Петрова подтащили к ногам Алима.
«Тю-у-у! Какой же это богатырь? – разочарованно подумал «предводитель команчей», оглядывая с ног до головы худощавого мужчину с седым виском. – Любой из моих ребят перешибет его голыми руками пополам…»
– Что, несладко? – присел он на корточки рядом с пленником. – Ручки бо-бо, головка бо-бо, в ротике ка-ка… А ты что думал? Что Эфенди простит тебе твои шалости? Нужно было в Париже соглашаться на то, что тебе предлагали, а теперь извини – время предложений прошло.
– Что вам надо? – прохрипел пленник.
– Все то же, – развел руками Алим. – Номера счетов, на которых лежат деньги господина Мамедова. Один счет мы, правда, заблокировали, но…
– Это мои деньги, – перебил Петров.
– Нет, это не твои деньги, – ласково проговорил Байхатов, подражая виденному когда-то в кино персонажу. – И даже не мои деньги. Это деньги господина Мамедова. Отдай их, и будешь жить.
– Все равно вы меня живым не отпустите…
– Вот видишь, какой ты понятливый, – расплылся в улыбке Алим. – Конечно, не отпустим. Но какое-то время поживешь. А если не отдашь…
Посланец Мамедова поднялся на ноги и кивнул подручным, держащим пленника за плечи. Те рывком подняли его с земли и повернули в сторону хибары. Там сумрачный седобородый громила в черном «басаевском» комбинезоне и такой же бандане меланхолично остругивал огромным тесаком свежесрубленную осинку, заостряя один ее конец, как чертежный карандаш.
– Понял, что это такое? Молчи, молчи, по глазам вижу, что понял! Берем эту штуку, намазываем острый конец салом… Ты еще молить будешь, чтобы тебя пристрелили, шакал. Добрым словом помянешь тех, кто железом тебя пытать хотел… Подготовьте его, – начал Алим и осекся, увидев волчий взгляд пленника, мазнувший по окружающим его людям.
Старого бойца всегда спасала его мгновенная реакция. Он схватился за лежащий в кобуре за пазухой пистолет, и…
* * *
«Четверо с автоматами, – мысленно сообщил Саша ротмистру. – Двое с пистолетами, один не вооружен… вроде бы. Вы знаете, граф, что такое автомат?»
«По вашим фильмам, – буркнул Ланской. – Полагаю, нечто вроде ручного пулемета».
«Зря полагаете. Стрельба из этой штуки несколько отличается от пулеметной. Но, боюсь, у меня не будет времени все вам объяснить. Как распределим роли?»
«Не торопитесь. Просто представьте себе, как приводите этот… автомат в действие и стреляете. Вы сами-то пользоваться им умеете?»
«Обижаете! Два года мишени дырявил».
«Тогда чего же вы ждете?»
И Александр представил. Представил, как выхватывает из рук особенно не приглянувшегося ему крепыша «АКСУ», большим пальцем переводит флажок предохранителя на автоматический огонь и вспарывает очередью брюхо горца…
«Стоп! – спохватился он. – Видите, какие они толстые? Наверняка под одеждой бронники… Ну, бронежилеты».
«Это что? – деловито поинтересовался ротмистр. – Нечто вроде кирас?»
«Примерно так… Но это – не кирасы. В смысле – не из металла. Особое волокно, которое не пробивает пуля. Даже в упор, боюсь, пять-сорок пять его не пробьет. Это калибр пули…»
«Я понял. Ну что же – будем бить по незащищенным участкам тела».
«Э-э-э…»
«Да не бойтесь вы, Саша: я не терял времени зря и подготовил наше общее тело ко многим случайностям. Верьте мне и, главное, не мешайте…»
В этот момент боевики подняли Петрова на ноги и показали остругивающего кол боевика.
«А вот та игрушка мне нравится…»
«Кол?!! Вы что…»
«Успокойтесь, Саша. От сидения на этой деревяшке я удовлетворения не получу. А вот то, чем его остругивают…»
– Понял, что это такое? Молчи, молчи, по глазам вижу, что понял! Берем эту штуку, намазываем острый конец салом… Ты еще молить будешь, чтобы тебя пристрелили, шакал. Добрым словом помянешь тех, кто железом тебя пытать хотел… Подготовьте его, – разливался соловьем бандит, но, не закончив, отпрянул и сунул руку за пазуху.
Поздно.
Ротмистр, используя держащих его за плечи боевиков как опору и даже не пытаясь пока вырваться, пружиной кинул нижнюю часть тела вперед и вверх, влепив обе подошвы в грудь уже успевшего схватиться за рукоять пистолета главаря. С таким хрустом, словно мясницкий топор перерубил на плахе мерзлый окорок. Искалеченный кавказец с воем еще опрокидывался навзничь, а пленник, оттолкнувшись от его тела, заставил боевиков попытаться его удержать… Перед тем как кубарем полететь вперед, прямо на корчащегося от нестерпимой боли в раздробленной руке и сломанных ребрах предводителя.
Чудесно освободившийся пленник серой молнией прянул к дому, и очереди опоздавших на мгновение автоматчиков лишь посекли стволы сосен за тем местом, где он только что был. Но не под защиту бревенчатых стен он рвался.
С разбегу, не думая останавливаться, Петров-Ланской рубанул мыском ботинка по комлю кола, все еще сжимаемого в руках опешившим бородачом и, не теряя времени, вырвал из его руки тесак, больше смахивающий на короткую саблю.
Автоматчики опять замешкались всего на мгновенье, и превратившемуся в ураган бывшему уже пленнику этого хватило, чтобы волчком подкатиться к ним в упор.
– Хэх-х-х!
Острый, как бритва, клинок наискось вонзился в не защищенную «представительским» бронежилетом шею боевика, отделив от туловища голову так же легко, как мальчишка срубает прутиком цветок одуванчика. Поток крови брызнул в лицо второго, одуревшего от ужаса боевика и ослепил его, заставив выпустить очередь мимо. А секундой позже удар тесака оборвал его жизнь, вонзившись в череп и прорубив его до верхней челюсти. Крепкая кость намертво зажала клинок, но машине убийства уже не было до него никакого дела. Сильные руки вырвали у еще оседающего наземь кавказца автомат, и очередь из десятка оставшихся в рожке патронов швырнула о сосну последнего оставшегося на ногах противника. А остаток патронов из автомата второго, еще дергающегося обезглавленного бандита густо нашпиговал свинцом неуклюже пытавшихся встать на ноги боевиков, сбитых с ног первым ударом. Над поляной повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь бульканьем впитывающейся в мох крови, все еще текущей из перерубленной шеи, и чьим-то хрипом.
– А бронежилеты ваши, Саша, пардон, дерьмо, – произнес только что крушивший всех направо и налево окровавленный мужчина, деловито загоняя пинком кол поглубже в горло еще дергающегося палача, борода которого из седой стала красной. – Против пули-дуры не спасают…
Откуда-то из-за спины грянул выстрел, пуля рванула ткань на плече, но оставшийся невредимым пленник кувыркнулся за издыхающего бородача, на лету вырвал у него из ножен второй нож, поменьше тесака, и с шелестом метнул его в высунувшегося из-за куста человека с пистолетом в руках.
– А вот этого, граф, делать не стоило, – заметил Саша, стоя над содрогающимся в конвульсиях человеком с торчащей из середины лба черной пластиковой рукоятью. – Сдается мне, что это и был вертолетчик…