Солдаты Апшеронского полка. Матис. Перс. Математик. Анархисты - читать онлайн книгу. Автор: Александр Иличевский cтр.№ 239

– Это он, – наконец прохрипел Хашем и быстро-быстро сполз, утягивая меня вниз за ногу.

Я успел заметить, как сокольничий взмахнул рукой и запустил балобана-разведчика, как он скользнул понизу, как заструились за ним путцы…

Следующую ночь я спал под пологом и на рассвете сквозь дрему видел, как мимо прошел Хашем с ружьем за плечом и клеткой, в которой ссорились две изъятые из инкубатора хубары…

Утром я врубил Хендрикса и сварил овса со сгущенкой на двоих, поджидая Хашема.

Только к полудню я перестал гадать, куда он подевался.

Часам к шести я вышел на берег и стал спускаться к оливковой рощице, в тени которой арабы разбили лагерь. Белый океанический катер еще виднелся у горизонта, и я не рискнул двигаться дальше, подождав еще какое-то время, пока он совсем не скрылся из виду.

На месте лагеря я обнаружил мусор – брошенные обертки, картонные коробки, несколько гильз, перья в песке, кострище, голову хубары и следы крови, ведшие к морю, откуда вдруг донесся стон.

Приблизившись, я увидал чудовище. Сердце било в глаза, и я не мог никак распознать, что́ я вижу. Хашем лежал у кромки воды, в ногах у него валялась его кожа, снятая надвое со спины и груди. Нагое его мясо было осыпано перьями – серыми хубары и белыми кречета. Прилипшие перья дрожали на ветру.

Глаза Хашема были открыты. Он еще дышал.

– Подожди, подожди, братишка, – говорил я Хашему.

Он смотрел то вверх широко открытыми от напряжения глазами, то на меня, рот его открывался, как у рыбы, будто хотел проглотить воздух или выдохнуть слово. Я метнулся к рюкзаку, открыл клапан, кинулся обратно и подобрался к нему, боясь смотреть вниз, где полоскалась кожа, трогавшая, хлопавшая по ногам, как широкий лист водорослей. Я дотянулся до его губ и вытряхнул из пузырька Луку. Хашем закашлялся.

По сию пору не знаю, зачем я это сделал. Но нужно было что-то делать, и я сделал то, что подсказало мне само мое тело. Коричневая юшка стекала с губы на подбородок. Я умыл его, он откинулся назад, и волна закачала его туда и сюда, обтекая, потягивая и вдруг срывая… Я взял его за руку, глядя на страшную полосу, начинавшуюся от ключицы. Хашем еще дышал, всё тише, казалось, он успокаивается и засыпает.

И тогда я повалился на песок рядом с ним и потерял на какое-то время сознание или заснул от истощения – ослабел под плитой шока.

Очнулся. Тела Хашема нигде не было. Я пошел, потом побежал вдоль берега. Затем в другую сторону. Залез в воду, доплыл до первой банки. Я выпрыгивал из волн по плечи, стараясь разглядеть. Я переплыл на вторую банку. Волнение увеличивалось, волна стала обрывиста, мне показалось, что я что-то углядел, но без лодки в такую погоду я бы не управился. Я вернулся и помчался в сторону Куры, где надеялся взять лодку. На ближайшей ватаге я оказался уже на закате, упросил рыбаков забросить в Ленкорань, к пограничникам, кричал, что человек утонул, умолял погранцов выйти в море, сулил деньги… Мы вышли за полночь и часа три ходили вдоль Ширвана, шаря лучом прожектора в обе стороны. Кто-то жег на берегу костер, но, когда пристали, я только застал залитые угли. Следующие десять дней я провел на берегу, обезумевший, мотаясь туда и сюда в поисках тела Хашема. Я шел вдоль берега, высматривая впереди скопления чаек. Но всякий раз это оказывались рыбина или тюлень. Пограничный катер иногда маячил за третьей мелью, спрашивал прожектором: «Доложить обстановку». Я отвечал флажковым лепетом: «Слышу голос. Поиски пока безрезультатны». Мне отвечали: «Повторите». Я отвечал: «Поиски безрезультатны».

Я приехал в Ширван четыре года спустя, 25 марта, накануне дня смерти Хашема. Чувство утраты вдруг снова стало свежо, и я решил ехать. Перед отлетом съездил на могилу к Керри. Просторное кладбище над Walnut Creak, искрящиеся гравийные дорожки, белые камни, солнце садится в предгорья, шоссе бетонной рекой льется по краю ущелья. Керри лежит под дубом рядом со своим отцом и бабушкой. Я постоял над могильной плитой, мысленно составляя из букв его имени слова. Их получалось не слишком много. Даже фразы не составить. И вдруг вспомнил, как он говорил: «Смерть лучший отдых, ни одна сука не разбудит».

Я пожалел, что транзит выбрал через Москву. Через два дня я рухнул в этот город, как бешеный поезд в горах вылетает на мост, перед тем как снова влететь в тоннель: ничего не помню с момента, когда в аэропорту купил шоколадку и литровую бутылку «Абсолюта». Очнулся только в самолете. Перед посадкой потянулось море, из далекого детства – оцинкованная стиральная доска с белыми штрихами гребней, которые шли ровными когортами строго по норду. При посадке порыв ветра едва не снес нас с полосы, но летчик оказался асом. Я снова был рад родному городу, продувному, неуютному в это время еще не вполне очнувшейся весны. В гостинице я распахнул окно и лежал под двумя одеялами три дня, курил и потягивал Jameson, любимый виски Керри. Я старался не шевелиться и неотрывно смотрел в бинокль на бухту, на крыши, в окна.

В Ширване я сказал, что зоолог, интересуюсь талышским турачом, купил билет на посещение национального парка, отметил на бланке рекомендованный маршрут, время предполагаемого прибытия. Ни один из новых егерей мне не был знаком, говорил я на английском, на мне были темные очки, а Эверса я так и не встретил.

Миновав ворота, я с трудом сдерживал шаг. Вместе со мной в Ширван входили немцы, степенно переговаривались насчет скидки за групповую экскурсию, и две беспокойные полячки, которые нагнали меня, волнуясь, как там в Ширване с водой – у них было мало воды, только по литру на глотку. И я их испугал, хотя весной в степи вполне сносно и можно в крайнем случае пожевать джейран-оту, но мне хотелось поскорей остаться одному, и я сказал, что воды нет нигде, хотя по кордонам всегда были запасы, я так и сказал им: «Ширван – безводное место, здесь можно умереть без воды, особенно если заблудиться. А тут легко можно заплутать, если даже не сходить с дороги». – «А вы уже были здесь?» – полячки перешли на иноходь. Я отделался от них несколькими фразами, всё боялся сорваться на бег, и вскоре они спали с шага и побрели обратно закупаться газировкой.

Ширван распахнулся и принял меня как родного. Я возликовал, я вреза́лся в тугие заросли гребенщика и валился на них, подставляя грудь раскачивающемуся небу. Кордон Святого Камня стоял заброшенным. Хазри изрядно потрепал навес над vista point, по краям часть жестяной кровли была отогнута и белела изнанкой. Вокруг я никого не встретил, не обнаружил признаков недавнего жилья. Я поднялся наверх осмотреться. Дорожка к туалету разобрана, видимо, кому-то понадобились плитки, с самой будки снят шифер. Вот и весь урон. Степь просыпалась от зимы, еще не в полный голос гремела птицами, но, уже бескрайне залившись зеленью, поднималась непобедимой силой воскрешения. С моей vista point я разглядел в направлении моря ярко-алое пятно – и, не веря своим глазам, ринулся вниз. Поле диких тюльпанов кинулось мне под ноги. В том, как росли питомцы Эйхлера, видно было разделение на гряды. Наверное, Хашем, находя в Ширване дикий тюльпан, выкапывал его луковицу и забирал с собой. Но кто высадил тюльпаны в одночасье?