Солдаты Апшеронского полка. Матис. Перс. Математик. Анархисты - читать онлайн книгу. Автор: Александр Иличевский cтр.№ 240

Семейство джейранов, привыкших к отсутствию людей, прошло в нескольких шагах от кордона. Пораженный тюльпанами, я вернулся осмотреться подробней. Окна были заколочены. Сарай Хашема тоже стоял запертый, но у меня были ключи. Внутри вроде всё было на месте, но всюду полно песка: весь сарай изнутри светился щелями. Разгребая слой песка в два пальца, я разобрался на столе и в ящиках, развинтил ножом компьютер, снял винчестер, подобрал несколько тетрадей. Предмета моих поисков – архива Абиха нигде не было. Я еще раз перерыл весь сарай, заснул в нем, слыша родной звук ночной степи. Один раз мне показалось сквозь сон, что кто-то ходит рядом, но я не проснулся – я привык знать, что егеря поблизости. Но утром я оторопел на несколько мгновений – кругом же пусто!

Побродил вокруг, хотел вытащить и распростать кайт Хашема – вещь, так долго питавшую мою зависть. Но в сарае ничего не нашел – а вчера ведь всё было, – я даже смазал подшипники в колесах тележки, готовясь к тому, чтобы утром попытаться овладеть куполом и ветром… Следы? Я видел следы – как кто-то босой тащил кайт, как катил тележку… Мне стало не по себе.

К обеду я распрощался с кордоном и решил напоследок прошвырнуться, вдохнуть степь. Я сначала разбежался, затем пошел шагом, снова побежал и увлекся чувством полета. Наконец остановился, чтобы осмотреться и откорректировать направление, потому что, очарованный, я двигался как придется, лишь стараясь держаться поодаль от озера, вдруг на восхождении разливавшегося в стороне за мгновенно тончавшим камышовым безбрежьем. Я отдохнул и выверил свое местоположение по солнцу и компасу, как вдруг заметил группу людей, шедших целиной. В бинокль я разглядел их возбужденные лица. Составленные в шествие по двое, они двигались к морю. Они шли по Ширвану и били себя ремнями. Крест-накрест. Их было двенадцать. Ни одного из них я не узнал в лицо.

Я был поражен, ведь никто не мог передать людям память о великом пророке. Апшеронский полк был разгромлен. Аббас, он мне писал, переехал с Соной на Украину; первая жена помогла – детям родной отец небезразличен. Петр вскоре умер, писал Аббас. Шурик тогда же с семьей подался в центр пустыни Негев; сообщал оттуда, что работает на автозаправке, доволен. Так что кругом здесь пусто. А по селам и деревням ничто чужое не живет: дома стоят окнами во двор, с закрытыми глазами.

Кто же эти парни? Новые егеря? Они идут напористо, что-то поют и бьют себя ремнями, крест-накрест, нещадно. Они усердны, наслаждение и страдание, выражаемое их лицами, могли бы принадлежать людям, занимающимся любовью.

Как вдруг я вижу то, что и им показалось издали – и на что они указывают руками, к чему устремляют свой шаг. Впереди широкими галсами взлетает и опадает за линию горизонта купол кайта. Я не верю своим глазам, мне страшно. Я бегу, но оборачиваюсь и иду обратно. Скоро я поверил себе и заметил, что парни уже лежат на земле, лицом вниз, подымаются, потрясают руками, что-то кричат и снова падают ниц.

Свежо наддувает ветер, и касание земли перестает походить на обрушение, становится мягче, предсказуемей, кайт и дальше идет галсами, и никто не видит, как далеко позади два мальчика входят на поле диких тюльпанов… И снова наверху тишина, похлопывает колеблемое ветром полотно, и потихоньку скрипят колеса тележки, еще вертясь после прикосновения Ширвана.

27 августа 2009

В те времена мир еще не осознал благую весть Интернета, и Максиму Покровскому было только тридцать шесть лет. Планета еще не содрогнулась от взорвавшейся ипотеки, и салон бизнес-класса рейса Амстердам – Пекин был полон.

Нина заснула сразу после того, как самолет набрал высоту. Максим убедился, что мышцы ее лица расслаблены, приблизил палец к ее приоткрытым губам, убрал руку, выпрямился и стал шепотом уговаривать стюардессу налить ему коньяка: «Страха не ведают только женщины и дети, а я смертельно боюсь летать». Пока тянул коньяк, не шевелился, косился на профиль жены, матери двух его детей, мальчика и девочки. Когда он смотрел на нее спящую, ему иногда казалось, что видит ее впервые или будто подзабыл ее и теперь вынужден преодолевать настороженность, словно надо привыкнуть к новой, пришитой руке, – смешанное чувство приобретения и придирчивости к обнове.

Высокие скулы, прямой нос, волосы убраны в тосканский узел – наполовину гречанка. Отец – дипломат, аристократ: родовое поместье в Афинах, сейчас наслаждается на пенсии преклонением соотечественников, родной кухней, ранними утрами уходит в море на шлюпке ловить рыбу. Вилла находилась на Патмосе. Максу побывать там было заказано, но всегда хотелось, ибо, размышляя об идеальных условиях работы, он завидовал апостолу Иоанну, который в уединении на острове писал Откровение, всматриваясь время от времени в морской горизонт – наилучший объект созерцания.

Мать – номенклатурная москвичка, сильная, властная и вздорная. Брак родителей жены – плод антимонархических репрессий хунты «черных полковников», которые вынудили Нининого отца на полтора десятилетия обрести убежище в Москве. Дочь не была ни в русоволосую полную мать, время от времени порывисто тревожившуюся обо всем на свете, ни в южно-жгучего вальяжного отца. Случайно вынутая из генной библиотеки последовательность кода отмотала в фенотипе назад три тысячелетия. Нина вся – особенно тонкой, но полнобедрой своей фигурой – напоминала изображения, населяющие барельефы храмов Дельф и Эфеса. Широкоглазая грация отличалась внезапными вспышками гнева, которых Максим никогда не мог предугадать. Имея взрослый разряд по волейболу и будучи левшой, Нина отвешивала пощечины сокрушительно и внезапно, их силу Максим не раз имел возможность испытать на себе. Эти оплеухи приводили его в отчаяние, он едва сдерживался, чтобы не ответить, однажды схватил ее за талию и перевернул вверх тормашками – она стала как шелковая.

Отключаясь, он любовался воинственно-жреческим профилем жены. Снова совместная поездка обернулась для нее мукой. Муж – разгильдяй и изверг, несносный капризный человек, суть которого ей была неведома. Однако она была не в силах противостоять некоему варварству внутри себя, которое дозволяло ей обращаться с мужем как с равным.

В Амстердаме служба безопасности отказалась пропускать Максима на борт, но Нина всегда готова к боевым действиям, она всегда рядом с мужем, всегда начеку, будто это не муж, а бомба замедленного действия. Достала папку, выпростала пригласительные грамоты, но в них службисты даже не заглянули – тогда она извлекла разворот из «Нью-Йорк Таймс» и показала интервью с фотографией на половину полосы.

Нина объяснила, что вот этот задержанный секьюрити взлохмаченный, в дымину пьяный тип в растянутом на животе и локтях свитере – как раз и есть тот, кто изображен посреди газетного листа: светло улыбающийся человек с лицом подростка, в пиджаке и белоснежной рубашке с отложным крахмальным воротничком, лауреат крупнейшей в мире математической премии. Она предъявила приглашение Всемирного математического конгресса, который завтра открывается в Пекине. Вселенский конгресс проходит раз в четыре года и приурочен к вручению Филдсовской медали – награды, чей статус равен Нобелевской премии. А вот этот перебравший, усталый молодой человек – один из двух виновников события ^[28].