«Чувствовал я, что добром это не кончится, – тоскливо подумал Петров и украдкой бросил взгляд на только что покинутый столик: Натали, похоже, сразу забыла о нем – ишь, как увлеклась разговором по сотовому. – Разве такая акула, как Мамедов, с деньгами так просто расстанется…»
– Чего озираешься? – повернулся с переднего сиденья «Азнавур». – Девушка понравилась? Ай, какая девушка! Персик! Хочешь, с собой возьмем? Место в машине еще есть.
Саша промолчал.
– Ну, не хочешь, как хочешь, – разочарованно протянул бандит (ну не доктор же наук из близлежащей Сорбонны, в самом деле!). – Прокатились бы с ветерком.
– Куда?
– Да тут недалеко, ты не волнуйся, – абрек скалил зубы, наполовину металлические. – Давай, – кивнул он шоферу…
* * *
– Шарль? – взволнованно говорила, почти кричала тем временем Натали в трубку. – Это ты, Шарль?
– Да, это я, – иронично отвечал невидимый Шарль. – Как это ни странно – я. Или ты надеялась найти по этому номеру другого? Вообще-то, я, в отличие…
– Шарль, милый!..
– Вот тут извините, – невидимый Шарль был непреклонен. – Да, я был когда-то для тебя милым, даже, осмелюсь заметить, любимым, но…
– Потом, Шарль! Об этом – потом. Понимаешь, минуту назад какие-то незнакомцы посадили в машину одного человека и увезли…
– Стоп, – подобрался Шарль. – Что за человек? Что за машина? Номера запомнила?..
Разве мог иначе вести себя инспектор полиции двенадцатого Парижского округа?..
* * *
Квартира была большая, старинная. Наверное, в ней лет двадцать назад доживал свой век кто-то из старых аристократов, помнивших довоенный Париж. Не Париж сорокового, который вскоре ожидало нашествие ненавистных бошей, а Париж четырнадцатого, с неторопливо прогуливающимися по бульварам, под руку с кавалерами, дамами в кринолинах, извозчиками, уступающими дорогу редким еще авто, и неистребимым духом старого галльского легкомыслия, изрядно потускневшего за прошедшие десятилетия…
Но старина давала трещины и осыпалась пластами, как старая штукатурка, под натиском молодого двадцать первого века. Плоский ЖК-телевизор под портретом какого-то надутого офицера, затянутого в старомодный мундир, стопка DVD в ярких обложках на полке книжного шкафа, рядом с тисненными золотом корешками толстенных томов… Только до камина, топящегося, несмотря на теплую, в общем-то, погоду, технологический прорыв не добрался – никакой голографической имитации, самые что ни на есть настоящие поленья, пылающие жарким огнем и плюющиеся крошечными угольками на пол, хозяйственно выложенный в этом месте керамической плиткой.
«Чудики какие-то, – подумал Саша, против воли наблюдая за прихотливым танцем огненных чертиков за темной от времени фигурной решеткой. – Теплынь на дворе, а они тут целый мартен раскочегарили…»
Он вспомнил гораздо более скромную печурку в деревенском бабушкином доме. И то, как любил просиживать перед ней на зимних каникулах долгие вечера, просовывать в круглые дырочки чугунной дверцы осторожно отщипнутые от березового полешка лучинки, жадно пожираемые такими же, как здесь, огненными бесенятами… И ночевки у костра с папой.
– Понравился? – дружелюбно спросил по-прежнему безымянный кавказец (сходства с Азнавуром все-таки было маловато), усаживаясь напротив Саши в жалобно пискнувшее под его литым телом старинное кресло. – Мне советовали кирпичом заложить. Мол, сквозняки и все такое, да и копоть от него… А я, понимаешь, люблю огонек. Чтобы дымком пахло, чтобы по-настоящему…
– Ты меня сюда притащил камином любоваться? – невежливо перебил словоохотливого абрека Петров.
– Да нет, – облокотился на стол хозяин. – Не камином.
– Тогда давай ближе к делу.
– Торопишься? – блеснул коронками кавказец. – Ну, давай тогда к делу.
– Эфенди меня просил привет тебе передать, – продолжил он после минутной паузы. – Найди мне, говорит, Сашеньку нашего и спроси у него, долго ли он еще собирается дурака валять, от дела бегать…
– А ему какое собачье дело? Что хочу, то и делаю.
– Вай, вай, какой ты грубый, Саша… Эфенди человек уважаемый, а ты его собакой обзываешь. Нельзя так. А дело ему такое, что деньги, тебе даденные, не на баловство предназначены.
– Кого мои деньги волнуют?
– Всех волнуют, Саша. Эфенди надеялся, что ты новое дело начнешь…
– Чтобы он снова на него лапу наложил? Благодарю.
– А ты вот по Европам раскатываешь, тратишь денежки направо-налево… Это непорядок.
– Так ты за деньгами приехал?
– За ними. Не бойся, – поспешил заверить Александра абрек. – Тебя не обидим. Тебе для безбедной жизни десяти процентов хватит? Или пятнадцати? – расщедрился он.
Саша даже задохнулся от негодования.
– Вот вам десять, – сложил он кукиш. – А вот – пятнадцать, – в нос кавказцу ткнулся второй. – Передайте своему Мамедову, что ни гроша он не получит.
– Получит, – сокрушенно покачал головой абрек. – Все получит… Потому что, когда ты деньги отдашь, тебе и пяти процентов не понадобится… Соглашайся, не глупи, а? Скажи номера счетов, подпиши бумаги и ступай к своей девушке.
– Не скажу.
– Не скажешь… – покивал абрек. – Добром не скажешь… Что это у тебя? – цепко схватил он Сашу за рукав и, без труда преодолев сопротивление, подтащил правую руку к себе, намертво прихлопнув запястье могучей, поросшей с тылу черной курчавой шерстью, пятерней. – Шрам?
Цокая языком, он, не обращая внимания на Сашины попытки вырваться, долго изучал заросший шрам на том месте, куда вонзилась когда-то ручка.
– Говорят, ты терпеливый, – взглянул он в глаза собеседнику, после того как налюбовался всласть. – Говорят, «Паркер» в руку себе воткнул и даже не поморщился. Что, в самом деле терпеливый?
– Отпусти…
– А если мы проверим сейчас? – не слушал его посланец Мамедова. – Ваха, давай, – бросил он через плечо одному из спутников, сидящему на корточках у камина и лениво перемешивающему угли кочергой.
Тот согласно кивнул и встал на ноги. Конец старинной бронзовой кочерги пылал малиновым светом, и, как только сейчас понял Александр, толстую кожаную перчатку без пальцев «кочегар» надел вовсе не для шика…
«Пытать будут…»
В мозгу промелькнули настолько ужасные картины, что захотелось зажмуриться, затрясти головой и проснуться… И чтобы все происходящее оказалось лишь кошмаром, привидевшимся под утро. Но еще больше не хотелось показать палачам, что он струсил.
«Долго ли выдержу?.. А когда не выдержу? Счетов-то я все равно не знаю… Значит, будут пытать до конца. Эх, господин ротмистр, удружили вы мне со своим личным счетом…»
А «кочегар» со своей кочергой уже приблизился настолько, что Петров уже чувствовал исходящий от раскаленного металла горьковатый запах окалины. И легкое пока, почти приятное тепло…