мартин Уокер, в том, что если в начале 1940-х годов США боролись против японской Восточноазиатской сферы великого сопроцветания, то в начале 1950-х не только начали восстанавливать экономическую мощь Японии, но и способствовать созданию чего-то вроде такой сферы.

Если на востоке Евразии Корейская война подхлестнула создание антикоммунистического форпоста «Япония», то на западе форпоста «Германия». В конце 1940-х годов Великобритания и Франция примирились с экономическим восстановлением Германии, но выступили резко против её ремилитаризации. Теперь, с глобализацией, ХВ, скрепя сердце и с явным неудовольствием, они вынуждены были согласиться.

Но как говорится, «не всё коту масленица». Корейская война подорвала тот вариант политики по отношению к Китаю, который в США считали весьма желательным и над которым работали. С конца 1949 г. представители американской администрации в частных разговорах подчёркивали, что в Вашингтоне надеются на скорое «исчезновение Формозы», т. е. на падение режима Чан Кайши на Тайване. За этим должно последовать признание нового Китая и принятие его в ООН. Цель – вбить клин между СССР и Китаем. «Эта версия китайского “титоизма”, – пишет Кэрол Куингли, – никогда не стала государственной (public) политикой, однако 12 октября 1949 г., после того как Объединённый комитет начальников штабов под председательством Эйзенхауэра проголосовал за то, что Формоза (Тайвань. – А.Ф.) не настолько стратегически важен, чтобы посылать туда войска; три департамента Пентагона и государственный департамент единогласно сошлись на том, что Формоза будет завоёвана Красным Китаем к концу 1950 г.». Ну а после этого американцы могут использовать КНР против СССР.

Корейская война сломала эти планы, и США начали интенсивно использовать Китай против СССР не с 1950 г., а с 1970, причём весьма успешно: именно с помощью КНР США рушили Советский Союз, выращивая себе конкурента.

Корейская война стала вторым (и намного более серьёзным) советско-американским кризисом после блокады Берлина. И опять обе страны избежали прямого конфликта. «Вашингтон и Москва, – пишет Уокер, – учились действовать в новых стратегических условиях, когда необходимость предотвратить превращение кризиса в полномасштабную войну оказывалась более важной, чем локальная победа. Холодная война в качестве системы международного контроля стала институтом». И произошло это по сути в ходе Корейской войны 1950-1953 годов. Впрочем, в этот период в ХВ происходили события в известном смысле не менее, а быть может и более важные, чем война в Корее.

Уже в самом начале ХВ, т. е. когда выяснилось, что «горячий», непосредственно военный вариант сокрушения СССР невозможен, США главный акцент сделали на ведение экономической и психологической (психоисторической) войны.

В экономической войне расчёт был на то, что СССР выйдет на уровень 1940 г. только в 1965 г. СССР огорчил врага, выйдя на этот уровень в 1949 г., заодно снизив по сравнению с 1940 г. детскую смертность в два раза, увеличив число врачей в 1,5 раза, научных работников в 1,5 раза, числа вузов в 0,5 раза. Не случайно в 1952 г. кандидат в президенты США Эдлай Стивенсон заметил: если темпы роста производства сохранятся, то к 1970 г. объём русского производства в 3-4 раза превзойдёт американский, США проиграют экономическую гонку, что приведёт их к печальным последствиям.

Хотя объём производства СССР к 1970 г. не превзошёл американский в 3-4 раза, в главном Стивенсон оказался прав: к этому времени США проиграли СССР экономическое соревнование, экономическую компоненту ХВ, но они стремительно набирали очки в войне психологической. Именно поэтому руководство СССР не заметило американского проигрыша; благодаря американской пропаганде и другим формам психоисторического воздействия, включая системное НЛП, советские руководители и их «интеллектуальная обслуга», т. е. все эти «красненькие» и «зелёненькие», если пользоваться терминологией Эрнста Неизвестного, не могли увидеть, а увидев – поверить в проигрыш США в сфере экономики. Советские «валенки» заранее отдавали пальму первенства американским «ботинкам», и в этом был главный успех последних – как говорил Тацит, в бою проигрывает тот, кто первым опускает глаза.

Главным оружием янки в экономической войне был доллар, Сталин это прекрасно понимал. Его ответный удар был прост. 1 марта 1950 г. Совет министров СССР постановил перейти к исчислению рубля не на базе доллара (как это делалось с июля 1937 г.), а на золотой основе. Аргументировалось это ухудшением финансово-экономической ситуации на Западе: в Европе – девальвацией европейских валют; в США – ростом цен на предметы массового потребления, инфляцией и снижением покупательной способности доллара. Согласно постановлению устанавливалось золотое содержание рубля (0,222168 грамм чистого золота при цене золота 4 руб. 48 коп. за 1 грамм); цена американского доллара устанавливалась в 4 руб. вместо прежних 5 руб. 30 коп. Эта мера не только укрепляла советскую экономику, но и наносила удар по доллару как универсальной мировой валюте, как мощному средству господства США над миром и орудию ХВ, сокращала долларовое пространство. «Сталин, – верно замечает Юрий Мухин, – не то что отказался использовать доллар во всё расширяющейся международной торговле СССР, он даже оценивать товары в долларах прекратил. Можно ли сомневаться, что для США он стал самым ненавистным человеком?». «Сталин, – пишет Арсен Мартиросян, – попросту подорвал установленную после войны систему золотого стандарта доллара, опиравшегося на схему 34,5 доллара за одну тройскую унцию золота (31,103477 грамм), под которую янки сумасшедшим образом производили бешеную эмиссию зелёных фантиков».