Путешествие еды - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Роуч cтр.№ 58

Страница

Как выяснилось, из-за сужения пилоруса – нижнего желудочного сфинктера ^[162] – пища задерживалась в желудке молодого человека намного дольше положенного времени. Вдобавок, Макнаут заявил, что ему удалось выделить культуру бактерий, устойчивых к воздействию кислотной среды и производящих в процессе своей жизнедеятельности газообразные продукты. Углеводистая пища вкупе со временем и теплом тела в равной мере стимулировали порождаемое микроорганизмами брожение.

Эта история подстегнула мой интерес к коровам. Как мы уже выяснили ранее, рубец – это большая ферментационная емкость, огромное обиталище бактерий. Корова на выпасе способна ежедневно продуцировать сотни галлонов метана, обычно выходящих через ротовую полость. Напрашивается мысль, что в качестве вечернего развлечения скучающей сельской молодежи эта огнеопасная отрыжка вполне могла бы, если ухватить суть дела, соперничать с опрокидыванием коровы ^[163]. Но как получилось, что, проведя детские годы в Нью-Гемпшире, я никогда не слышала о коровьей отрыжке? Ответ нашелся у моего приятеля Эда Депетерса. Когда жвачное животное начинает пучить и объема рубца перестает хватать, оно действительно дает выход некоторому количеству метана, однако особым образом. Вместо того чтобы отрыгивать, корова, например, «переключает трубопровод», отводя газы вниз и направляя в легкие. И затем спокойно выдыхает. А, скажем, для вилорогой антилопы в саванне подобный способ может быть ключевым условием выживания. «Копытные животные в дикой природе, – поясняет Депетерс, – имеют обыкновение находить скрытое место где-нибудь в сторонке, чтобы без помех пожевать свою жвачку. Если лев, шествующий по соседству, услышит громкое хуу-ррп… Прости-прощай, антилопа!»

Поскольку некоторые из моих читателей, возможно, более, чем кто бы то ни было, пожелают вырваться на пастбище с зажигалкой в кармане и преступным умыслом сыграть шутку с одомашненными парнокопытными, позвольте мне добавить еще и вот что: попытка поджечь коровий выдох не произведет фонтан огня, как в случае с пациентом Макнаута. Из-за описанного выше механизма. Благодаря этой метан-отводящей системе, все, что может воспламениться, корова переводит в негорючие газы и только тогда выдыхает. Чтобы устроить взрыв, необходима отрыжка определенной концентрации и состава. А коровы оной не страдают.

Змеи, впрочем, тоже. Однако при определенных обстоятельствах они способны изрыгать пламя буквально в мифических объемах. Но чтобы покопаться в этом деле, мы должны покинуть Эда Депетерса с его унавоженными сапогами и крышкой-заглушкой в коровьем боку и вернуться в Алабаму – к нашему старому знакомому специалисту по змеиному пищеварению Стивену Секору. Для начала немного предварительной пояснительной информации. У многих травоядных рубца нет, поэтому ферментация происходит в слепой кишке – это своего рода карман, расположенный на стыке тонкого кишечника и ободочной кишки. Именно эти травоядные – назову для примера трех: лошади, коалы и кролики – имеют более крупную, чем у других, слепую кишку, или цекум. Питоны и боа-констрикторы тоже обладают увеличенной слепой кишкой. Сей факт представляется Секору крайне странным, поскольку эти змеи – плотоядные. Зачем, удивляется он, мясоедам требуется та часть пищеварительной системы, которой пользуются «вегетарианцы»? Вероятно, предполагает он, у этих змей в процессе эволюции слепая кишка развивалась таким образом, чтобы они имели возможность усваивать и ту часть питательных веществ растительного происхождения, которая остается в желудках их жертв.

Для проверки своей теории Стивен в лаборатории в Алабамском университете скармливал крыс ^[164] некоторым из питонов, а затем проверял последних на хроматографе, предназначенном, в частности, для анализа химического состава газов. Секор отслеживал уровень водорода в воздухе, выдыхаемом змеями в течение четырех дней после кормежки. Прибор действительно указывал на определенный всплеск, но этот пик возникал задолго до того, как съеденная крыса могла добраться до слепой кишки питона. Тогда ученому подумалось, что этот скачок нужно рассматривать как результат разложения, в процессе которого перевариваемая и выделяющая газ крыса давала в утробе удава эффект вспучивания. «Одно вело к другому», – замечает Секор (это у него такая манера сообщить, что он измерил, сколько водорода может выделять раздутый труп крысы). И его подозрения подтвердились. Уровень водорода оказался «выше крыши». И тогда Стивену явилось озарение: преданию об огнедышащих драконах можно найти биологически обоснованное объяснение… Не бросайте читать. Дальше будет круто.

Отмотайте ленту времени на несколько тысяч лет назад и представьте, что вы, одетый в меховые шкуры, тащите в родную пещеру питона, только что добытого вами на охоте. Правда, выражение «на охоте», применительно к вам, вероятно, не очень точное. Питон только что принял в себя целую газель и потому находился не в том положении, чтобы сражаться или спасаться бегством. А вы как раз свернули в нужную сторону и – вот она, неандертальская турдукен ^[165]. Или – газельтон. То обстоятельство, что газель уже как будто начала перевариваться, не слишком вас беспокоило. Первобытные люди охотились не только за свежатиной – они не брезговали и падалью. Соответственно, были привычны к мясу с душком. Однако ключевой момент в нашей истории связан все-таки с газами, образующимися в процессе разложения пищи в чьей-то утробе. Поэтому я снова возвращаюсь к Секору.

Страница