Военный конфликт и, как следствие, расширение американского присутствия, законы военного времени спасали лисынмановский режим. Оставалось лишь непосредственно спровоцировать северян на конфликт (есть информация такого рода) или сработать косвенно – создать впечатление лёгкой победы, а затем реализовать план «SL-17» и «на плечах отступающего противника» захватить весь полуостров – американцы были уверены, что СССР непосредственно не вмешается в войну. Так оно и вышло. Но американцы просчитались в двух отношениях. Во-первых, они не учли, насколько слаба южнокорейская армия; во-вторых, не предвидели военного вмешательства китайской армии, не позволившей Штатам американизировать полуостров.
Что касается советских намерений, то речь не идёт об экспансионизме. Суть в другом – в самой логике ХВ. Кроме того, обостряя ситуацию на Дальнем Востоке Евразии Сталин автоматически снижал градус противостояния в Европе, где Берлинский кризис обострил ситуацию. Корея была значительно важнее для Китая, чем для СССР. Впрочем, в случае необходимости, Сталин делал «ходы конём» и в противоположном направлении – с востока на запад. Так, в мае 1952 г., когда шла Корейская война, резко обострилась ситуация во Франции. Здесь коммунисты организовали мощные демонстрации, формально – против визита американского генерала Риджуэя. Однако некоторые исследователи полагают, что визит был лишь поводом для создания политического кризиса IV республики. Выступления коммунистов совпали не только с Корейской войной, они произошли сразу же после того, как правительство Пинэ в мае 1952 г. подписало договор об учреждении Европейского оборонительного сообщества, предполагавший создание единой армии западноевропейских стран, включая ФРГ. Демонстрации переросли в серьёзные волнения, напугавшие правительство, оно ответило арестами коммунистов – ещё одно поле боя ХВ.
В отличие от троцкистов, Сталин был противником тотального насаждения коммунистических режимов в мире; в большинстве случаев он готов был удовлетвориться национализмом, хотя бы «умеренно антиимпериалистическим». Показательно, что СССР в 1945 г. не торопился признавать ДРВ, а в 1948 г. Сталин даже отправил своего представителя к Мао предупредить того, чтобы он, как пишет биограф Чан Кайши Джонатан Фенби, «не слишком давил на поверженного противника из-за возможных провокаций со стороны США». Думаю, по поводу американских провокаций Иосиф Грозный лукавил, скорее всего, ему хотелось иметь либо два Китая, либо один Китай с «компромиссным» правительством – в 1963 г. Мао напишет, что «китайская революция победила вопреки воле Сталина». Тот факт, что в марте 1949 г. Ким Ир Сен дважды встречался со Сталиным и ему была обещана массированная военная помощь, не значит, что Сталин подталкивал Кима к военным действиям. Другое дело – согласие Сталина, а затем согласие Мао передать в распоряжение Кима те части НОАК, которые состояли из этнических корейцев. Прав Андрей Ланьков: именно это сыграло большую роль в подготовке войны.
Однако всё это в конечном счёте не имело значение. Главным было то, что война заставил Трумэна прислушаться к тем, кто проталкивал директиву СНБ-68. «Корея спасла нас», – откровенно признал шеф Государственного департамента Дин Ачесон. Интересная деталь: в то время как сначала американские военные были против участия американских войск в наземных операциях, госдеп выступал за и победил. «Войны ждали с минуты на минуту. А когда она началась, она разразилась как гром среди ясного неба», – так характеризует начало Великой Отечественной войны Александр Зиновьев. Но так начинаются почти все войны, Корейская – не исключение.
Корейская война
Начало войны было блестящим для северян: в ходе наступления 75-тысячной армии уже на третий день войны они взяли Сеул. Вообще численность северокорейской армии достигала 135 тыс. человек, включая 25 тыс., подготовленных советскими инструкторами и прошедших хорошую школу в войне в Китае против Гоминдана. Южнокорейская армия насчитывала 100 тыс. человек, они были хуже вооружены и плохо обучены. Эти данные приводит Стивен Хоуарт в своей истории военно-морского флота США.
К концу августа в результате успешно проведённых Тэджонской наступательной (3-25 июля 1950 г.) и Нактонганской (26 июля – 20 августа) операций северяне установили контроль над 90-95 % территории страны. Однако уже в конце июля их коммуникации оказались чрезмерно растянутыми, что делало позиции армии КНДР уязвимыми. Не случайно, наблюдавший за событиями с всёвозрастающей тревогой Мао Цзэдун 4 августа на заседании Политбюро КПК поставил вопрос о необходимости оказать Северной Корее прямую военную помощь, несмотря на возможность ядерного удара США. Во второй декаде августа Мао предупредил Ким Ир Сена о возможности высадки американских войск под командованием генерала Дугласа Макартура в Инчхоне (узкий перешеек к югу от 38 параллели). Такой прогноз представил один из военных советников Чжоу Эньлая. Ким не внял и поплатился.
14 сентября американцы (формально – многонациональные силы ООН, по решению Совбеза ООН от 7 июля 1950 г., когда впервые международная организация проголосовала за использование силы против отдельного государства) высадились в Инчхоне – операция «Хромит», бросив на весы военной истории за время Корейской войны 1 млн. человек, 1 тыс. танков, 1 600 самолётов и свыше 200 кораблей 7-го флота США. Хотя резолюция ООН требовала лишь изгнания северокорейских войск за 38-ю параллель, т. е. за границу, Макартур наплевал на это и перенёс военные действия на территорию КНДР и погнал северо-корейцев на север. Высадка американцев в Инчхоне стало неприятным сюрпризом особенно для Сталина. Советский вождь хотя и не исключал полностью возможности американского вмешательства, полагал, согласно некоторым источникам, что США не станут всерьёз воевать из-за небольшого кусочка земли за далёким морем. Он ошибся; Сталин после перенесённого в октябре 1945 г. инсульта вообще стал ошибаться – «Акела промахнулся»: возраст, да и эпоха, которой Сталин был адекватен, уходила.
К 20-м числам октября 1950 г. американцы и южнокорейцы вышли в южные районы КНДР.
Терпя поражение, КНДР обратилась за помощью к КНР и СССР. 19 октября китайцы перешли р. Ялуцзян и начали развёртывать наступление. Американцев охватила эйфория. 18 октября ЦРУ сообщило: «Корейско-советская авантюра провалилась». То есть всё – победа. Но вот тут-то в дело вступили китайские добровольцы, сорвавшие все хитрые планы США. Причём вступили совершенно неожиданно для США. Если о возможности вторжения северокорейцев ЦРУ предупредило президента аж 10 марта, то возможность вмешательства КНР в войну ЦРУ отвергало полностью.
Как отмечает Тим Уайнер, автор истории ЦРУ с красноречивым названием «Наследие из пепла», ещё (или уже?) 11 октября ЦРУ заверило Трумэна, что у китайских коммунистов нет намерения широкомасштабного вмешательства в войну. 30 октября ЦРУ подтвердило свой прогноз, объяснив концентрацию китайских войск на границе необходимостью починки дамбы. И это несмотря на несколько сигналов от сотрудников управления из Токио и с Тайваня. Их не хотели слушать. Макартур, придя от таких предупреждений в ярость, пригрозил одному из «сигнальщиков» расстрелом. Хотя такой вариант был вполне предсказуем, а как пишет Кэрол Куингли в своей замечательной книге «Трагедия и мечта. История мира в наше время», почти неизбежной: Китай не мог позволить уничтожение буферного государства. 23 октября противник успел взять столицу КНДР Пхеньян (днём раньше китайцы вошли в Тибет, верно рассчитав, что в условиях вовлечённости в Корейскую войну, Запад «не дёрнется» – так оно и вышло), а 25 октября китайско-корейские части нанесли удар, отбросив противника на 50-60 км. «Воздух» обеспечили советские лётчики, получившие 1 ноября разрешение пересекать границу Кореи.